Алексей Маслов: Китай может очень хорошо поддержать Россию

Не нужно ожидать, что Китай будет более жестко формулировать свою позицию относительно российско-украинского конфликта, потому что Китай хочет оставаться над схваткой. Но Россия может рассчитывать на серьезную помощь в сфере экономики, важно только не повторять ошибок 90-х, считает востоковед, директор Института стран Азии и Африки Московского государственного университета Алексей Маслов.

Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.

— Да, практически здесь все подтвердилось, потому что и я, и мои коллеги всегда делали очень аккуратные прогнозы, понимая, что общей тенденцией является усиление влияние Си Цзиньпина и его сторонников в новом составе и Политбюро, и постоянного комитета Политбюро.

Было несколько неожиданностей, которые, пожалуй, сейчас все широко обсуждаются. Так, Ху Чуньхуа, такой, как казалось многим, довольно жесткий сторонник линии Си Цзиньпина, потерял место в Политбюро. Именно он отвечал за политику борьбы с бедностью. Казалось бы, все шло хорошо, но он вышел из состава Политбюро. А ему прочили в том числе и место едва ли не премьер-министра Китая.

Однако все остальные перестановки вполне очевидны. Речь идет о том, что сейчас главной частью, почему люди входят в состав либо постоянного комитета Политбюро, либо самого Политбюро, является личная лояльность по отношению к политике Си Цзиньпина.

— Мне кажется, что проблема заключается именно в том, что мы не всегда правильно понимали, что в реальности происходит в Китае. И как раз этот стереотип о том, что были какие-то комсомольцы, комсомольские группы, выходцы из комсомола, которые воевали или противостояли так называемым принцам — людям, которые наследственным образом получили некоторые посты, поскольку их родители, отцы или деды были выдающимися партийными деятелями. Между этими группами шла борьба. Мне кажется, что это была крайне упрощенная схема, которая была навязана западными СМИ. В реальности ситуация была и проще, и сложнее одновременно.

Во-первых, были и до сих пор есть несколько концепций того, каким образом экономически должен развиваться Китай. Например, должен ли он продолжать активно развивать отношения с Западом, прежде всего — с США. Заимствовать технологии, заимствовать в том числе многие новые открытия и одновременно использовать американский рынок для роста китайского рынка.

Была и есть другая линия, которая, судя по всему, берет верх. Это опора на национальную экономику, на национальные технологии — об этом говорил активно Си Цзиньпин. И ни у кого не было сомнений, что когда-нибудь произойдет размежевание с США и с западной моделью развития. Вопрос стоял лишь в том, насколько быстро это нужно делать. Возобладала линия на то, что необходимо усиливать, как обычно называют в Китае — «патриотические тенденции». И люди, которые ратовали за плавный отход от западной модели, они и потерпели поражение.

— Прежде всего, мы понимаем, что никакой официальной информации о том, что произошло с Ху Цзиньтао, нет. Лишь заявление агентства «Синьхуа» о том, что он плохо себя почувствовал. Его вывели из зала явно, конечно, против его воли, но потом обратно и вернули.

Надо понимать, что с Ху Цзиньтао связан довольно серьезный, сложный период развития Китая — 2003−2013 годы, когда, с одной стороны, Китай очень быстро рос, это было период самого быстрого экономического роста Китая, с другой стороны, это был период засилья и коррупции, и клановых интересов. И в это плане считается, что многие проблемы, которые сегодня есть в Китае, они имеют свои корни именно в то периоде.

Ну и то, как обошлись с Ху Цзиньтао, действительно человеком уважаемым, но при этом не игравшем последнее время никакой существенной роли в китайской политике, показывает, прежде всего, силу самого по себе Си Цзиньпина, как бы это не воспринималось. Это показатель того, что Си Цзиньпин отделяется от некого наследия, и позитивного, и негативного, и является абсолютно самостоятельным лидером.

Случай с Ху Яобаном был абсолютно другим. Ху Яобан представлял собой, конечно, центр власти и центр группировки. Ху Цзиньтао таким уже не был.

— Это очень хороший вопрос. Я думаю, что нет, потому что тогда действительно был очень важный выбор между линией на открытие Китая, на демократизацию, на демократические настроения и на сохранение вот этой хардлайнерской группы. И все это, в конце концов, привело к событиям 1989 года. Будем честны — это было тогда не без влияния Советского Союза и заявлений Горбачева о перестройке и гласности. И это создало массу иллюзий в умах китайского студенчества.

Сейчас изменились настроения. Во-первых, стало понятно, что национальная экономикой Китая и национальная идея являются очень и очень продуктивными. Плюс к этому Си Цзиньтао не является каким-то властителем дум молодежи. И нет того лидера, который стал бы отстаивать сейчас западную систему демократических прав в Китае.

Речь идет о том, каким образом развивать экономику. Но в политической линии, в правильности ее — никаких сомнений, по-моему, ни у кого нет.

— Я думаю, никакой такой группы просто не было. Еще раз повторю: это просто абсолютная иллюзия каких-то политологов, которые брали и копировали некоторые концепции, созданные американскими экспертами. Такое противостояние одних и других — это и есть, на мой взгляд, иллюзия. Потому что большую роль играют группировки, сосредоточенные в разных областях промышленности или в разных регионах. Мы можем говорить и о шанхайском клане, и о южных китайских кланах.

А вот те, которые проиграли, например, ветеран партии Ли Кэцян, нынешний уходящий премьер-министр Китая, Ван Ян, который уже не входит даже в ЦК Компартии, — да, им придется уйти из политики, судя по всему, и в Китае есть такой плавный выход, им будут даны места каких-то консультантов. Но сделано будет все, чтобы они не имели никакого влияния на нынешнюю политику.

— Действительно, в Китае есть такое неписанное правило, что те, кому больше 68 лет, не получают никакого повышения, чаще всего либо остаются на своих постах, либо тихо уходят на пенсию. Но есть два исключения — это Чжан Юся и Ван И, нынешний министр иностранных дел Китая, который скорее всего, займет в руководстве Китая статус основного партийного китайского дипломата. Вот они остаются, потому что и тот, и другой — сторонники жесткой линии. Мы бы назвали ее антиамериканской, но, возможно, это как бы национально ориентированная линия.

Речь идет не столько о возможности атаки на Тайвань, то есть это еще не признак потенциальной военной операции против Тайваня, скорее, признак того, что линия будет очень жесткая по отношению и к Тайваню, и к США, и вообще к любым странам, которые будут пытаться противостоять основной китайской линии.

— Я думаю, что западные коллеги это все предполагали, и случайно, прямо перед съездом, появилось несколько очень серьезных вбросов о том, что едва ли против Си Цзиньпина не готовится какой-то переворот, и вот он уже арестован… и это почему-то очень широко обсуждалось, хотя никаких подтверждений этого не было.

Были и более серьезные, казалось бы, аналитические статьи, которые утверждали, что теперь Си Цзиньпин просто является диктатором китайским, и теперь всему миру придется жить под воздействием одного всего лишь человека, его концепции.

Я думаю, что ни то, ни другое не совпадает с реальностью. Это не значит, что мы должны любить или не любить Китай. Мы должны понимать, что Китай — это та единственная страна, у которой есть очень серьезные экономические и, самое главное, высокотехнологические рычаги, чтобы сегодня предлагать свою новую концепцию.

И то это Китай делает крайне аккуратно, стараясь не обострять ситуацию. Мы должны понимать, что Китай воюет сейчас не за Россию и не за какую-то другую страну. Китай сейчас пытается постулировать свои концепции социального развития, экономического, геостратегического развития — и, грубо говоря, отвоевать себе то место на карте, прежде всего экономической карте, которого, считает, он достоин.

— То, что вы сказали — это и есть выбор. И тот, и другой, наверное, для Европы плох. Но обратите внимание — никакого идеологического, то есть, точнее, экономического противоречия между ЕС и Китаем нет — или, по крайней мере, это не Китай создавал. Европа пошла за американской концепцией, то есть жесткого противостояния Китаю, заблокировала очень много китайских компаний на своей территории, заблокировала многие инициативы в рамках китайского проекта «Пояс и путь» и тем самым начала ввязываться в строительство антикитайской коалиции. Это не Китай начинал.

Да, можно отказаться от китайских товаров, от китайской электроники, вплоть до того, что вообще изготавливается в Китае по заказам западных фирм — это технически можно. Вопрос в том, а кто другой это будет делать? Ни одна другая страна мира не может заместить Китай одновременно. То есть придется договариваться с другими странами, а это не так просто. Поэтому Европа сейчас находится в очень тяжелом положении — потому что выбор-то у нее невелик.

— Я думаю, что никаких изменений в худшую сторону не будет. Если мы говорим про чисто идеологическую модель, то с Си Цзиньпином у руководства России сложились очень ровные, хорошие отношения. И за последние уже больше чем десять лет Си Цзиньпин ни разу не изменял своим обещаниям.

Если мы смотрим просто на экономику — многие кричали, что китайские компании уходят с российского рынка, но мы видим по статистике совсем другое. С начала этого года и по нынешний момент российско-китайская торговля возросла более чем на 30%, российский импорт в Китай возрос на 50%. То есть как раз китайский рынок стал более открытым для российских товаров.

Экономика — это всегда показатель того, насколько страны хотят сотрудничать. Поэтому, я думаю, что отношения с Россией, как минимум, не ухудшатся.

— Здесь надо понимать, что у нас есть некоторые вопросы к российско-китайским отношениям. С одной стороны, мы сейчас стремимся выстроить новые отношения, например, в области высоких технологий, в области поставок микрочипов, это то, что очень нужно для России. И в общем это технически правильно.

Но есть и другая сторона вопроса. Мы можем в известной степени повторить ситуацию девяностых годов, когда очень дешевый экспорт из Китая торпедировал всю нашу продукцию российского Дальнего Востока, поскольку возить из Китая было выгоднее, чем производить на российской территории.

Сейчас тоже привязанность именно к поставкам из Китая, — мы можем попасть в такую в зависимость. Правильный выход из ситуации — это создание совместных предприятий, переобучение российских технологов, российских специалистов по передовым технологиям, но это сразу же и по китайским технологиям, и создание совместных продуктов.

В этом плане Китай может очень серьезно поддержать Россию. Но мы не должны ждать, что Китай будет более жестко формулировать какие-то свои вопросы, касающиеся российско-украинского конфликта, потому что Китай хочет оставаться над схваткой. Но при этом, как мы видим по экономике, все-таки его позиция, скорее, пророссийская, чем прозападная.