Они должны понимать, что имеют дело с полноценным конкурентом. Потому что в западных элитах до сих пор укоренено сознание, что мы по недосмотру некоторых лиц в Брюсселе и Вашингтоне не сдались глобалистскому миропорядку, считает политолог-международник Дмитрий Дробницкий.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
Глава МИД РФ Сергей Лавров ранее заявил, что европейские политики пытаются выстроить безопасность без России и Белоруссии, но Москве такая безопасность не нужна.
— Дмитрий, какая же система безопасности нам нужна?
— Это вопрос как минимум на четыре докторских диссертации (кандидатская не прокатит). Лавров по сути говорил, что был старый принцип, относящийся к ооноцентричному порядку. Существовал ли этот порядок или нет — это уже второй вопрос (на мой взгляд, это виртуальные построения). Тем не менее наши и отчасти китайские дипломаты до сих пор исходят из того, что есть принцип единой и неделимой безопасности, что она не должна строиться за счет других.
Если для Китая это касается исключительно ооновских документов, то для России такого рода принцип связан еще и со всякими европейскими совещаниями, прежде всего, с ОБСЕ.
Это была довольно странная вещь. Когда существовал Советский Союз, были НАТО и Варшавский договор. Считалось, что после окончания холодной войны мы этот принцип наконец реализуем. Не тут-то было. Потому что это предполагает, что все страны должны быть озабочены тем, как бы на европейском континенте, в Евразии и вообще в мире была такая система, о которой заботились бы все. И чем сильнее держава или объединение, тем больше в это нужно вкладывать усилий и средств.
То есть вы не можете сидеть и думать, как бы мне обезопасить Францию и Германию, но так, чтобы России или Югославии было плохо, а мне было бы хорошо. Принцип единой и неделимой безопасности напрямую это запрещает. Она должна быть одна на всех.
— Наши оппоненты задают вопрос, чего же вы поссорились с Западом, вам же нечего было делить...
— Потому что даже в двухтысячные годы, когда отношения между Западом и Россией были вроде бы ничего, безопасность европейцев подразумевалась как безопасность от России. Речь шла не только о военно-стратегической безопасности, но и о геополитической и интеграционной. Даже те страны Европы, которые были заинтересованы в российских туристах, вводили безвиз только во время курортных сезонов. В остальное время вам нужно было получать шенген. И шенгенское отгорожение от России тоже этому принципу противодействовало.
Торговые правила и энергетические пакеты Европы, которые принимались, тоже этому принципу противоречили. А технологическая безопасность? России не передавались некоторые технологии. Напомню, что когда во время кризиса 2008 года российские предприниматели захотели выкупить в Германии «Опель», им сказали, что русские стырят технологии, поэтому нельзя. Это тоже противоречит принципам единой и неделимой безопасности.
А сейчас у нас вообще «раззудись плечо, размахнись рука». Сейчас совершенно иная ситуация. Все маски сброшены. Они строят такую безопасность, которая не только не для всех (включая Россию), но и без России и против России.
Вопрос в том, безопасность ли это, потому что энергетическая безопасность Европы точно подорвана подобного рода действиями. Но они идут по этому пути. Это не просто декларация. Они думают, как бы сделать так, чтобы России было похуже, а нам не настолько плохо, как могло бы показаться. Они даже забыли про интерес собственных граждан в условиях этого дела.
Поставка оружия на Украину с выгребанием собственных складов тоже не способствует ни общей безопасности, ни безопасности европейцев. Но сделать похуже России — это основной принцип «европейской безопасности». И как мы можем участвовать в этой безопасности сами против себя?
Россия сейчас оказалась в новой для себя ситуации. Эта ситуация была и до этого. Мы говорили: «Ребята, обратите на нее внимание». Но нам говорили: «Нет, мы все равно продолжим разговаривать со здравомыслящими миролюбивыми людьми во всей Европе, налаживать контакты, выражать озабоченность и так далее».
На этом была построена вся послевоенная дипломатия. Она получила существенную поддержку в 1970-е годы во время разрядки. Язык, который сегодня преподают будущим дипломатам, сложился именно тогда. Но с небольшими вкраплениями глобалистской чуши. Я читал лекции в МГИМО, я знаю, о чем я говорю.
— Так и как нам обеспечить свою безопасность?
— Что такое безопасность мы все понимаем. Мы должны быть настолько подготовлены и сильны, чтобы обеспечить свой суверенитет. Это значит, что мы должны быть хорошо вооружены, подготовлены технологически, экономически и идеологически (хоть у нас прямо об этом не говорят). Потому что наши непартнеры идеологическую компоненту собственной безопасности выстраивают. В США с этим похуже, потому что существуют две Америки, но Европе удалось всех аккуратно закатать. И дело тут не в полицейских, которые разгоняют «желтые жилеты», а в том, что они работают с идеологической компонентой, которая нам отвратительна.
У них нет никаких иллюзий, что идеологическое проникновение русского балета «Щелкунчик» в его первозданном виде и мультфильма «Маша и Медведь» представляют для них опасность. Для элит так точно. Потому что европейцы могут воспринять чужой образ как более привлекательный, как это было в 1980-е не только с советской элитой, которая была заражена раньше, а с рядовыми гражданами.
Так в беседах с китайцами или товарищами из Кубы и Венесуэлы говорить об ооноцентричности, может быть, и уместно. Я не буду лезть в чужое дело. Но совершенно точно, что для выстраивания собственной безопасности нам нужно точно выстраивать эти четыре компоненты, понимая, что в новом наступающем мире не будет ооноцентризма.
Технически апеллировать к ООН может быть и правильно. Но нам нужно показывать на международной арене, что нас не сможет никто победить ни военным, ни экономическим путем. Технологическая прочность у нас достаточно высокая, но ее надо обеспечивать. И нужно активно показывать наш привлекательный образ. Не для того, чтобы немцы нас полюбили. Просто лучшая защита — это нападение. Они должны понимать, что имеют дело с полноценным конкурентом. Потому что в западных элитах до сих пор укоренено сознание, что мы по недосмотру некоторых лиц в Брюсселе и Вашингтоне не сдались глобалистскому миропорядку.
— Кстати, а почему Запад нас так не любит, если они готовы пожертвовать своей безопасностью, чтобы навредить России?
— Это как раз понятно. Да, времена противостояния двух систем прошли, но никто не отменял борьбы за место под солнцем. Если у кого-то были иллюзии, то теперь они прошли у всех. На общечеловеческую конкуренцию, которая существовала тысячелетия, накладывается особенность текущего момента — распад глобального миропорядка. Он будет сопровождаться двумя негативными процессами.
Во-первых, жесточайшим сопротивлением глобальных элит. Они будут сопротивляться на всех уровнях и задействуют все. Причем линия соприкосновения не где-то там в ГДР, как это было во времена противостояния НАТО и Варшавского договора. Мир сейчас настолько открытый, что противостояние можно проводить даже в российских вузах, что с успехом и делается. Если провести честный опрос студентов, то даже те из них, кто считает себя патриотом России, начнут выдавать глобалистские штампы.
Во-вторых, нарождающимся соревнованием между различными центрами силы. Оно нараждающееся, потому что эти центры только формируются. Вокруг них только кристализуются регионы. Но борьба между этими центрами силы будет, от экономико-технологических противостояний до самых ожесточенных прокси-войн. Это надолго.
Да, Запад перебалансируется. Но оба этих негативных фактора сейчас направлены против России. Это объективный процесс. Можно сколько угодно говорить, какая же злая Урсула фон дер Ляйен и какой лживый Макрон, но они являются выразителями этого объективного процесса. Да, граждане Евросоюза страдают, но их никто не спрашивает. Решение все равно будет приниматься глобальной элитой.
Так что Запад настроен против нас, потому что мы подрываем этот глобальный миропорядок. И мы для них конкуренты. Потому что мы потенциальный центр сильного региона Евразии. И где будет проходить географическая, технологическая и геополитическая граница, будет решаться в ближайшие годы. Этот вопрос решается конфликтным путем. Выражением озабоченности он не решается.
У России есть сейчас два пути. Либо мы развиваемся ускоренными темпами, либо сливаемся. Второго никто не хочет. Следовательно, за работу, товарищи.