Политолог и политтехнолог Дмитрий Выдрин рассказал в эксклюзивном интервью изданию Украина.ру о сакральном смысле встречи Владимира Путина и Си Цзиньпина; вспомнил о том, как попал под ядовитый дождь в Сербии после использования обедненного урана; объяснил, почему западные элиты идут на самоубийственные шаги.
— Дмитрий Игнатьевич, как вы можете оценить геополитические последствия встречи Владимира Путина и Си Цзиньпина?
— Комментаторы в своем большинстве в переговорах лидеров РФ и КНР отмечают торгово-экономическую сферу. Я думаю, это связано с тем, что Владимир Путин обозначил вопросы экономики и торговли как основную тему. Однако я бы хотел обратить внимание на те вещи, которые остались почему-то вне поля зрения моих коллег и комментаторов.
Я считаю, на этой встрече произошел базовый геополитический поворот, который превосходит даже исторический разворот над Атлантикой самолета Примакова в 1999 году. [24 марта 1999 года глава правительства РФ Евгений Примаков, летевший с официальным визитом в США, развернул над океаном свой самолет и вернулся в Москву в знак протеста против начала бомбардировок Югославии].
Сейчас на наших глазах происходит геополитический поворот, сравнимый по резкости с вышеуказанным событием, но значительно превосходящий его по последствиям, масштабу и глобальности. Это поворот не только экономик КНР и РФ друг к другу — мы и так сотрудничали в экономической сфере, это кардинально не меняет вектор и динамику взаимоотношений.
Меня больше заинтересовало лаконично обозначенное на встрече кардинальное наращивание отношений в области культуры и образования.
Я человек, принадлежащий к вышеупомянутым сферам, исповедующий концепцию того, что со времен подзабытых классиков марксизма устройство мира изменилось в их традиционной схеме. В их понимании внизу был фундамент, на котором в виде пирамиды скромно базировались надстроечные вещи: культура, искусство, образование и всё остальное.
Я же много лет исповедую концепцию, что данная пирамида перевернулась. Сегодня базисом мировых взаимоотношений и устройства общества является культура, а уже к надстройке можно отнести то, что раньше называлось тяжелыми сущностями. Экономика включает индустрию, индустриализацию, все тяжелые виды производства — для меня это те вещи, которые ушли в «надстройку».
Поэтому кардинальный поворот заключается в том, что, наверное, впервые за многие века Россия и Китай развернулись к друг другу не только экономически, но и полномасштабно — в культурно-образовательным, цивилизационном плане. Такой вектор отношений переоценить нельзя, потому что это и есть базис геополитического поворота.
Повсеместно говорят, что направление геополитики «Запад — Восток» поменялось на другую базовую ось «Север — Юг», но мало экспертов обозначают, что является основой таких изменений. На мой взгляд, фундамент — это глобальный культурный поворот друг другу, имеющий глубинные, всепроникающие и более дальнобойные геополитические последствия.
Россия много лет и даже столетий была вестернизированной (западоориентированной) страной. Всё, что мы делали вольно-невольно, с симпатией или без, было копированием западных моделей: политических, технологических, экономических и финансовых. Китай в отличие от нас всегда был республикой внутренней империи, как говорят сами китайцы; он скорее смотрел не на Восток, Запад, Север, Юг, а прислушивался к глубинным интенциям и традициям.
Поэтому для России этот поворот более радикальный, чем для Китая.
— Расскажите, пожалуйста, более подробно, почему для России этот поворот радикальный и в чем его важность?
— Я помню круглые столы и конференции, в которых я участвовал в Китае в 90-е годы. Когда заходил вопрос о том, какой будет рабочий язык мероприятия, именно российские участники предлагали английский язык. Хотя для китайских экспертов в то время на русском языке было легче проводить и модерировать такие встречи.
Парадоксально, что русские эксперты, встречаясь с китайскими специалистами в 90-е годы, предлагали видеть мир по-английски — не по-русски, не через призму русских традиций, ценностей, интересов, истории, а через призму англосаксонских нарративов. Сегодня все это меняется: впервые мы заговорили о том, что должны работать по линии сращивания наших культур. Это для меня важнее, чем сплочение экономик и военно-техническое сотрудничество России и Китая.
Мало кто обратил внимание, что среди подписанных [Си и Путиным] 200 направлений, документов есть пункт по совместной работе над искусственным интеллектом. Кто-то из экспертов даже назвал это изыском, который вставлен для того, чтобы продемонстрировать, что наши страны идут в ногу со временем — и только.
Мне пришлось заниматься искусственным интеллектом в институте кибернетики много лет назад. Тогда я понял, что это — культура, загруженная в цифровое операционное пространство. Когда две страны работают над общей программой искусственного интеллекта, это по сути загрузка своих культур в общую матрицу, с помощью которой создается некий аналог биологического интеллекта на цифровом уровне. Включаясь в процессы взаимодействия на уровне искусственного интеллекта китайским и русским специалистам придется глубоко погружаться в чужую культуру, пропуская через себя невероятный массив контента и артефактов. А это означает взаимопроникновение в глубочайшие слои исторической, бытовой, литературной культур.
По итогам встречи Путина и Си я бы хотел отметить еще один момент. Сегодня символизм в политике играет колоссальную роль и для меня высоким символизмом было то, что встреча лидеров проходила в Грановитой палате — неком сакральном месте. Это показывает готовность наших стран к некому сакральному общению на уровне самых высоких государственных смыслов. Я напомню, что в этой палате впервые лидер Советского Союза Иосиф Сталин назвал лидера Китая Мао Цзедуна товарищем. До той встречи он его называл «господин».
Я не знаю, как наш лидер на приеме называл Си Цзиньпина, но мне очень бы хотелось, чтобы где-то прозвучало слово «товарищ» — теплое, ласкающее и слух, и душу. Поэтому завершу свой ответ так: геополитический поворот, зафиксированный на культурном уровне, это вещь, которая имеет колоссальное значение, она недооценена ни политиками, ни экспертами. Сакральность места, где проходила встреча, усиливает также привкус важности, глобальности и эпохальности этой встречи.
— Вы, как теоретик, изучающий поведения элит, могли бы рассказать, почему элиты Европы идут на столь самоубийственные шаги, обслуживая интересы США? Что за этим может стоять?
— Если бы они были элитами, они бы не шли на этот шаг. Напомню, что впервые термин «элита» прозвучал в журнале свиноводства в 20-е годы прошлого века, если я не ошибаюсь. Под этим понятием подразумевалось то, что путем позитивной селекции, путем отбора лучших из лучших выводились племенные свиньи, так называемые элиты в животном мире.
В нашем случае элита возникает тогда, когда лучшие из лучших людей оплодотворяют друг друга не физически, а в духовном, смысловом и культурном плане. Если же происходит негативный отбор по худшим признакам, мы получаем следующее. Например, некто принадлежит к 7 процентам сексуальных меньшинств — о, классно, значит, он идет на высшую ступеньку власти. А еще он негативно относится к традиционным религиозным ценностям — отлично, тогда он идет ещё на одну ступеньку выше.
За последние десятилетия, к великому сожалению, на любимом некогда Западе была построена целая технология негативного селективного отбора. Он привёл к тому, что править странами стали не лучшие, а худшие. Это те особи, которые не обладают выдающимися качествами мышления, смыслотворчества и даже свойствами среднестатистического человека — инстинктом самосохранения. У таких людей разрушена вся система мыслительного аппарата и психологического, где поддерживается протокол существования нормального человека — избегать смертельных угроз, не создавать их для себя и для народа.
Приход к власти антиэлит означает отказ от всех базовых вещей не только на интеллектуальном и политическом, но и на эмоциональном и психологическом уровнях. Поэтому мы говорим не о том, что в Европе элиты утратили инстинкт самосохранения, а говорим о том, что на Западе к власти пришли антиэлиты, у которых отсутствует напрочь инстинкт самосохранения.
— Великобритания обещает Украине поставки снарядов с обедненным ураном. Что означает это решение в политическом плане?
— Для меня, как для частного эксперта, это означает готовность на любые, даже самые роковые, шаги. Я не разделяю мнение других экспертов на тему того, что за этим последует ядерная война. Обедненный уран не имеет отношения к ядерной войне, он не взрывается, как атомная бомба. Это металлический компонент, который тяжелее и прочнее обычной стали и дешевле вольфрама, обладающего такими же свойствами. Обедненный уран используется там, где раньше использовались вольфрамовые наконечники, сердечники для увеличения убойности тех компонентов, которые из него делаются.
— Какие исторические параллели мы можем вспомнить в связи с применением такого урана?
— Впервые боеприпасы с обедненным ураном были применены США в Ираке в 1991 году, когда с помощью снарядов со стержнем из обедненного урана американцы пробивали иракские танки. Более массово вещество было использовано в Югославии в 1999 году, когда Белград и другие города бомбили кассетными бомбами — там были стрелки из обедненного урана, маленькие, как спички, но в силу высокой скорости, тяжести и твердости тело человека пробивали насквозь.
Вроде бы это обычный компонент обычного оружия, как говорят (хотя для меня любое оружие — необычное, поскольку в нем есть элемент брутальности, фатальности и трагизма). Тем не менее оружие делят на ядерное и обычное — конвенциональное оружие. По поводу обедненного урана идут споры, к какой категории его относить, на Западе его считают конвенциональным оружием.
— Почему тогда фактор применения обедненного урана вызывает такой резонанс в обществе? Чем опасно это вещество?
— Экологические последствия от применение этого вещества еще недостаточно изучены. Например, после бомбежек Югославии Сербия была на первом месте в Европе по количеству раковых заболеваний. Это связано с тем, что при попадании боеприпаса с таким ураном в цель возникает пыль, которая отравляет окружающую среду токсичным канцерогенным элементом, и происходит заражение почвы, а далее — отравление почвенных вод.
Во время этих бомбежек я был в Югославии и могу привести пример опасного воздействия обедненного урана из личного опыта. В то время у меня были красивые ботинки из плотной кожи, которые прошли со мной 5 континентов, испытав ливни и грязи — все нипочем. Но стоило мне попасть под первый дождь в Сербии, моя неубиваемая обувь развалилась на следующий день. Осадки на тот момент уже были настолько проникнуты ядовитыми компонентами урана, что даже крепчайшие ботинки расползлись на глазах.
Позже я выступал в бундестаге, в немецком парламенте, во фракции «зеленых» и спросил: как же вы, «зеленые», проголосовали за участие немецкого контингента натовских войск в подобных бомбардировках? Это не ограничится только территорией Сербии, поскольку вредоносная урановая пыль, отравленные подземные воды разнесут это по всему Евросоюзу.
Я не знаю, есть ли открытые данные по всей Европе, но абсолютно уверен, что катастрофический рост онкологических заболеваний свойственен не только Сербии и распространился далеко за ее пределы. У меня ощущение, что вся Европа до сих пор испытывает последствия бомбардировки Югославии.
Поэтому поставки или готовность передать Украине подобные элементы означает то, что на ней поставили жирный крест. Запад готов превратить страну в территорию глобальной экологической катастрофы — некий раковый корпус. На Украине будет то же самое, что в Сербии, только в более сильной степени, так как эти элементы поставлять и применять собираются в значительно больших масштабах, чем за 3 месяца использовали в Сербии.
В инициативе Англии я вижу желание перейти абсолютно все красные линии и поставить жирный крест на стране, которую они называют своей воспитанницей, своим партнером, своим союзником. Последствия для Украины в случае завоза туда обедненного урана, повторюсь, будут ужасны.