Но это не означает, что мы мощным ударом сможем закончить СВО победой. А если помощи из-за океана не будет, то летом у нас будет шанс провести мощную наступательную операцию, считает военный обозреватель MilitaryRussia.ru Дмитрий Корнев. Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
Ранее с Херсонского направления поступили сообщения, что отдельная штурмовая рота 810-й бригады морской пехоты прорвалась в центр населенного пункта Крынки, чтобы ликвидировать там плацдарм, который ВСУ удерживают уже несколько месяцев.
Ситуация осложняется тем, что российским войскам нужно не просто зачистить позиции противника, но и удержать их в условия постоянного огня, который враг ведет с правого берега Днепра с помощью FPV-дронов, артиллерии и танков.
— Дмитрий Николаевич, откуда у нашей армии появилась уверенность в том, что мы с этой задачей справимся?
— ВСУ создали там плацдарм пару месяцев назад. Все это время по этому плацдарму работала наша артиллерия и авиация. По данным противника, этот плацдарм перестал функционировать неделю назад. Поэтому нашим войскам была поставлена задача занять эту территорию. Мы должны ее контролировать, потому что это наш берег Днепра.
Если мы с этой задачей справимся, враг не сможет высаживать туда новые десанты и диверсионные группы. Мы сможем бороться с ними заранее, а не в момент, когда они уже проскакивают на нашу территорию.
17 декабря 2022, 08:16
Дмитрий Корнев: кто онВоенный эксперт, основатель и автор проекта MilitaryRussiaЧто касается украинских обстрелов с Правобережья, надеюсь, что в дело вступит наша контрбатарейная борьба и наше превосходство в авиации. Без этого бросать войска под вражеский огонь никто бы не стал.
— Насчет артиллерии появились сообщения, что на фронт поступили четыре «Коалиции» и радар для контрбатарейной борьбы «Пенициллин».
— «Пенициллин» был принят на вооружение за пару лет до начала СВО. Вопрос в том, насколько этими комплексами насыщена линия соприкосновения. Судя по отзывам, они вполне эффективны. Вопрос в том, хватает ли их всем потребителям.
«Коалиция» — это долгожданная самоходная установка, которая по своим огневым возможностям близка к западным системам артиллерии, которые используются ВСУ. Ее дальность выстрела обычным снарядом составляет до 40 километров, а у «Мсты» была 28 километров. Это ощутимая разница.
С такими орудиями контрбатарейная борьба примет принципиально иной позитивный смысл.
Но установки только-только были поставлены. Об их эффективности судить пока рано.
— Что для вас будет служить показателем их эффективности? Отзывы артиллеристов, видеозаписи попадания или некая общая картина?
— Общая картина.
Мы привыкли к тому, что нам сообщают какую-то информацию, а потом детали мы узнаем из западных источников (фотографии и видео). Хотелось бы, чтобы подтверждение успеха этих самоходок мы увидели из наших источников: отзывы с мест, документальные съемки, результаты применения, общий анализ.
— По поводу беспилотников говорят, что сейчас мы превосходим по ним противника количественно и качественно, но уступаем организационно. Мол, у ВСУ есть целые подразделения, а состоящие из операторов, а у нас все по-другому. Так ли это?
— Все гораздо сложнее.
Да, есть цифры, которые говорят, что насыщение беспилотниками ВС РФ на данный момент превосходит возможности ВСУ. По FPV-дронам и дронам-камикадзе мы впереди.
Что касается тактики их применения, то некоторые военные теоретики считают, что нам надо создавать целые подразделения из операторов БПЛА, а не применять их в мотострелковых подразделениях. Но нам же не приходит в голову создавать отдельные подразделения из гранатометчиков и ПТУРистов, когда 50 человек воюют только гранатометами или ПТУРами.
FPV-дрон по теории своего применения мало чем отличается от ПТУРа и гранатомета. Да, это более серьезно, чем гранатомет, но попроще, чем ПТУР.
Поэтому надо решить вопрос, насколько операторы этих систем будут распределены по имеющимся мотострелковым частям и как они будут прикрывать конкретное подразделение (отделение, взвод, рота). Они должны работать в порядках сухопутных войск. Хотя они и должны стоять чуть дальше.
Можно освоить много денег, создавая новые отдельные подразделения. Но я не знаю, будет ли от них толк.
— А то, что у ВСУ есть якобы элитное подразделение операторов таких дронов «Птицы Мадяра», которые работают как раз на Херсонском направлении, это больше пиар? Или противник имеет что-то, чему мы до сих пор не научились?
— Если ВСУ хотя бы на 50% удалось наладить взаимодействие такого уровня, как это принято в армиях НАТО (закрытые каналы связи с передачей цифровой информации с работой с помощью планшетов), то там могут быть отдельные подразделения связи, которые на короткой ноге поддерживают связь с подразделениями беспилотников.
Если мы решим проблему связи, вопрос создания отдельных подразделений операторов БПЛА будет не так актуален. Но у нас пока есть проблемы даже на уровне связи между подразделениями. Если мы их решим, выигрыш будет в любом случае.
А что касается «Птиц Мадяра», то если ВСУ, решив все вопросы со связью, создали отдельные эффективные подразделения операторов БПЛА, то нам надо будет работать и над тем и над другим.
— Как у нас обстоит дела со связью? Может быть, были конкретные примеры, когда скорость принятия решений у нас была очень высокой, и за счет этого мы нанесли противнику колоссальный урон?
— Уже несколько месяцев идет разговор о работе наших разведывательно-ударных комплексов, до которых доводится приказ о поражении того или иного объекта противника. Речь идет о ракетных системах быстрого реагирования («Искандер» или «Кинжал»).
Если эти ракеты действительно поражают оперативно возникающие цели, вопрос решен.
Но этот вопрос завязан на многие службы: разведка, штабы, ракетные подразделения, которые готовят полетные задания. В идеале эта цепочка должна срабатывать за несколько минут. В этом случае мы гиперзвуковыми ракетами сможем поражать пусковые установки «Хаймарс» через три минуты после того, как они совершили первый залп. Это было бы вершиной того, что описано в теории.
Мы к этому близки. Но нам еще есть над чем работать.
— А вражеских операторов БПЛА мы таким образом сможем накрывать?
— Теоретически, да. Все зависит от взаимодействия.
Современная война эффективна, когда у вас есть превосходство в воздухе и налаженное информационное взаимодействие: разведка сообщает о целях, штаб максимально оперативно выбирает цели и передает их для огневого распоряжения огневым средствам, которые есть у него в распоряжении.
Наша авиация может применять большой ассортимент высокоточных боеприпасов, включая бомбы с УМПК. Хотя бомбы с УМПК надо запрограммировать. Скорее всего, это делается до вылета самолета. Мы можем свести этот боевой цикл до десятков минут.
А если мы говорим о самолетах со сверхзвуковыми или гиперзвуковыми ракетами, которые находятся в зоне боевого дежурства, мы можем говорить о поражении целей за считаные минуты после обнаружения. Если решен вопрос прохождения приказа о целях и принятии решения.
У нас могут великолепно работать системы связи и гиперзвуковые ракеты. Но если решение о поражении цели принимается в течение суток, то это не имеет никакого значения. С таким же успехом можно голубиной почтой передавать приказы.
— Один из австрийских экспертов высказал очень спорную вещь, сказав, что ВСУ сейчас наносят основные потери нашим бойцам не за счет артиллерии или дронов, а за счет снайперского огня. Из этого он сделал вывод, что Запад должен Украине поставлять больше винтовок, которые однозначно дешевле снаряда. В этом есть хоть какой-то смысл?
— Это какое-то мифологическое новшество.
Из снайперской винтовки можно выбить живую силу или нанести повреждение легкобронированной технике (повредив оптику или поразив ракетную установку). Еще можно попытаться сбить дрон. Если сильно повезет и если снайпер уникальный. Так что если противник захочет нанести ощутимый урон нашей армии, на узком участке фронта должны работать сотни снайперов. А кто будет выполнять основную боевую работу?
Конечно, снайперы важны. Но в 20 веке была доктрина генерала Дуэ о том, что авиация способна выиграть войны, поэтому наземные силы не нужны. Мол, пехота и флот не нужны, а нужны просто армады бомбардировщиков. Оказалось, что эта доктрина интересная, но не имеющая ничего общего с реальностью.
Снайперы тоже не могут выиграть войну. Кто-то должен ходить ногами с автоматом в руках.
— Насколько мы усилились в вопросе танков? У нас есть примеры применения Т-90, когда он и серьезные попадания от «Брэдли» выдерживает, и те же «Брэдли» его подбивают. А еще очень хвалят Т-80БВМ.
— Т-80 и Т-72 — это старые танки, которые прошли модернизацию и максимально приблизились по стандартам к новому Т-90. Все эти танки очень хороши в условиях, когда мы воюем с армией, у которой нет подобных танков.
У ВСУ сейчас с танками очень бедно. Западные поставки либо уничтожены, либо повреждены, либо их не хватает. В такой ситуации применение той же «Арматы» будет избыточно, потому что ей не с кем бороться. «Абрамсы» так и не появились на передовой. А Т-90 и Т-80 — нормальные танки, соответствующие всем современным требованиям. Они могут бороться и с западными танками, и с пехотой.
Конечно, если мы бросим в бой одни танки без поддержки пехоты, артиллерии и авиации, ВСУ их уничтожат. Но если мы сработаем в комплексе, мы получим огромный эффект, как только ситуация с погодой изменится.
— От ПТУРов и дронов их можно полностью защитить?
- Полностью никого нельзя ни от чего защитить. Даже противовоздушная и противокосмическая оборона имеют бреши.
Но на части наших танков стоит комбинированная защита и динамическая броня. На некоторых самых современных танках используются комплексы активной защиты. Все остальное – это маскировка, использование дымовых гранат и выявление точек, откуда их может поразить противник. Это работа для разведки, пехоты, артиллерии и авиации.
— Учитывая этот комплекс вопросов, который мы обсудили, можем ли мы добиться огневого превосходства над ВСУ в районе тех же Крынок, чтобы они не смогли доставать нас с правого берега?
— Для этого необходимо развернуть соответствующие ракетные и артиллерийские части, а также обеспечить поражение авиацией.
Как быстро это может быть сделано? Не знаю. Должны работать разведывательные системы. Должна быть выстроена оборона. Если мы не хотим, чтобы там высаживались украинские десантники, нам придется держать свою оборону. Она будет под огнем, пока мы не обеспечим насыщение этого района артиллерией и средствами поражения.
Если мы не решим эти вопросы, эта задача будет решаться сложно и медленно.
— Как дальше будут действовать ВСУ? Много говорилось об их переходе к стратегической обороне, но пока мы ничего похожего не наблюдаем. Сами они никуда не уходят, мы их только выдавливаем.
— Все будет зависеть от западной военной помощи.
Пока ВСУ не могут перейти к активным действиям. В этой ситуации было бы логично уйти в глухую оборону. Это уже происходит. Как бы мы ни давили, противник держит ключевые позиции. Да, мы двигаемся вперед. Но двигаемся довольно медленно. Нам хотелось бы побыстрее.
Зимой у этого есть одно из простейших объяснений. Погода в зоне СВО колеблется от -5 до +5. В таких условиях использовать основные наши плюсы в виде танковых клиньев невозможно. Даже наступление пехотными группами можно вести только по автострадам. На открытой местности мы действовать не можем.
У противника те же самые проблемы. В том числе проблемы с логистикой. Но обороняться легче, чем вести наступательные действия. И в обороне ВСУ могут сидеть долго.
Если в ближайший месяц-полтора каким-то образом решится вопрос с военной помощи, к лету могут быть какие-то изменения. Но пока я бы прогнозировал, что весь год ВСУ будут проводить оборонительную операцию.
— Если говорить однозначно, мы сейчас усиливаемся быстрее, чем противник? Или нет?
— У нас есть проблемы с поставкой электронных компонентов. Хотя мы научились ее решать. У нас растет производство дронов. У нас выросло производство боеприпасов, бронетехники и самолетов.
Но если вдруг разверзнутся ворота военной помощи США для Украины, и эти десятки миллиардов долларов в течение года пойдут на ее военную поддержку, то возникнет вопрос, смогут ли наши успехи 2023 года компенсировать этот объем помощи противнику.
Надеюсь, что смогут. Но это не означает, что мы мощным ударом сможем закончить СВО победой.
А если помощи из-за океана не будет, то летом у нас будет шанс провести мощную наступательную операцию.
— На что нам надо обращать внимание «болельщикам» сейчас, когда на фронте нет решительных изменений?
— Я бы рекомендовал следить за новостями военного производства. О том, как наш ОПК меняется в лучшую сторону.
Но надо следить за реальными успехами. Реальный выпуск техники, реальное завершение испытаний, сдача образцов вооруженным силам. Потому что иногда мы слышим много победных реляций, что через год, через два или через три у нас будет очень много самолетов и танков. Самолеты нужны вчера. Танки нужны сегодня.
Реальная экономика выдает реальные результаты. Это касается производителей дронов, боеприпасов, танков и самолетов, которые реально идут на фронт.
Ну и, само собой, надо все равно следить за новостями с передовой.