Сергей Пеляницин: В Донбассе журналисты быстро взрослеют

- Наверное, это самый сложный вопрос, который мне не часто, но периодически задают, и мне на него непросто ответить. Наверное, это стечение обстоятельств: жизненных, личных и не только личных. Когда в Киеве все начало происходить в 2013 году, я и мои сотрудники - у меня была небольшая стрингерская компания в Екатеринбурге, мы работали со всеми федеральными телеканалами - начинали день с просмотра ленты новостей. Равнодушен к этому не был никто, да и корни мои, как ни крути, в Малороссии. Жизненные обстоятельства сложились так, что я принял решение приехать сюда, смешно сказать, добровольцем в ополчение. Это был 2016-й год. То, что мы читали в информационных лентах, в реальности, как оказалось, выглядит иначе. Посмотрев на меня, сказали: послушай, ну у тебя, во-первых, возраст, отсутствие военно-учетной специальности, такого тут уже не надо, поищи-ка что-нибудь по своей профессии.

Я попал в министерство информации. Моя профессиональная биография и навыки оказались чрезвычайно востребованными здесь в сфере медиаменеджмента. Я начал работать в министерстве, заниматься телевидением и радио. В 2020 году не то, чтобы мне предложили, а сказали: Сергей Анатольевич, надо! Иди на "Первый Республиканский телеканал", занимайся его развитием.

- Не буду говорить о подробностях. В первую очередь, это был крайне низкий уровень менеджмента. Это нормально объясняется, я не хочу своих предшественников каким-то образом принижать. Однако после событий 2014-года стало понятно, что вся система телерадиовещания на тот момент Донецкой области претерпела изменения в лучшую сторону. Журналистика - она по определению в наше время стала здорово идеологизированной. Даже сейчас все разговоры о независимой журналистике, объективности и так далее - не говорю, что они беспочвенны и устарели, нет - они принимают другое значение, эти вещи нужно переосмысливать. Оказалось, что даже журналисту надо делать свой выбор и понимать, на чьей ты стороне.

В контексте разговоров об информационной войне, ты являешься бойцом одной из сторон. Ты должен четко понимать: зачем ты пришел в эту журналистику. Более того, в структуре нашего предприятия есть человек, который является журналистом с автоматом в руках, что как бы противоречит хрестоматийному определению журналиста, как независимого эксперта, исследователя, который не имеет права брать оружие. Но вот эта война, я не говорю о спецоперации, началась в 2014 году, и она показала, что отношение к журналистам серьезно поменялось. Если раньше, надевая голубые каску и жилет с надписью PRESS, предполагалось, что ты априори не являешься целью, а каким-то посредником между воюющими сторонами, то в этой войне ты становишься приоритетной мишенью. Раньше я такого не встречал в описаниях каких-либо конфликтов. Здесь я ответственно и четко заявляю: журналист с нашей стороны является приоритетной целью для той стороны (украинской. - Ред.). Одно время с украинской стороны звучали прямые призывы уничтожать журналистов.

- Хотя бы потому, что, как я и сказал, журналисты - это боевые единицы именно в современной, гибридной войне. Можно долго рассуждать, но я оперирую фактами: я сам был не раз свидетелем охоты той стороны за журналистами. И мы знаем о гибели российских журналистов, которые попали под целенаправленный минометный обстрел.

- Сейчас даже в самом городе, в Донецке мы точно так же находимся на войне - мы работаем под обстрелами, являемся такими же участниками событий, как и граждане, живущие в Республике, городах на линии соприкосновения. Задача, в первую очередь, "не навреди". Есть правила, которые хотя бы из морально-этических соображений журналист должен выполнять. Сейчас появилось много а-ля "военных журналистов", которые, сфотографировавшись на фоне танка, говорят, что они - военкоры, и вообще пуд соли съели. Главное - не навредить. Кода ты снимаешь на передовой, ты должен понимать, что тебе нельзя раскрывать локацию этой съемки. Снимать нужно так, чтобы к каким-то объектам нельзя было привязаться, чтобы противник понял, где ты снимаешь. Такие случаи бывали, поэтому журналистов на войне, скажем так, не всегда особо жалуют.

Для того, чтобы работать с военными, нужно и себя проявить, и заслужить их уважение и доверие. В первую очередь, чтобы тебя допустили к тем местам, где происходят боевые действия.

Сейчас активно обсуждается вопрос о том, что все наши доморощенные блогеры, да и профессионалы, в том числе, при съемках обстрелов… Нельзя делать привязку к местности в тех местах, куда действительно прилетают снаряды и ракеты, гибнут люди и разрушаются здания.

Я считаю, наше государство здесь проявляет некую лояльность к коллегам и такого рода материалам. Надо, наверное, все-таки пожестче. Поймать хайп - одно дело.

- Зачастую, да. Тут речь даже идет не только о журналистах. У всех же есть мобильные телефоны, масса людей здорово активничает в социальных сетях. Когда они выкладывают видео с какими-то заметными объектами, они, по сути, становятся корректировщиками для артиллерии ВСУ. Как следствие - жертвы, разрушения, и все остальное.

Еще до начала спецоперации, работая на передовой, первое, что ты должен спрашивать: можно ли вас снимать? Сейчас эти разговоры попритихли, что два братских народа воюют - у многих бойцов с нашей стороны было много родственников на той стороне. Человека могут идентифицировать, и его родственники могут подвергаться серьезным репрессиям со стороны украинских спецслужб. Это одна из причин, почему этические нормы нужно соблюдать. В этом здорово отличается работа журналиста в боевых условиях от всего остального.

- Да. Мы живем в той же ситуации, как и все горожане. В отличие от жителей города, репортер - он как мотылек на огонь несется к месту обстрела. А украинская сторона начинает хитрить, чтобы больше нанести ущерб. Когда еще не было такой серьезной контрбатарейной борьбы, и укроповская артиллерия чувствовала себя достаточно безнаказанно, они могли сделать один залп по какому-то сектору, потом подождать минут двадцать-тридцать, когда туда съедут пожарные, медики и журналисты, и дать еще один залп. Сейчас им сложнее, они пытаются быстрее слинять с места залпа, потому что прекрасно понимают, что будет "ответка".

Тут тоже были свои определенные правила. Мне приходилось сдерживать наших молодых сотрудников, которые через несколько минут после обстрела неслись к этому месту. Были примеры, когда наши ребята попадали и под повторные обстрелы, и под первичные. Слава Богу, все обходилось. Может, потому и обходилось, что, несмотря на ворчание репортеров, мы сдерживали их.

Журналистика Донбасса, действительно, очень молодая. С 2014 года местные масс-медиа серьезно изменились. Большинство людей, которые профессионально занимались журналистикой, выехали на Украину. Те люди, которые начинали создавать республиканское телевидение, зачастую до этого момента вообще представления не имели о том, как это делать.

- Да, но есть те профессионалы, которые остались. Главная проблема заключалась в том, что фактически не было людей, которые имели бы опыт управления в сфере масс-медиа. Любая телекомпания по своей сути ничем не отличается от завода. Это - производство, и должно работать как часы. Нужно наладить производство, технологический процесс. Человек, который никогда этим не занимался, ему достаточно сложно было бы это сделать. Какое-то время это все находилось на любительском уровне. Редкие профессионалы, которые здесь остались, не могли влиять на ход формирования республиканского радиотелевидения.

- Мы же не ищем легких задач. На самом деле, это очень интересно. Опыт творческого состава (журналистов, репортеров) - уникален. Другое дело, для меня, как человека который много лет занимается медиаменеджментом (а моя специализация была кризис-менеджер в сфере масс-меди) - такой опыт ты не приобретешь нигде. Это очень непросто, учитывая и обстоятельства, и боевые действия, и недостаток материально-технических средств и еще масса причин.

Мне есть с чем сравнивать, и я уверен: здесь журналисты быстро взрослеют. Меня спрашивали: сколько нужно времени, чтобы воспитать профессионального репортера? Я говорил: года два, чтобы человек поработал в отлаженной структуре, и года через два он сможет называться молодым профессионалом. Я думаю, вы обратили внимание, что у нас очень молодой состав. С момента начала спецоперации они очень быстро повзрослели и с точки зрения человеческой, и с точки зрения профессиональной. Это обстоятельства, по-своему кризисная ситуация накладывает свой отпечаток, заставляет людей мобилизовываться, дает опыт, который невозможно получить в мирных условиях и в тех же региональных телеканалах.

У региональных коллег совсем другие задачи, хотя так или иначе война ворвалась в их повседневную жизнь. Это и беженцы, и помощь военнослужащим, и изрядный подъем патриотизма - наконец-то на Донбасс обратили внимание. Думаю, все восемь лет для россиян и наших коллег разница между Сирией и Донбассом особо и не была ощутима. Сирия, может, даже была ближе, потому что там принимали участие в боевых действиях российские военнослужащие. А здесь не было Российской Федерации, ополченцы где-то воюют, что-то отстаивают, это не касалось россиян, и интерес был такой - чисто спортивный, наверное.

Еще не в составе РФ - и то это вопрос, скорее, мировоззренческий - многие журналисты в ДНР задавались вопросом: а на кого ориентироваться? На федеральные телеканалы или радиостанции, или на региональные?

С одной стороны, ориентироваться на федеральные совершенно бессмысленно, потому что это совершенно другие ресурсы, совершенно другой информационный объем. С другой стороны, ориентироваться на региональные российские телеканал полностью нельзя было, потому что они традиционно уделяют внимание региональной тематике, и в их сферу не входили международные и федеральные события. Здесь удалось сформировать серединный подход. С одной стороны, все телеканалы Донбасса, на тот момент, - телеканалы отдельного государства, пусть даже непризнанного, с другой стороны - не имеющие тех огромных ресурсов телеканалов федерального уровня.

Поэтому мы начали выстраивать нашу повестку информационную по принципу "одной кнопки": наш зритель не должен "серфить" по каналам, он должен включить наш "Первый Республиканский", и получить всю информацию - от международной до муниципальной. Тематически, это стало ориентиром в нашей работе.

- Одна из задач, которую и я ставил перед своими сотрудниками, - выстраивание творческих контактов с нашими коллегами, именно регионалами. Федералы всегда проявляли интерес, посматривали свысока на нас, иногда пользовались нашими услугами, учитывая остроту момента. Сотрудничество существует, но оно во многом чаще потребительское со стороны федералов.

Сотрудничество с региональными телеканалами приобрело партнерский формат: начали проводить какие-то телемарафон, и мы в них неоднократно принимали участие, принимаем участие в фестивалях, показываем свои фильмы и работы. Это - реальное партнерское сотрудничество, причем вполне себе на равных. Есть чему поучиться у сотрудников в регионах, но и российские регионалы иногда с распахнутыми глазами и раскрытым ртом слушают рассказы о нашей работе, что для нас является повседневностью.

- Да. Обычно представляют себе, что здесь Сталинград, хотя я не скажу, что ситуация простая - она реально сложная. Каждый из наших сотрудников, выходя из дома… не знает - это такая рулетка или лотерея, - доберешься ты до работы или нет. И сам телецентр обстреливался уже не один раз. Слава богу, пока что фатальных последствий не было, но периодически рядом здесь ложились снаряды и ракеты.

- У нас достаточно большая территория. Прилет был в ста метрах от центра славянской культуры, на детскую площадку упал снаряд. От разрушений нас спасло то, что снаряд не разорвался. Прилетало рядом, выносило окна.

В ночь с 22 на 23 февраля какие-то диверсанты (у меня нет информации, что их нашли и установили, спецслужбы этим занимаются) под одно из наших зданий подбросили самодельное взрывное устройство. Я находился в этом здании в тот момент. Мы тогда перешли на круглосуточную работу - я несколько недель жил здесь - и часть сотрудников находилась на местах. Сотрудники, которые находились в столовой, не пострадали только по той причине, что взрывное устройство не было начинено поражающими элементами.

Обыденно относиться к этому нельзя, мы предпринимаем меры предосторожности. Большая часть коллектива, кто может работать на удаленке, те работают на удаленке. Можно было бы найти варианты работы без традиционных стендапов, синхронов, присутствия на местах события и прочее, но в таком случае мы бы сразу проиграли в качестве. Это одно. А другое - а не этого ли от нас ждут люди, которые целенаправленно обстреливают телецентр?

- (За окном слышен громкий "бах". - Ред.). Исходя из своего опыта, скажу совсем однозначно: нет. Научить человека принципам и азам создания репортажа, технологическим приемам для создания телевизионной программы… Журналистика - это все-таки практическая профессия, нужно приобретать навыки, находясь на земле, в этом процессе. Хорошо, если попадешь в хорошую профессиональную школу - я имею в виду профессиональную среду, отлаженный технологический процесс с четко сформулированными требованиями и понятной схемой. Это то, что мы создали и развиваем на "Первом Республиканском" - именно поэтому он, на мой взгляд, достаточно быстро вырос из аутсайдерских в флагманский телеканал Республики. За нами подтянулись и пытаются подтягиваться наши коллеги из других республиканских телеканалов, и это правильно, так должно быть.

Человек, который решил посвятить свою жизнь журналистике, он в принципе должен быть развит интеллектуально, иметь определенный кругозор и потребность ежедневно исследовать этот мир и рассказывать о результатах своих исследований аудитории.

Часто журналист, когда он берет в руки микрофон, обретает менторский тон и учит людей жизни, при этом не имея большой журналистский опыт. Зачастую в учебных заведениях, в которых воспитывают журналистов, это заблуждение и рождается. Люди развитые, с высшим образованием и системным подходом - это, часто, не гуманитарии. Как ни странно, на моей памяти, лучшими журналистами-репортерами были выпускники технических вузов. Более системный подход и минимум самомнения.

Люди без профессионального образования, которые приходят в профессию, имеют желание научиться. Я не хочу дискредитировать систему журналистского образования в университетах, и выражаю только свою позицию и свое мнение. Я сам выпускник журфака Уральского государственного университета, кафедра телевидения и радиовещания. Хотя по первому образованию я технарь - техник-технолог горного машиностроения. Возможно, где-то эта спайка дала определенный результат, небезуспешно, мне кажется, я функционирую в этой профессии уже больше 30 лет.

Много выпускников журфака приходят в профессию. Те, кто не поддался вот этому заблуждению "имею диплом журналиста, поэтому мне больше нечему учиться" - есть, чему учиться - те достигают определенных успехов.