Сейчас нам достаточно продолжать делать то, что мы делаем, и мы уничтожим Украину как государство за год-два. А Западу нужно придумать что-то еще, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, считает сооснователь информационно-аналитического проекта "Ватфор" Сергей Полетаев
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
Ранее команда "Ватфор" в своем телеграм-канале предложила рассмотреть сценарий, при котором за 100 дней до капитуляции ВСУ США и Запад принимают решение напрямую вмешиваться в конфликт. Задача противника состоит в следующем: подпереть фронт и "убедить Путина в невозможности военной победы", действуя в пределах признаваемых НАТО границ Украины (включая новые территории и Крым).
По мнению аналитиков "Ватфора", возможны четыре варианта интервенции (от наиболее вероятного к наименее вероятному):
1) наземное ПВО под флагом НАТО прикрывает правобережную Украину или фронт.
2) США наносят удары крылатыми ракетами с кораблей в Средиземном и Балтийском морях по новым территориям и Крыму.
3) авиация НАТО участвует в воздушных боях, нанесении ударов вглубь новых территорий и Крыма, а также как воздушная компонента ПВО.
4) крупные (от 50-100 тыс. человек) сухопутные контингенты НАТО напрямую участвуют в боях на фронте.
В связи с этим авторы "Ватфора" предложили читателям ответить на вопрос: "Что даст Западу каждый из вариантов при условии, что Россия не станет принципиально менять характер собственных действий, то есть, воздержится от прямых ударов по территориям стран НАТО и не будет проводить массовую мобилизацию?".
- Сергей, почему вы предложили для анализа именно такие вводные?
- Рано или поздно Украина придет к ситуации, когда ее поражение в ближайшие месяцы станет неминуемым. Перед Западом в таком случае встанет вопрос, что делать: договариваться с Путиным или вписываться за Украину напрямую. Судя по тому, как Запад закусил удила, они могут не захотеть с нами договариваться, однако на крупную войну с Россией с ударами по нашей территории они решатся с меньшей вероятностью (слишком много ядерных рисков). Поэтому они могут пойти на какую-то эквилибристику, чтобы поддержать своего клиента, но при этом не вступить в открытую войну с нами.
И я предположил, что если Запад напрямую будет вмешиваться в украинский конфликт, то он будет действовать так же, как Советский Союз действовал против войск ООН (а фактически — против США) во время войны в Корее и против США во Вьетнаме. В той же Корее воевали наши летчики (64-й истребительный авиакорпус). Москва этого не признавала, но об этом все знали. Между советскими и американскими летчиками шли реальные воздушные бои, наши вылетали на боевые задания с территории Китая, но при этом официальной войны не было.
Я сомневаюсь, что противник будет ставить целью разгромить армию России. Даже если США не верят в угрозу ядерной войны, при планировании своих операций они все равно будут ее учитывать. Западники понимают, что угроза нашего ядерного удара будет возрастать в той степени, в какой Западу удастся нанести нам поражение. Наградой за их победу на Украине будет ядерная война. Убедившись в прошлом году в невозможности победить Россию руками ВСУ на поле боя, они теперь хотят свести дело к ничьей, к заморозке по тому же корейскому варианту. При этом в Киеве останется подконтрольный Западу режим, который можно накачивать оружием чтобы со временем устроить матч-реванш. Нас это, как вы понимаете, не устраивает, нам нужно враждебную Украину ликвидировать как государство вместе с враждебной нам идеологией украинства. Если в Киеве и будет какой-то режим, он должен быть к нам лоялен и не представлять военной угрозы.
И им, и нам нужно пройти по тонкой грани между ядерной войной и достижением собственных целей. Турбопатриоты могут сколько угодно ругать Путина за нерешительность, но на самом деле он проявляет разумную осторожность. И со стороны США эта осторожность тоже будет присутствовать. Вашингтон будет просчитывать каждый свой шаг и то, как мы на него ответим (и не ответим ли мы на него ядеркой). Если они будут уверены, что мы не ответим на него ядеркой, они это будут делать: сначала аккуратно, а потом больше и больше. Так и происходит уже третий год и будет происходить и дальше.
Поэтому, если Запад будет с нами воевать своими руками, то почти наверняка — на признаваемой им территории Украины. Может быть, даже без Крыма, потому что в ответ на атаки НАТО на Крым у нас может дернуться рука.
- Почему вы в своих вводных категорически не рассматриваете вариант, при котором в случае интервенции мы будем бить по Жешуву и по Констанце?
- А это такие стратегические игры.
России нет смысла расширять украинский конфликт, потому что мы его выигрываем. И до тех пор, пока мы его будем выигрывать, мы будем терпеть обстрелы Белгорода, теракты и провокации, потому что это меньшее из двух зол. Расширять конфликт мы можем только в том случае, если мы его начнем проигрывать.
Сейчас нам достаточно продолжать делать то, что мы делаем, и мы уничтожим Украину как государство за год-два. А Западу нужно придумать что-то еще, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Это не очень очевидные вещи, но, надеюсь, вы понимаете разницу.
Повторюсь, Запад сейчас проигрывает конфликт, поэтому он может пойти на эскалацию. И мы размышляем, какой эта эскалация может быть.
Удары по Жешуву и по Констанце возможны либо в ответ на прямое вступление НАТО в конфликт, либо для упреждения такого вступления, но только в том случае, если у нас будут данные разведки, что НАТО решилось воевать своими руками. Скрыть это невозможно, пойдут переброски техники, подготовка баз, еще до этого пойдут разговоры. То есть, будет угрожаемый период. Сейчас его и близко пока нет, и весь наш разговор пока что носит теоретический характер.
- Вы считаете наиболее вероятным сценарий, когда наземное ПВО под флагом НАТО прикрывает правобережную Украину или фронт.
- ПВО – это самое простое и самое безобидное. Это как раз то, что мы делали во Вьетнаме. Батареи "Пэтриотов" могут прикрыть аэродромы, остатки энергетики, штабы и другие чувствительные узлы, по которым мы можем бить. Они могут посчитать, что это может переломить ситуацию в пользу Украины и свести конфликт к ничьей. В плане эскалации им это не будет стоить ничего, потому что мы не будем в ответ бить ни по Жешуву, ни по Констанце.
- А ПВО будет располагаться на территории Украины, или за ее пределами?
- На территории Украины. Сам по себе "Пэтриот" на территории Польши никоим образом Украину не защитит, потому что практическая дальность у него исчисляется десятками километров.
Разговоры о том, что натовская ПВО с территории Польши будет сбивать русские ракеты над Украиной, нужны им для успокоения собственной аудитории.
Более того, когда украинская ракета убила польского фермера и когда российские ракеты залетали на территорию Польши, Варшава закрывала на это глаза, потому что ей тоже невыгодна эскалация конфликта.
Так что вся эта информационная волна ставила конкретную цель: "Ребята, не бойтесь. Если что, мы вас защитим от русских ракет".
Повторюсь, речь идет не о форме прямого противостояния с Россией, а о вариантах отгородиться от конфликта на Украине, спрятаться от него.
Возвращусь к нашей теме. Запад может установить больше "Пэтриотов" под Киевом, вдоль Днепра и вокруг других крупных городов, чтобы прикрыть плотины и оставшиеся электростанции, да тот же Одесский порт. Этот шаг Западу ничего не будет стоить, но ничего особенного для достижения их целей он тоже не даст.
- Теперь на счет сценария №2 и сценария №3: "США наносят удары крылатыми ракетами с кораблей в Средиземном и Балтийском морях по новым территориям и Крыму" и "авиация НАТО участвует в воздушных боях, нанесении ударов вглубь новых территорий и Крыма, а также как воздушная компонента ПВО".
- Когда я предложил обсудить эти два варианта нашим читателям, из 1400 комментариев было три-четыре толковых. Это уже много (смеется). Мы пришли к выводу, что эти форматы интервенции в сочетании друг с другом станут для нас наиболее болезненными. Потому что Россия не сможет дать полноценный ответ, который нивелировал бы этот шаг, сохранив конфликт в пределах Украины.
Натовские самолеты будут взлетать с баз из Польши и Румынии для работы на Украине и улетать обратно точно так же, как советские самолеты в Корее взлетали из приграничных районов Китая. Это даст нам возможность атаковать эти базы как законные цели, но об этом дальше.
При этом, в отличие от Кореи, скорее всего, их будут применять прежде всего как ПВО (а ПВО включает в себя и наземную, и воздушную компоненты). За счет этого противник может попытаться нейтрализовать наши дистанционные удары по стратегическим объектам в тылу Украины.
- Москва заявляет, что мы будем рассматривать все F-16 как потенциальных носителей ядерного боезаряда и готовы наносить удар по натовским аэродромам.
- Я сейчас скажу крайне циничную вещь. Если Москва это озвучивает, это означает, что мы всерьез этого опасаемся.
Посмотрите, что говорит Москва по поводу отправки сухопутных натовских контингентов на Украину: "Давайте, идите сюда, мы вас всех убьем". А по поводу F-16 она говорит: "Не делайте этого". Потому что натовская авиация – это очень серьезная вещь.
А тут уже возникает следующая развилка.
Если Запад хочет применять ее с минимальными потерями и максимальной эффективностью, он может ее использовать только в качестве ПВО в глубине. Это затруднит нашу работу по тылам, но перелома в войне это не даст. А если Запад решится вести с нами воздушные бои, его авиация однозначно понесет потери.
Наши потери тоже могут возрасти. Но в этом случае уже мы можем отважиться на решительные шаги. Скажем, сначала будет налет неизвестных дронов на натовский аэродром, потом случайно собьем самолет в небе над Румынией, потом прямая атака по базам. Это, так сказать, плавный путь, наш возможный ответ без резкого перехода к большой войне. Теперь уже НАТО получит свою территорию под ударом, а без большой и скорее всего ядерной войны они на это ответить нам не смогут.
Есть еще технические моменты. Вот вам один: у натовской авиации есть ударные ракеты воздух-поверхность с дальностью полета в 1000 километров (AGM-158 JASSM). Это неприятная вещь, потому что их много. Тем не менее, они рано или поздно закончатся в силу масштаба этого конфликта.
- Тем более, Россия – не Ирак. Не получится так, что США вынесут высокоточным оружием все наши склады, а мы быстро сдадимся.
- Высокотехнологичная высокоточка закончится, потому что она медленно производится. И для парирования этой угрозы мы можем, например, просто затаиться и переждать.
Самый худший случай – это удар сотнями, тысячью ракет в день, как было в Ираке или Югославии. Один, несколько раз их можно выпустить. А что будет потом? Единичные удары не так эффективны.
Тем более, что если это все будет изолировано на территории Украины, массированные удары в глубину России в нашем сценарии мы не рассматриваем. Вся территория Ирака была под ударом. В отличие от нас.
Да, поначалу за счет внезапности нам будет нанесен урон. Наверняка Запад вынесет какой-то наш аэродром или штаб. Но на фронте и ближнем тылу мы уже закопались и рассредоточились хорошо. Большой разницы между прилетом "Атакамса" и "Томагавка" нет. Это им не мирную Югославию утюжить.
- Теперь сценарий №4. "Крупные (от 50-100 тыс. человек) сухопутные контингенты НАТО напрямую участвуют в боях на фронте".
- Он для нас самый предпочтительный.
В этом случае Запад лишится своего главного преимущества, когда они напрямую не воюют, а несут издержки только в деньгах, потому что к ним поедут гробы. Напомню, что Франция за 10 лет своей миссии в Африке потеряла 60 человек. ВСУ в не самый плохой день за полдня столько теряют.
А вот если Запад будет использовать сценарий №1 в сочетании со сценариями №2 и №3, чтобы склонить Путина к переговорам, нам надо будет серьезно думать над тем, как парировать эту угрозу, чтобы добиться своих целей.
- Почему в этой игре вы не допускаете сценарий, что в случае вторжения крупного контингента НАТО мы не станем проводить мобилизацию?
- Москва эти два года кропотливо выстраивала экспедиционный характер СВО, чтобы боевые действия велись хоть и медленно, но в дежурном для страны режиме. Политика Кремля —чтобы весь этот конфликт ввести в норму. А если он станет нормой, то он может продолжаться сколько угодно. Если же мы проведем мобилизацию, мы окажемся в положении Украины. С той лишь разницей, что, в отличие от Украины, мы воюем на свои.
На самом деле перевода экономики на военные рельсы у нас до сих пор не произошло. Мы обеспечиваем искомые 8.7% ВВП (траты на оборону) за счет роста экономики и бюджетных вливаний. До начала СВО мы на оборону тратили 4,5% ВВП. Да, рост увеличился в два раза, но в масштабах экономики это не носит радикального характера.
Приведу бытовой пример. Вы захотели приобрести автомобиль, на который у вас не хватает всех денег прямо сейчас. Вы можете купить его двумя способами. Или взять на него кредит, который вы спокойно будете выплачивать со своей зарплаты. Или вы можете бросить все, отказать себе во всем и работать круглые сутки только чтобы купить его здесь и сейчас. Образно говоря, мы сейчас взяли кредит, чтобы оснастить нашу армию и вести СВО. А если мы проводим мобилизацию, это будет ценой всего остального для страны.
Это будет очень плохо для экономики, потому что война станет полностью или "частично" тотальной. Нам придется от многого отказываться. А ведь у нас сейчас многие программы мирного времени не просто реализуются, но и расширяются. Более того, при мобилизации из экономики будет выдернуто еще больше рабочих рук, которых у нас сейчас и так катастрофически не хватает.
Наконец, чем мы будем вооружать новых мобилизованных? Мы можем набрать еще полмиллиона, миллион человек. Они пойдут в бой с автоматами Калашникова и минометами 70-х годов? А кто ими командовать будет?
- Мне кажется, точку в споре по поводу мобилизации поставил наш общий знакомый Кирилл Копылов (историк Первой мировой войны). "Если вы уверены, что можете дать мобилизованным оружие и конкретную боевую работу, то мобилизацию проводить надо".
- Конечно. И в этой связи я бы хотел привести еще один пример из истории.
Перед Великой Отечественной войной наша армия выросла в пять раз за год-полтора. Это привело к тому, что эффективность одного ее подразделения стала пропорционально раз хуже. Потому что командиры были же такими ребятами от сохи и потому что не хватало, например, артиллерии и тягачей. Не хватало деталей военной машины, без которых она, эта машина, не может полноценно работать. И в 1941 году эти проблемы проявились в полный рост. Красная Армия была гораздо менее эффективной, чем Вермахт, хотя на бумаге была равной, а то и превосходящей противника.
Но если для нас тотальная война — это пока теория, то прямо сейчас это уже происходит с ВСУ. Мы же с вами читаем украинские СМИ. Они сами говорят: "Ну хорошо. Наловим мы людей по улицам и по торговым центрам. А дальше что? Они поедут на фронт гол как сокол. Их всех даже дронами нельзя вооружить".
Так что новая мобилизация в России – это крайняя мера. (Мобилизация осенью 2022 года тоже была крайней мерой). Москва это прекрасно понимает и всячески подчеркивает, что "мобилизация не нужна, потому что у нас большой поток контрактников".
Этот поток действительно большой. По моей информации, этот поток сейчас больше, чем армия способна принять.
Мы сейчас воюем близко к пределу наших возможностей. Да, раскручивается военная промышленность. Да, создаются новые соединения. Но это требует времени и упорного труда, а у нас и здесь дефицит рабочих рук. Можно сколько угодно называть интендантов и снабженцев "обозной сволочью", но от этих людей напрямую зависит создание военной машины, и их у нас тоже не хватает.
Официально было заявлено, что к концу 2024 года у нас будет сформировано два армейских корпуса. Эти 100-150 тысяч человек, готовых идти в бой. И видимо, это максимум, что мы можем, если "не вставать стране огромной".
- Зафиксируем. Этого максимума наших возможностей хватит для разгрома Украины, но не хватит для войны с НАТО.
- Да, и поэтому в случае прямой войны с НАТО у нас в какой-то момент триггернет ядерный фактор. Триггнернет он в том случае, если наше высшее военно-политическое руководство убедится, что без ядерки мы не справимся. В основе этого решения — анализ множества количественных показателей (их Путину приносят в больших таблицах на стол), но также большая доля интуиции.
То, сколько людей мы сможем поставить под ружье, один из таких факторов.
В советское время помимо соединений постоянно готовности были так называемые кадрированые дивизии. Образно говоря, это заархивированная дивизия. В мирное время в ней служили офицеры, кадровый младший комсостав (легендарные прапорщики) и туда же по призыву приходили срочники для обучения и обслуживания техники, всего от 20 до 60% от штатной численности. Предполагалось, что в случае мобилизации туда через военкоматы придут отслужившие по призыву граждане, и в считаные дни развернется боеготовое соединение; если понадобится — сотни таких соединений по стране.
- Это не сработало?
- Это не сработало, потому что эта система полвека пролежала без дела. Какая-то часть техники ездила на учения и поддерживалась в рабочем состоянии, а остальное с годами превращалось в хлам. А для офицеров служба в кадрированной дивизии была синекурой, и через два-три поколения мало кто из них умел вводить в бой полки и дивизии. Часть таких дивизий развертывали до полного штата для Афганистана. Тогда пришлось дергать недостающую технику у соседей и страдать от качества офицерских кадров. В общем, как раз Афганистан уже в конце 70-х показал, что эта система основательно деградировала.
Потом распался Союз, потом была война в Чечне, потом была война в Южной Осетии. Стало понятно, что огромный ржавый хлам не применим, ни к первому, ни ко второму конфликту, да даже к Афганистану. Мы решили, что для локальных экспедиционных войн нам нужны компактные армии, батальонно-тактические группы под конкретные задачи (например, взять Гори или Поти, или зачистить какое-нибудь ущелье). Им дается много железа, лучшие офицерские кадры, ими напрямую командуют из штаба группировки. Под это дело проводились все реформы Сердюкова, который упразднил дивизии, и ввел бригады.
Он сделал трехзвенную систему ("военный округ — армия — бригада") вместо четырехзвенной системы ("военный округ" — "армия" — "дивизия" — "полк"). Но все опять получилось по классике. Мы готовились к прошедшей войне в Чечне и в Грузии, а случилась большая война на Украине, и мы снова перестраиваемся. Но такого рода военное строительство занимает годы. Это же не компьютерная стратегия, когда ты мышкой кликнул два раза, и у тебя создаются готовые идеальные юниты.
Но такая же и даже большая проблема у НАТО, что нас несколько утешает. Поэтому я не верю, что они смогут развернуть на Украине войска в достаточном количестве. Даже провести операцию по образцу Ирака 2003 года они сейчас не смогут.
- Вы написали, что Запад примет решение вмешиваться в конфликт "за 100 дней до разгрома ВСУ". Каковы будут основные признаки того, что до капитуляции Киева осталось именно 100 дней?
- 100 дней – это отсылка к Стодневному наступлению Антанты в Первую мировую. Это вероятный сценарий того, как ВСУ могут потерпеть поражение. Фронт то тут, то там начнет пятиться, этот процесс станет необратимым, будет ускоряться.
Кое-кто из коллег считает, что Россия и поддерживаемая Западом Украина равны по силам, поэтому "позиционный тупик на фронте приведет к заморозке конфликта без взаимных обязательств". Я с этим не согласен.
Дело в том, что даже при массовой поддержке Запада Украине все равно приходится идти на сверхусилия для поддержания фронта. А сверхусилия сегодня означают сверхупадок сил завтра. Чудес не бывает. Украина напоминает боксера, который обкололся амфетаминами. Сегодня ты берсерк, а завтра ты лежишь без сил. А если ты обколешься допингом еще раз, ты просто сдохнешь.
Украина в 2022 году вошла в режим берсерка и прогнала нас из Изюма и Херсона. Мы решили: "Так, давайте чуток соберемся с силами", теперь, как видим, вводим это состояние в норму. А Украина снова пытается выжать из себя все соки, чтобы просто удержать фронт. Она сможет держать фронт может быть два месяца, может быть два года, но не вечно. Потому что организм государства от таких нагрузок разрушается так же, как разрушается организм человека.
У Украины нет своей экономики. У Украины проблемы с электричеством. Украина полностью зависит от западных денег и оружия, которые идут с перебоями. У нее кончаются люди, которые хотели добровольно воевать. Мы об этом мало говорим, но это фундаментальный фактор. Нация состоит из людей. А когда у тебя люди не хотят воевать, то государство, которое силком тащит людей на войну, превращается во врага собственных граждан.
Давайте посмотрим на происходящее глазами украинцев.
Да, говорят они, мы защищаем свою родину. Но иногда, чтобы спасти страну, надо пойти на мирные переговоры. Мы же не хотим, чтобы Украина превратилась в Сектор Газа, с той лишь разницей, что в Секторе Газа средняя рождаемость составляет 4 ребенка на женщину, а на Украине – 0,7 ребенка, и у нас еще снег зимой.
Мы можем сколько угодно считать Путина злом. Но это зло, которое больше напоминает стихийное бедствие, с которым сделать ничего нельзя. Ты можешь бросить камень в ураган, но этот камень потом прилетит тебе в лоб. А тем временем главный наш враг — представитель ТЦК, который тащит нас в военкомат и затем — умирать. Значит, нужно идти на мир любой ценой, потому что даже самый похабный мир лучше, чем продолжение войны безо всякой надежды, войны, при которой завтра будет хуже, чем сегодня. Пойти на мир (даже на капитуляцию) — это и есть защита родины.
Наша цель — чтобы такая мысль дошла до большинства украинских граждан. В этом смысле наша стратегия "давите, давите и давите без передышки" единственно верная. Украина уже не сможет выбраться из воронки поражения, положение у них ухудшается быстрее, чем к ним поступает помощь от Запада, и своим давлением мы это положение ухудшаем еще быстрее. Прорыв в Очеретино – это еще не колокол, но тревожный звонок для киевского режима.
А теперь вернемся к началу разговора. Рано или поздно тянущий с решениями Запад окажется перед выбором, от которого он не сможет увернутся: или влезать в конфликт самим для спасения Украины, или признать поражение Киева. Я надеюсь, что будет второй вариант, но надо готовиться к первому.
Потому мы сейчас и разбираем все варианты относительно того, какой может быть интервенция Запада на Украине, которая позволила бы им склонить нас к переговорам, избежав при этом ядерной войны.
Об особенностях спецоперации и о том, как российские чиновники невольно становятся тормозом в развитии военного дела в России - в интервью Михаила Поликарпова: России нужен СМЕРШ и тяжелый козырь, чтобы разбить "тарелки", которые запускают ВСУ