Философу, лейтенанту Народной милиции ДНР Андрею Коробову-Латынцеву (позывной "Автор") 34 года. Родился он в Забайкалье, в Чите, из которой в 12 лет его в Черноземье увезла бабушка. Долгое время жил в Воронеже: учился и преподавал. Военного образования нет.
По первому образованию – русский филолог. Закончил аспирантуру – кандидат философских наук (защитился в 2014 году). Уехал после этого сначала в Москву, а в 2017 году в первый раз попал в Донецк, окончательно туда переехал в 2018.
- Андрей! Как философы становятся военными?
- Я, конечно, собирался (в Донецк), но к войне, конечно, к таким активным военным действиям я уже опоздал. И я поступил на службу здесь в Донецке в Донецкое высшее военное командное училище, где сейчас службу и прохожу. Вообще я по специальности философ, и преподавал всю жизнь философию. Здесь помимо того, что я преподаю, я ещё возглавляю научный отдел, то есть всё, что связано с наукой, научной деятельностью.
- Андрей, почему вы решили приехать в Донецк? Какие у вас были побудительные мотивы? Вы жили себе в Москве и вот решили приехать, с чем это связано?
- В целом мои побудительные мотивы слишком не отличаются от мотивов всех прочих людей, которые решили переехать в Донецк, воевать или заниматься гуманитарной помощью.
Все эти люди, "люди длинной воли", почувствовали, что здесь нечто важное свершается, и от этого будет зависеть будущее не только Донбасса, но и всей России. И они не ошиблись, потому что Донбасс оказался на передовой Большой Войны. Тот, кто думал, что это какая-то частная маленькая локальная заварушка на Донбассе, глубоко ошиблись.
На Донбассе разыгрывалась глобальная история Большой Войны, "столкновение цивилизаций", столкновение целых мировоззренческих идей, мир-систем. И поскольку я как философ занимаюсь идеями, то мне, конечно, конфликт идей интересен. Вот на Донбассе именно такой конфликт и был.
- А какой конфликт идей?
- Тут всё просто. Есть Русская идея, которую на Донбассе отстаивали ополченцы с 2014 года, все, не только они, не только те, кто с оружием, но и те, кто занимался поддержкой Донбасса, в том числе информационной.
Вот есть Русская идея, которая трудно выразима и, пожалуй, нами до конца не артикулирована и до сегодняшнего дня, но она точно есть, за неё восстали.
А то, что ей противостояло, было украинством. Это такой искусственный идеологический конструкт, очень агрессивный и кровавый. А за ним скрывалась как раз-таки Западная идея, западного глобализма, западного капитализма, идея либеральная.
- А что, по вашему мнению, в либерализме плохо: либеральная демократия и свобода слова? Вам не нравится соревновательность партий, соревновательность их партийных и предвыборных программ? Партии соревнуются на выборах, а мы голосуем за их программы. Что в этом плохого?
- В том, что вы перечислили, конечно же, в целом плохого ничего нет, это всё имеет право на существование. Проблема в том, что это не характерные черты либерализма.
Об этом много уже говорилось и отечественными философами, и западными в том числе. Изначально либерализм, когда он возникает, заключается как раз в этом пафосе освобождения от чего-то. И вот на протяжении веков западный либерализм освобождался от разных коллективных идентичностей: государственной, религиозной и прочей.
Западный либерализм говорит: государство, не лезь ко мне, я хочу больше свободы от тебя. То же самое он говорит религии, то же самое он говорит церкви, Богу. Но в конечном итоге западный либерализм достигает своего, скажем так, акме, пика, вершины, и приходит к мысли о том, что человек должен освободиться и от самого человека.
И вот в этом жуть, и самая главная опасность западного либерализма. Она в том, что это…
- Шестьдесят полов и так далее?
— Это свобода от гендера в том числе. Это и трансгуманизм, который говорит о том, что человек морально устарел. Повторюсь, я могу здесь много ссылаться на тексты как западных философов, начиная от Фукуямы, который в книге "Наше постчеловеческое будущее" эти сценарии описал, так и на наших отечественных философов - Владимира Вараву, Александра Дугина. Они всё это тоже проговорили.
На Западе мы видим, что есть такой проект – освобождение человека от него самого, потому что с их точки зрения человек устарел морально.
Человек умирает, человек воняет, человек ошибается, поэтому давайте мы его память перенесём на флешку, он будет бессмертный, давайте его тело усовершенствуем, апгрейдим, там какая-нибудь генная инженерия поможет, заменим ему руки, ноги, голову и так далее. Это и есть трансгуманизм.
Человек перестанет в итоге быть человеком, хотя он будет бессмертным, но это уже не человек, а кто-то другой. И это страшно. И именно поэтому Западная идея является в корне своём и в своём исходе античеловеческой и антихристианской. И Запад именно поэтому выстроил Империю лжи, как сказал наш Верховный главнокомандующий.
- Почему Запад — это Империя лжи?
- Потому что он отрицает человека. А кто главный враг человека по Писанию? Это Сатана, отец лжи. Вот вам Империя лжи, всё сходится.
- Но украинство – это же не либеральная идея, украинство – это некий набор конструктов, который говорит о том, что есть украинская нация, которая была порабощена…
- Я понимаю ваш вопрос. Украинство - это националистическая идеология. Национализм или нацизм, как его крайнее выражение.
- Но все это не имеет отношения к либерализму.
- Нет, конечно, безусловно нет. Украинство и украинствующие абсолютно не либеральны. Но дело в том, что, во-первых, либерализм с национализмом всегда очень хорошо уживались и сочетались.
Во-вторых, украинство носит характер глубоко инструментальный, а не самостоятельный. Украинство – это та идеология – нацистская или неонацистская - которая используется Западом. И тогда всё встаёт на свои места.
Мы боремся-то не с украинством, хотя украинство нужно, конечно, подавить, именно как идеологию, как конструкт. Не украинскую культуру, не украинский язык, речь об искусственной идеологии украинства как идеологии нацистской.
Вот её и нужно уничтожить. Но дело в том, что с этим всё не закончится, потому что не будет украинского нацизма, Запад какой-нибудь другой нацизм будет использовать против нас. Это простое и дешевое орудие.
- Какое у вас сложилось впечатление о Донбассе, о Донецке, когда вы сюда приехали? Вы местных жителей считаете русскими? Один современный российский писатель, который тут жил несколько лет, говорил, что в Донбассе живут не русские, а "пророссийские хохлы". А вы как считаете?
- Эта территория, историческая Новороссия – территория позднего заселения. И здесь есть и хохлы, малороссы или украинцы, как не назовите, хотя, наверное, тут будут какие-то разные коннотации у этих слов. Но тем не менее.
Воздух тут заряженный. Есть такое впечатление, что Русское бытие здесь сосредоточилось. Я всегда вспоминаю фразу Достоевского, который говорил о том, что Бытие только тогда и есть, когда ему грозит Небытие.
И мы знаем, что все 8 лет как раз таки Небытие со стороны Украины или при помощи Украины более всего как раз-таки грозило России здесь, в Донбассе. Именно поэтому Русское бытие здесь сосредоточено. И как философ, я испытываю интерес именно к Бытию, в поисках Бытия нахожусь.
Именно поэтому философские пути ведут в Донецк. Это касается не только меня, как философа, но большей части современных русских философов - Александр Секацкий, Владимир Варава, Анатолий Черняев и др., все испытывают интерес к Донбассу, регулярно сюда приезжают.
- Общеизвестна ваша позиция - вы признаёте и мову (украинский язык) и украинскую культуру, с ними, как вы говорите, не нужно бороться. А вот мову не в быту, а на государственном уровне, нужно сохранять в Новороссии? И если да, то кто ею будет пользоваться?
— Это сложный вопрос. Дело в том, что нужно вдумчивое, серьёзное, профессиональное, я бы даже сказал, с точки зрения лингвистики отношение к тому, что мы назовём украинским языком.
И огульное отрицание и украинского языка, и украинской культуры как части нашей большой русской культуры нас ни к чему хорошему не приведёт.
Мы понимаем, что мы боремся с украинским национализмом. Но если мы со своей стороны этот украинский национализм стремимся заменить другим национализмом, но только уже великорусским, то это сценарий проигрышный.
Мы должны поступать, как империя. В империи много народов, много культур, и империя просто так не приходит, чтобы взять и разрушить чужую культуру, тем более, что это нам не чужая культура, а наша собственная, часть нашей большой русской культуры.
Культура, которая нам, в общем, понятна, близка и важна. И мне в этом смысле близок пафос моего друга и товарища рэпера и военкора Акима Апачева, который говорит: я забираю мову.
Если мова кому-то не нужна, то, пожалуйста, но просто так бездумно отрицать эту самую мову и культуру – это не путь империи. Я считаю, что мы должны себя на Украине вести, как империя.
Не как одно из национальных государств, которое осуществляет какую-то местную локальную ирреденту, а как империя, у которой есть спецпроект, задачи, которая ведёт войну с мировым злом.
- Аким, безусловно, классный парень, отличный рэпер, наш человек, но мне кажется, его выступления в защиту мовы вызваны не любовью к ней, а страхом перед страшным и ужасным "русским национализмом", который имеется у отдельных представителей национальных меньшинств в России. А Аким, видимо, ощущает себя то ли не русским, то ли не до конца русским. Ему, может быть кажется, что "русские националисты", разобравшись с украинством, возьмутся за российские национальные меньшинства. Может быть такое? Или это чушь?
- Нет, абсолютно не согласен. Подобное отношение вызвано вовсе не страхом, а заботой об империи – т.е. о своем собственном государстве, это имперское чувство или государственнический инстинкт.
Я глубоко убеждён, что с великоросским национализмом, если он возобладает у нас, далеко не уйдём.
Это не та стратегия, которая нам позволит, во-первых, победить Украину, а, во-вторых что-то потом построить на месте вот той самой украинской государственности, которую нам нужно денационализировать и демилитаризировать. Вот какая моя мысль.
Здесь, конечно, вовсе не о страхе речь, а если и о страхе, то о страхе не за себя, а за Россию, которая не может себя вести так же, как неонацистское террористическое гособразование под названием "Украина". Национализм противоположен империи. В империи не может быть национализм господствующей идеологией.
- Советский Союз был империей, там было 200 национальностей, 15 национальных республик и энное количество национальных автономий. В СССР развивали украинский язык и культуру, на украинском издавали книги и СМИ, учили гопаку. Так же поступали и в других национальных республиках. Ну и что, помогло это империи сохраниться? Нет. Ослаб имперский центр, и все республики сразу же сбежали. Вы не боитесь, что под всеми эти маниловскими прожектами о "Евразии" и "империи" вы опять начнете насаждать украинство в Новороссии, которого тут опасаются?
- Тут вопрос об историософии империи: как империя функционирует, как она переходит с одного исторического этапа на другой – это крайне сложный вопрос.
И тут как бы в пределах интервью, конечно, его не раскрыть. Не менее сложный вопрос – это вопрос украинский. Пожалуй, это самый сложный национальный вопрос у нас в империи, который сейчас остро стоит на повестке. И с ним нужно работать осторожно. Я постоянно об этом говорю. Простые пути здесь ведут к проигрышу.
Если мы сейчас приходим на Украину и говорим: так, отменяем мову, и всё прочее – то мы уже проиграли с таким подходом, так дела не делаются. Тогда мы ничем не лучше Украины, ведём себя так же, а нам нужны другие сценарии.
Сценарий имперский – это сценарий сложный, он гораздо сложнее, потому что все вот эти вещи про то, что нет никакой Украины, Украину придумал Ленин, и никакого языка украинского нет, очень простые, их очень просто усвоить и воспроизвести. За несколько минут усвоил и воспроизводишь. Но далеко с ними не уйдёшь, и завтра они перестанут работать.
У нас есть это имперское чувство, и это имперское чувство требует того, чтобы наше национальное сознание было сложным. Не простым, как у русских националистов, а сложным.
Для этого сама империя должна себя осознать, как империя, это сложная задача. Но никто не обещал простых путей. То, что мы начали – это очень сложный процесс, он требует всеобщей тотальной мобилизации, в том числе духовных и интеллектуальных сил изнутри.
- Андрей, а вы на Украине были? Общались с украинцами, которые говорят на украинском языке?
- Да, до войны, то есть до 2014 года, я несколько раз автостопом ездил на Украину. Несколько раз был на Полтавщине, в Одессе, в Киеве. До войны несколько раз был в Киеве на научных конференциях.
И знаете я никогда не чувствовал на Украине того, что вылезло в 2014 году, вот этих всех бесов национализма.
Более того, году, наверное, в 2012 я был на какой-то конференции в Киеве. Мы сидели с моим другом-украинцем, он музыкант, поёт песни на украинском языке. И с нами ещё был друг-белорус, тоже музыкант. И вот мы сидели втроем: сибиряк-великоросс, малоросс и белорус, - и поднимали тост за Большую Россию.
Ни про какого Бандеру тогда даже и речи ни у кого из моих друзей не было. Правда потом этот мой друг-украинец начал топить за всю эту украинскую историю. А второй друг-белорус донатит на ВСУ, вот такая история…