Интересно не только как стреляют, но как вообще крутятся эти колеса войны, особенно среди рядового и сержантского состава, где не существует между собой строгой иерархии. Но решаются любые, даже самые сложные задачи.
Михалыч (на самом деле молодой мужчина около 30 лет) получил один из двух своих позывных именно за то, что легко решает самые сложные технические и психологические задачи: умеет договариваться, до последнего винтика разбирается в самой сложной технике. Потому и Михалыч, что в этом позывном — уважение и коллег, и командиров к его способностям легко решать самые непростые задачи.
О том, как это ему удается в условиях войны, он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Как мне к вам обращаться? Уникальный случай, наверное: у вас два позывных — Михалыч и Турист?
— Изначально у меня был свой позывной, но почему-то, когда я только пришел в армию, меня начали называть Михалычем. Хотя мое отчество - Викторович. И как-то привязалось, среди маленького круга был Михалыч. Когда попал на СВО, был сначала такой чужой круг людей, не знал, как назваться, и придумал просто «Штиль». Поначалу это работало, а потом вернулся в родное подразделение, и опять все «Михалыч, Михалыч». Потом, когда начал работать за начальника, а он был Турист, сменил позывной, поскольку уже все знали, что командир нашего подразделения — Турист. То есть половина людей знает меня как Туриста, а половина — как Михалыча. И какой позывной по факту сейчас сложно уже сказать.
— Сколько вы в армии?
— С 2015 года.
— Звание?
— На данный момент младший сержант.
— И в разведке с какого периода?
— С самого начала, с 2015 года.
— А в зону СВО когда попали?
— Не с самого начала, потому что сначала уезжал не весь разведбат, а только рота. Потом начали укомплектовывать другие батальоны, из нашего вытаскивали людей. Но я в эти списки не попадал, а когда уже меня должны были забрать, командир батальона очень сильно посодействовал и помог, чтобы я сразу попал к своим. И я попал к своим ребятам. С которыми раньше служил. Это было 30 августа 2022 года.
— И куда вы прибыли?
— Мы были на Харьковском направлении. Когда я только-только прибыл, командир поставил задачу восстановить технику, которая пострадала от дронов, минометных обстрелов. И первые две недели мы восстанавливали поврежденную технику. А потом получилось так, что мы оттуда съехали и переехали в другое место.
— То есть вы в технике хорошо разбираетесь?
— Ну, в свободное от службы время, когда еще не было СВО, я ремонтировал много автомобилей. Кому за деньги, кому просто так, кому баш на баш. Со всеми людьми по-разному, по-разному находишь общий язык. Кому-то оказываешь услугу за услугу, кому-то за кофе, печеньки, приколюшки, кому-то за спасибо.
— Что для вас самое тяжелое на войне?
— Наверное, когда близкие погибают. Это самое тяжелое, когда близкие друзья, товарищи, коллеги.
— И много погибло?
— Очень.
— В начале спецоперации или в течение всего времени?
— Особенно в начале, первые полгода наверное.
— Как думаете, почему так происходило?
— Ну, наверное, у каждого есть своя судьба. У каждого написана на роду своя история. Я верю в судьбу. Было много моментов, где меня судьба берегла от каких-то, может быть, плохих действий.
— Как судьба берегла вас во время войны?
— Самое элементарное: когда только-только укомплектовывали подразделение, еще СВО не началась, очень хотели, чтобы я туда попал. Но как-то повернулась судьба так, что меня сначала взяли, не было такого, что я там не хотел ехать. Мы же изначально ехали как бы на учения. И вот я попал в список, уже собираться начал, а потом раз — и пропал из этого списка, и мне сказали: «Ты не едешь». Кто это решил, как решил, по какой причине — не могу сказать.
— А те, кто поехал, что с ними стало?
— Ну, кто-то жив-здоров, а кто-то уже нет. Первая рота, которая заходила в самом начале, там погибших было человек 10, а те, кто затрехсотился (раненые), — еще человек 15–20.
— Погибших вы знали?
— Конечно. У нас батальон может быть и небольшой, но задачи общие, и очень часто мы все пересекаемся. Мы работаем в разных направлениях, в разных структурах, бывает, ругаемся в каких-то моментах, но все равно все помогаем друг другу, поддерживаем. Считай, семья.
— Я заметил, что вы умеете вокруг себя каким-то образом собирать людей. И замкомандира бригады Пегас сказал, что он не просто так именно вам поручил колонну вести из 200-й бригады в 61-ю — к новому месту службы.
— Когда командир дал задачу переезжать, кто-то еще находился на позиции, кто-то был на выезде, а я в тот момент находился в нужное время в нужном месте. И командир сказал, что надо организовать, подготовить технику, собрать всех в одну кучу. Он говорит: «Ты сам прекрасно знаешь, что надо делать». Я ему: «Я понял, задачу принял». Ну, мы доехали. Долго, но уверенно.
— Нам еще повезло с этим колесом (ночью на прицепе сорвало подшипник, и Михалыч поехал в соседнюю с дорогой деревню, где никого не знал и той же ночью нашел подшипник и отремонтировал колесо. — Ред.).
— Мы так работаем. Сколько бы машин ни ломалось, мы всегда стараемся делать все максимально быстро. У нас был момент, стуканул мотор, мы его перебрали за 3 дня. Прямо на СВО, в полевых условиях мы, 2–3 человека, сразу скидываем мотор и прямо в лесополосе разбираем до гайки, хватаем блок, парни падают в машину, берут деньги, летят в город ближайший, там сразу к мотористу, покупают поршневую, стоят над душой, токарь точит мотор, покупаются вкладыши, приезжают в лесополосу, все это быстро собирается, мотор ставится, чуть-чуть обкатывается и начинает ехать дальше.
— А почему такая скорость?
— Как говорится, победа — залог техники. Все зависит от техники. Сломалась машина — не подвезли БК (бонкомплект), не увезли раненых. Даже в том направлении, где мы работали, вы же сами видели сколько техники — «уазиков», «буханок». Ты можешь стоять у дороги, и в одну сторону за 20 минут проедет машин 70. Как оживленная трасса, хотя это все едут на передок или обратно. Без машины ты там как без ног, всё движение — это техника. Без техники нет победы.
— Какие у вас награды?
— На данный момент медаль «За отвагу». Мы приехали с командиром на передовую, он поехал на совещание, и я с ним. И там ребята из другого подразделения бросили «Урал». В них прилетел снаряд, они испугались и бросили его. Машина была с дефектами, осколками посекло радиатор масляный, пробиты колеса. Там была запаска, и у нас «Урал» был с запаской, мы этот «Урал» быстро поставили на ход, там были трубки перебиты, антифриза не было.
Мы этот «Урал» привели в порядок, раз им не нужен, мы забрали себе. Мы поехали с командиром еще дальше, и получилось так, что этот «Урал» оказался в нужное время там, где надо. Начали работать украинские танчики по нам, было у нас тогда 5 двухсотых, трехсотый, и была эвакуация. И мы все, кто там был, грузились в этот «Урал». Ехали, как цыгане, даже хуже. Всё из кузова вываливалось, кого-то подкидывало — подбирали, кто-то на капот, кто на крылья, кто на бампер. Пока мы ехали, ребята работали, вычисляли, где находится этот танк. Потом он был уничтожен, но «Урал» оказался в нужное время в нужном месте.
— Еще какие награды?
— Орден Суворова.
— За что?
— Наверное, в совокупности. Тут не за что-то конкретное. Просто мы своевременно работаем. Часто ездили на эвакуацию людей, техники, подвоз техники, привозили даже в сложные места.
Были случаи, когда помогали другим подразделениям, когда они где-то застревают, ломаются, помогаем восстановить. У нас нет такого, что мы конкретно ремонтники или медики, или стрелки. Как сказать, мы разнорабочие, у нас нет специальности конкретной. Сегодня ты можешь быть механиком, завтра — доктором, послезавтра — стрелком. У нас все это взаимозаменяемо, задачи всегда разные.
Сейчас я с вами сижу, а завтра могу поехать в ближайший город России — забрать, привезти, отвезти. Послезавтра могу оказаться на передовой, на коптере может учиться. Хотя я уже учился летать на «мавиках» просто для себя, подумал, что в жизни пригодится все. Просто было интересно. Ребят возил на задачу, с ними находился и потихоньку учился, узнавал.
— И с другими видами оружия, пулемет например, вы тоже умеете управляться?
— Слушайте, да пулемет может любой, мне кажется. Это в принципе не так сложно. У нас была как-то задача. Командир приехал и говорит: «Видели НУРС?» Это неуправляемый реактивный снаряд, который устанавливается на вертолеты. Нам привезли эти установки и сказали приделать на «уазик», чтоб ездить на передовую и стрелять. И теперь есть у нас такой автомобиль.
— Я правильно понимаю, что разведчик — это универсальная специальность?
— Как говорил мой старшина, разведчик в мирное время — вор.
— Почему?
— Потому что разведчик никогда не будет говорить, что он разведчик. Он будет обходить эту тему. Даже если походить поговорить по разведчикам, они прошаренные. Они со всеми договорятся, со всеми найдут общий язык. Ты можешь присесть кому-то на уши, что-то нашепчешь, напоешь, уже втерся в доверие, что-то нашел.
Нам вот как-то нужны были телевизоры, пошел, поговорил с людьми — вот уже 3 телевизора нашел. То есть ходишь, общаешься с людьми, находишь общий язык, приходишь к компромиссу. Кому-то отремонтируешь автомобиль, кому-то подгонишь ящик патронов, либо гранату какую-то украинскую, они этому рады. Для тебя это мелочь, а они этому рады, получается, ты что-то на что-то меняешь.
Недавно парень приехал и говорит: «Кровь из носу нужна коробка на "уазик", помогите».
А поскольку мы с «уазиками» работаем почти два года, у нас очень много запчастей, мы их не бросаем. Коробки выходят из строя, мы их разбираем, перебираем, нужные запчасти когда-то из двух, когда-то из трех мы собираем в одну коробку. Мы не оставляем такие вещи, потому что они нужны. И вот парень прибежал, они встали, машина не может ехать, не может отвезти БК, продукты на передовую по позициям, на «Урале» туда не заехать. И мы даем ему коробку.
Он говорит: «Сколько денег?»
Я ему отвечаю: «Да какие деньги? Езжай!» На следующий день приезжает и говорит: «Ребят, у меня есть два дырчика (генератора) новых, возьмите, не обижайте. Вы меня выручили капец как!»
А дырчики нужны, сегодня они есть, завтра нет. Они быстро выходят из строя, потому что любой технике надо отдыхать. У нас вот два дырчика, мы стараемся, чтобы один 12 часов отработал, мы его глушим, второй заводим, чтобы они по очереди работали, чтобы один успел остудиться, масло там поменять. Но бывает так, что один выходит из строя и другой молотит. У любой машины есть срок службы. И мы их покупаем, бывает за свои деньги, бывает гуманитарные, волонтеры помогают. Но гуманитарные мы стараемся отправлять на позиции, потому что там это расходный материал.
От осколочных снарядов очень многие вышли из строя так, что они непригодны к ремонту. Поставить в блиндаж — будешь дышать этими газами, поэтому стараешься на позициях, вне блиндажа где-то, пытаешься замаскировать. Но все равно есть риск, что разобьется или посечет осколками.
Или возьмите «птичек» — беспилотники то есть. Как и техника, это тоже расходный материал. Мы бывает ездим на передовую по трассе бахмутской, где летают дроны, водитель проезжает вперед, прячет технику, а мы вдвоем идем, снимаем запчасти — мосты горелые, коробки, потому что снаружи обгорает, а внутрянка целая. Там подшипники пригорели — поменял, сальнички поменял. Мы ремкомлекты меняли все. Если покупать новые, это деньги. А так бывает что-то получается.
У нас Соледар, Бахмут — это разборка. Если на «уазик» какие-то запчасти надо, едешь в ближайшие города, там цены заоблачные какие-то, потому что военные, спрос рождается быстро. А ездишь по трассе, по передку, где летают «птицы» (БПЛА), где люди боятся ездить особо, стараются меньше ездить по-светлому и больше по-темному. Даже один едет без света, второй, нет-нет да и встречаются, там разбиваются каждый день. Ну а мы с брошенными разбитыми машинами работаем.
Вон у нас буханка стоит, сегодня притащили, уже запчасти нашли, завтра-послезавтра привезем. Будем перебирать, раму и кабину менять, потому что там раму повело и кузов неремонтопригодный, а техника нужна. На данный момент это машина связистов. Не будет связи — не будет победы тоже, все от связи зависит.
— Скажите, что для вас война? Или что вы открыли во время войны в себе и в людях вокруг вас? Как-то изменились вы, ваше отношение к людям?
— Отношение к людям, наверное, нет, оно осталось таким же теплым. Особо нового ничего не открыла война. Она, наверное, дала понять, что от судьбы не уйдешь. СВО помогла понять, что у каждого из них написано что-то свое.
Примеров много, но приведу один. У нас двое ребят очень много прошли горячих мест с самого начала, а погибли в простой автокатастрофе на автомобиле в гражданском городе. Двое такие прожженные, столько пройдено, ранения были. Но они ничего не боялись, поставишь им задачу — выполнят, боевой дух такой, они других ребят поднимали в бой. Все с ними ходили, и все было хорошо. А тут, можно сказать, в мирное время в автокатастрофе их не стало. И начинаешь задумываться, что кому суждено утонуть, в огне не сгорит.
— Вы думаете о будущем?
— Наверное, больше нет, чем да. Стараюсь жить сегодняшним днем, наслаждаться настоящим моментом. Задумываюсь о том, чтобы приобрести какое-то еще жилье, автомобиль, родить детишек, найти свою судьбу. Но это все далеко. А так, глобально, чтобы сесть и задумываться — такого нет.
— А что вас тогда держит в армии?
— Знаете, я контракт подписал чисто, можно сказать, «на слабо». Это был какой-то сарказм. И я подумал, что лучше я буду жалеть, что подписал, чем буду жалеть, что не подписал. Мне было 19 лет, я особо машины не ремонтировал, не перебирал. Был еще такой молодой, озорной, подумал: будь что будет. И взял и подписал контракт, а потом втянулся. И втянулся даже, наверное, не в службу, а в окружающих тебя людей, которые поддерживают, оберегают. Ты с ними отдыхаешь, с ними служишь. Есть люди, которые на гражданке, но вы общаетесь. И как-то получилось так, что, когда заключаешь контракт, это уже твой дом. Я уже еду к родителям не домой, а в гости.
Как-то так получилось, что домой в Тверь к родителям я уже езжу в гости. Они говорят: «Это твой дом, ты тут прописан». Я отвечаю: «Нет, это ваш дом, я приезжаю к вам в гости». Когда собираюсь к ним в отпуск, например, приезжаю сюрпризом и говорю: «Ну что, у вас погостить можно или мне ехать дальше?»