Как Иван III ликвидировал новгородский "майдан" и приступил к созданию Российской империи

До Шелонской катастрофы Новгород обладал в политической системе Северо-Восточной Руси очень специфичным статусом. Во внутренних делах он был абсолютно самостоятелен. Лишь свою внешнюю политику в соответствии с Яжелбицким договором 1456 года город-государство должен был согласовывать с Москвой.

Данное обязательство боярской республики возникло в следствии военного поражения от великого князя Московского Василия II Тёмного. Однако в 1462 году этот монарх умер, и новому московскому князю Ивану III новгородцы стали демонстрировать, что не считают себя связанными какими-либо ограничениями. Ганзейский хронист Альберт Кранц писал, что новгородцы с гордостью говорили: "Кто может что-то сделать против Бога и Великого Новгорода?" Это была явная претензия на суверенность города.

Молодой лидер Москвы в первые годы своего правления взаимоотношения с вольнолюбивыми новгородцами не обострял. В тот период его внимание было обращено на восток, где предстояло обезопасить границы от набегов из Казанского ханства.

К новгородско-московским делам государь вплотную обратился в ноябре 1470 года, когда умер новгородский архиепископ Иона. Православный владыка играл во властных институтах боярской республики исключительно важную роль. По сути, он выполнял функции министра иностранных дел, имел собственный военный отряд – владычий полк, очень значимый для обороноспособности города. И всё это наряду с привычными функциями церковных иерархов по управлению клиром и формированию массового сознания прихожан.

Новгородцы с тревогой наблюдали за усилением влияния Москвы в "низовских" землях. Было ясно, что вскоре великий князь возьмётся и за боярскую вольницу. Тем более, что в период московской усобицы 1425-53 годов Новгород сам дал повод для подозрений, признав великим князем Дмитрия Шемяку (противника Василия II).

Противовесом Москве в Новгороде считали Великое княжество Литовское. Правивший в нём и Польском королевстве Казимир IV конечно же не хотел усиления восточного соседа за счёт богатейшего Новгорода.

Казалось бы, складывание союза Новгорода и Вильно было неизбежным. К геополитической заинтересованности добавлялось и то, что новгородской знати импонировали большие вольности аристократии в Польско-Литовском государстве.

Однако новым новгородским владыкой был наречён (избран) ориентированный на Москву Феофил. Он стал готовить поездку на восток для рукоположения московским митрополитом Филиппом. Такой порядок действовал с середины XV века, когда некогда единая Киевская митрополия разделилась на московскую и литовскую.

Долгое время данный порядок хиротонии новгородских иерархов был безальтернативным, поскольку митрополичью кафедру в Литве контролировали униаты. Однако в 1470 году литовский митрополит Григорий неожиданно отрёкся от унии с Римом и перешёл под юрисдикцию Константинополя. Патриархия не только простила "раскаявшееся чадо", но признала его митрополитом и для Северо-Восточной Руси (включая Новгород).

Таким образом "литовская" партия в боярской республике получила сильный аргумент укрепления политической связи с Вильно. Формальным поводом для её выступления стало получение Феофилом от Ивана III письма с приглашением в Москву на поставление в сан архиепископа.

Государь в нём называл Новгород своей "отчиной", "как было при отце моём великом князе Василии и при деде и при прадеде моём и при прежде великих князьях... Владимирских и Новгорода Великого в всея Руси".

Тем самым монарх заявлял, что Новгород является его неотъемлемым и передаваемым по наследству владением. Наречённому же архиепископу повелевалось безотлагательно, "без всяких зацепок" явиться к митрополиту в Москву для поставления на новгородскую кафедру.

Когда на рубеже 1470-71 годов было обнародовано содержание этого послания, на вечевой площади в Новгороде начались волнения. Москвофилы ратовали за немедленный отъезд Феофила к государю "всея Руси", представители же "литовской" партии стояли за хиротонию в Литве. Верх на "майдане" одержали вторые. Пролитовски настроенная знать скупала голоса простолюдинов.

Но Феофил изменять своё решение не спешил. Не повлияло даже заявление уступившего в борьбе за архиепископство священника Пимена о готовности принять сан "из литовской руки".

Негативное отношение к униатству было очень сильно в новгородском обществе. А литовский митрополит Григорий был униатом, пусть и бывшим.

Всё что смог предпринять новгородский "майдан" – отправить посольство к польско-литовскому правителю Казимиру для заключения военно-политического союза против Москвы.

По итогам этой миссии весной 1471 года было достигнуто следующее соглашение:

Казимир становится великим князем Новгорода, и направляет в город своего наместника (причём, обязательно православного), чьи полномочия ограничивались выполнением судебных функций;

Литва окажет военную помощь Новгороду в случае его войны с Москвой;

Великому князю не позволялось "отъимати" православную веру новгородцев, запрещалось строить католические церкви на территории Новгородского княжества.

Советский академик Лев Черепнин полагал, что данными условиями Новгород даже расширял свои права в отношениях с сюзереном, нежели это было ранее.

Но одно дело права провозгласить, а совсем другое – их отстоять. Иван III молниеносно двинул московское войско на Новгород. Помощь Москве оказывало Псковское княжество. А на Волхове между тем простые горожане не горели желанием идти на войну. На не согласных воевать обрушили как сказали бы сейчас "насильственную мобилизацию".

Тем не менее боярам удалось разными способами собрать 40 тыс. человек, которые под командованием посадника Дмитрия Борецкого (сына Марфы-посадницы) выступили в поход. Но почти сразу же среди новгородцев начались раздоры. Конный полк архиепископа отказывался сражаться против великокняжеского войска.

Развязка наступила, когда передовой отряд москвичей (около 10 тыс. человек) во главе с князем Даниилом Холмским переправился через Шелонь и разгромил не ожидавших нападения новгородцев. Потери республиканского ополчения составили около половины его состава.

Страшное поражение пытались списать на удар татар. Однако касимовский "царевич" Данияр со своей дружиной шёл в составе другой колонны государева войска.

Казимир IV обещанную помощь новгородцам предоставить отказался. Доктор исторических наук Николай Борисов предполагает, что между великим князем и королём могла существовать договорённость, по которой первый не поддерживает претензии православных князей на киевский престол (и после смерти Семёна Олельковича в 1470 году он был упразднён), а второй не вмешивается в процесс приведения к общему знаменателю Новгорода и Твери (последний Великий князь Тверской Михаил Борисович бежал в Литву в 1485 году). Грубо говоря Москва разменяла Киев на Новгород.

Иван III привёл город к покорности, обложил большой контрибуцией, а после попытки восстания ликвидировал в 1478 году республиканское правление.

Избираемого посадника заменили московским воеводой, а 400 бояр и "лучших людей" расселили по другим землям Московского княжества. За тем их судьбу повторили тысячи "житьих людей", получавших поместья в южных владениях государя или пополнявших пограничные города – крепости на Оке.

Полученный в Новгороде человеческий ресурс очень понадобился Москве через десятилетие после упразднения боярской республики. Война с Литвой 1487–94 годов позволила Ивану III овладеть Вязьмой, Алексиным, Козельском и отодвинуть границу от Москвы. А в начале XVI века Великое княжество Литовское и вовсе утратило треть своей территории, уступив формирующемуся Российскому государству Чернигов, Новгород-Северский, Гомель, Брянск, Стародуб, Путивль и ряд других городов "мономахова наследия".

А между тем рыхлый конгломерат земель во главе с Москвой превращался в централизованную Российскую державу. Его фундамент составляло поместное землевладение, при которой дворяне получали землю в обмен за службу государю.

Во многом именно пашенные угодья, обретённые Иваном III в новгородских провинциях составили земельный фонд поместной системы. В связи с этим, как говорит Борисов, новгородский "взнос" в фонд создания единого Русского государства оказался решающим.

Сами же новгородцы конечно претерпели много лишений от такого хода событий. Но значительная часть ответственности за это лежит на авантюристичных элитах боярской республики.

Нельзя забывать, что уже через два года после удаления из Новгорода вечевого колокола Россия окончательно освободилась от ордынского владычества. И этот успех был вряд ли возможен без объединения ресурсов Москвы и Новгорода.

Выходцы из Новгородского княжества стали вдохновителями освоения Сибири. Северяне Дежнёв и Хабаров были олицетворением первопроходческого движения, а оно подпитывалось ресурсами централизованного Российского государства.

Одним из наиболее спорных эпизодов событий 1470-71 годов стало присутствие в Новгороде западнорусского князя Михаила Олельковича. С одной стороны, этот Гедиминович был подданным Казимира IV, но с другой – православным князем, приходился двоюродным братом Ивану III. Долгое время господствовало мнение, что его приглашение на Волхов в ноябре 1470 года являлось подготовительным этапом к переходу Новгорода под власть Литвы. Однако изучение всего массива летописных источников показывает, что данное предположение легковесно.

Служба литовских князей в Новгороде (как и в Москве) была тогда не редким явлением. Нет свидетельств лоббирования Михаилом интересов Польско-Литовского государства, напротив он вынужден был покинуть город весной 1471 года под давлением пролитовской партии бояр.

В связи с этим существует даже "романтическая" версия, что приглашение Михаила Олельковича могло быть попыткой достигнуть компромисса между москвофильской и "литовской" группировками в Новгороде. Хотя, серьёзных подтверждений нет и у неё.

Однако содействие, оказанное вскоре Михаилом Олельковичем браку Ивана Молодого (сына Ивана III) и Елены Волошанки, а также организация им против Казимира IV заговора православной знати дают основание полагать, что обрусевшему литовскому князю были не чужды интересы московских родственников. А значит в ходе своего не долгого пребывания в Новгороде он вполне мог балансировать между Москвой и Вильно.