Текст пресс-секретаря Бориса Ельцина Павла Вощанова выглядел так:
"В последние дни в ряде союзных республик провозглашена государственная независимость, заявлено о выходе из Союза ССР. Возможны и другие решения, существенно меняющие баланс отношений в рамках единой Федерации. В связи с этим уполномочен Президентом РСФСР сделать следующее заявление.
Российская Федерация не ставит под сомнение конституционное право каждого государства и народа на самоопределение. Однако существует проблема границ, неурегулированность которой возможна и допустима только при наличии закрепленных соответствующим договором союзнических отношений.
В случае их прекращения РСФСР оставляет за собой право поставить вопрос о пересмотре границ. Сказанное относится ко всем сопредельным республикам, за исключением трёх прибалтийских (Латвийской, Литовской, Эстонской), государственная независимость которых уже признана Россией, чем подтверждена решённость территориальной проблемы в двусторонних отношениях".
Вощанов, между тем, так прокомментировал собственное заявление:
"Если эти республики [Украина и Казахстан] войдут в состав союза с Россией, то проблемы нет. Но если они выходят, мы должны побеспокоиться о населении, которое живёт там, и не забывать, что эти земли были освоены россиянами. Россия вряд ли согласится отдать их так легко".
Егор Гайдар незадолго до смерти в беседе с публицистом Олегом Морозом высказал версию о самодеятельности пресс-секретаря: "Ну, это же все-таки революционная ситуация. Она необычная. Там нормальные бюрократические законы не действуют. Я очень сильно сомневаюсь, что он согласовывал это с Борисом Николаевичем".
Сам же Вощанов и спустя много лет утверждал, что полностью согласовывал свои действия с шефом. Об этом идет речь, например, в статье "Как я объявлял войну Украине", опубликованной в "Новой газете" осенью 2003-го. Правда, Павел Игоревич, видимо, за давностью лет и по забывчивости, перенес сюжет из августа в сентябрь:
"Политической воли любой ценой сохранить Союз у Ельцина конечно же не было. Было другое — желание почувствовать себя общепризнанным Лидером. Это ж так эффектно: все, кто торпедировал начинания Горбачёва в Ново-Огарёве — и Назарбаев, и Кравчук, и Шушкевич, — придут к нему, к Ельцину, и поставят подписи. Горбачёв посрамлен!
Но никто не пришёл. (…) Российский президент был уязвлён. И тогда родилась идея "намекнуть" партнерам по переговорам, что "Ельцин — это вам не Горбачёв".
По информации экономиста Андрея Илларионова Ельцина смутил только один момент: "упоминание П. Вощановым названий республик, к которым могут быть применены меры, упомянутые в заявлении, было излишним".
Реакция украинского и казахстанского руководства была весьма болезненной.
Вознегодовал председатель Верховной Рады и будущий первый президент Украины Леонид Кравчук, прозвучали намёки на срочное создание собственной армии и национальной гвардии с понятными целями. Казахстанский лидер Назарбаев телеграфировал в Москву — "начал набирать силу общественный протест с непредсказуемыми последствиями".
На этом фоне Ельцин, чем бы изначально не были мотивированы слова, вложенные им в вощановские уста, предпочёл дать задний ход. Вице-президент Руцкой, еще недавно говоривший о "возмущении стремлением Украины отделиться", совершил примирительные визиты в Киев и Алма-Ату, где подписал документы о незыблемости межреспубликанских границ.
А 3 сентября Елена Боннэр в газете "Куранты" прямо угрожала российскому руководству:
"Я на себя беру очень большую функцию на ближайшие месяцы. Я буду объяснять Западу, а Запад меня слышит, что нельзя помогать только России. Я голову разобью за то, чтобы помогали всем республикам. А вам, товарищи депутаты, надо думать, допустимо ли нас согнать в очередной раз в великую Россию, в тюрьму народов".
Спустя пять дней она же сетовала в "Московских новостях":
"Что дала нам та великая, насквозь кровью пропитанная победа? Триста миллионов рабов в собственном доме, гидру военно-промышленного комплекса, горы оружия (…) только для того (или за то?), чтобы мы чуть ли не половину Европы в собственную вонючую тюрьму затащили. По новой пойдём?".
Заметим, что Победа для Боннэр ещё великая, но родина уже – вонючая тюрьма…
Концепция России без СССР, но с расширенными границами, сменилась другой — переформатирования Союза таким образом, чтобы пастухом и лидером сонма республик был уже не наднациональный и надреспубликанский центр, а непосредственно Россия.
Об этом, например, писал Андраник Мигранян в номере "Независимой газеты" от 3-го сентября. Его статья называлась "Почему опасно сохранять старый центр?"
В середине сентября российский госсекретарь Геннадий Бурбулис предоставил Ельцину документ, составленный группой вполне либеральных авторов. Он в первую очередь был посвящён внутренним проблемам России, но были и тезисы, касающиеся отношений с другими пока еще союзными республиками.
"6. Скрытое инициирование работы по созданию экономического сообщества без участия властных структур Центра, в котором Россия, в силу своего геополитического положения, производственного и сырьевого потенциала займет место неформального лидера. Учитывая опасения республик, особенно малых, перед возможным гегемонизмом России, использование на первых порах тактики "теневого лидерства". (…)
7. Декларирование отказа от претензии на роль нового Центра при одновременном вымывании властных полномочий союзного Центра и создании институтов Сообщества, во многих из которых Россия фактически доминирует (военно-политический блок, банковская и финансовая система "зоны рубля", топливно-энергетический и транспортный комплекс, научно-технический потенциал). (…)
Провести конфиденциальные переговоры с руководством Вооружённых Сил о том, что единственный способ сохранить армию — постепенно сделать ее российской".
Надо полагать, такой вариант вполне бы устроил значительную часть военно-политической элиты США, считавшей желательным или как минимум вполне допустимым сохранение рыхлого, ослабленного и превращённого в конфедерацию Союза вокруг если не полностью дискредитированного Горбачёва, то хотя бы Ельцина.
Соображения были вполне прагматичными — необходимость сдержать расползание хаоса, национального и религиозного (исламского) экстремизма, а особенно ядерного оружия; не зря американцы потом столько усилий приложили для денуклеаризации Украины.
Подспудно наверняка присутствовало и желание иметь противовес стоявшей на пороге Маастрихтского договора Европе, где, в свою очередь, выделялась нараставшими амбициями недавно объединённая Германия. Да и на Дальнем Востоке уже вступила в полосу экономического спада, но всё ещё не потеряла силу и разнонаправленный потенциал Япония, военный союзник и одновременно опаснейший экономический конкурент Штатов. Думается, в том числе и противояпонскими соображениями была продиктована негативная, но довольно сдержанная реакция администрации Буша-старшего на подавлении китайскими властями протестов на площади Тяньаньмэнь.
Но и многие европейские политики предпочли бы сохранить ослабленный и усечённый, но единый Союз. Соображения те же: противовес евразийской нестабильности, перспективный, неразделенный и одновременно плохо защищённый от экспансии рынок вкупе с ресурсной базой. И — скрытый козырь в играх с США.
Да и применительно к Германии иные её европейские союзники предпочитали иметь лишний балансирующий фактор. Кстати, "германастороженность" французов, итальянцев и англичан во многом имела тот же контекст, что и опасения хаоса на обломках СССР — на Балканах как раз разворачивалась кровавая югославская война, дрова в огонь которой на первом этапе активнее всего подбрасывали как раз немцы вместе с Ватиканом.
В итоге Западу не удалось поспособствовать сохранению Союза, и в этом нет ничего странного — сложно было требовать от Буша или Миттерана большего русского национализма или советского имперства, чем от тех, кому они положены по месту рождения. Сыграли свою роль и цепная реакция дезинтеграционных явлений, и довлевшее над всем желание Ельцина окончательно и бесповоротно добить Горбачёва.
Что же до так и не состоявшейся территориальной ревизии, то здесь вступили в причудливый симбиоз либерально-космополитическое равнодушие (если не презрение) к национально-государственным интересам и советская аппаратно-бюрократическая логика "нация заканчивается на республиканских границах, а границы практически незыблемы".