Не вполне понятно, кто будет обслуживать украинские АЭС, ведь это объекты советской еще постройки. И срок эксплуатации атомных блоков не вечен, напоминает ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности и Финансового университета при правительстве РФ Станислав Митрахович.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Станислав, как оцениваете ситуацию в украинской энергетике? К чему приведет остановка на Запорожской АЭС, какой ожидается зима для Украины?
— Вообще Запорожская АЭС давала под 40% производства атомной генерации на Украине, и порядка 20% от потребления электроэнергии, но это до начала боевых действий. После их начала потребление электроэнергии на Украине уполовинилось, деиндустриализация произошла, военные эффекты.
К этому можно относиться по принципу «не было бы счастья, да несчастье помогло». Если бы было большое потребление и отключение АЭС, то это сложно. Но если потребление уже уменьшено, то отключение АЭС больших проблем не должно было создать.
Кстати, первый день, когда пришли новости, что станция отключена, не было новостей, что какое-то количество большое населенных пунктов осталось без света. Это произошло еще через день, когда, по всей видимости, военные факторы вмешались. А до этого не было отключения, то есть украинские диспетчеры сумели перенаправить электроэнергию с других регионов страны, что, с учетом деиндустриализации, дало возможность ситуацию более-менее выправить.
Конечно, на долгосрочную перспективу отключение АЭС ничего хорошего не дает — ни промышленности, ни населению. Она работала на обе стороны — и на ту территорию, которая подконтрольна властям Киева, и на ту территорию, которая подконтрольна России. Но и та, и другая сторона каким-то образом проблему электроснабжения решили.
Относительно планов экспорта электроэнергии — такие новости не способствуют реализации подобных планов. Но вместе с тем какого-то катастрофического эффекта тоже не произошло.
Что касается риска снижения радиологической аварии, то это (остановка ЗАЭС. — Ред.), конечно, хорошо, потому что пока станция работала, и ее обстреливали украинские вооруженные силы, риски аварии только возрастали.
Другое дело, что даже после остановки реакторов — все равно, есть определенные риски. Во-первых, продолжают обстреливаться места, где хранится отработавшее ядерное топливо. Во-вторых, даже после того, как атомный реактор остановлен, необходимо охлаждение по технологии, все равно должно подаваться электричество.
Если сама станция не работает, значит, электричество нужно брать где-то со стороны: либо за счет линий передач, но они тоже обстреливаются, либо за счет дизельных генераторов, дизельных небольших электростанций. Но они, соответственно, тоже находятся в зоне риска в силу обстрелов. Поэтому здесь задача для России сложная, чтобы решить вопросы безопасности. Будем надеяться, что наши специалисты с этим справятся.
— Что касается российских ударов по объектам энергетической инфраструктуры, реально ли вывести из строя всю Украину таким образом?
Это отчасти вопрос к военным, какое количество ракет нужно и т. д., это не совсем моя сфера компетенции. Судя по всему, такой инструмент есть у российской стороны, по какой-то причине он не используется полномасштабно.
То ли это приглашение к переговорам, то есть могли продемонстрировать, что есть некий потенциал, если не хотите, чтобы он дальше реализовывался — идите на переговоры. То ли это еще какие-то мотивы политического характера. Но, конечно, они нуждаются в дополнительной экспертизе со стороны людей, которые непосредственно отвечают за военные сюжеты.
Но мне кажется, опыт того, что произошло, показывает, что в принципе — да, возможность, разумеется, есть нанести удар по тепловым электростанциям, по подстанциям, по линиям электропередач. Далеко не все эти объекты можно быстро восстановить, поэтому такой вариант у России есть, особенно, если она не хочет увеличивать свой военный контингент, не хочет идти по пути мобилизации, частичной или не частичной. Но тогда альтернатива этому — использовать удары по инфраструктуре.
Пока что мы видели, что удар был одиночный, один раз это было сделано. Вопрос, как они видят дальнейшее развитие событий — понятно, четкого понимания нет: как собираются здесь дальше действовать, собираются ли использовать подобные удары, или перейдут к переговорам. Наверное, все-таки какое-то приглашение к переговорам, в которые часть наших руководителей верят. Может быть, будущее покажет, что это сработает. Но, по крайней мере, не сейчас, но пока что не видно готовности к переговорам с украинской стороны.
— Киевский режим продолжает обстрелы Запорожской АЭС, и тут же Зеленский предлагает продавать электричество странам Евросоюза. Как это уживается, к чему это приведет?
— Изначально Украина была, со времен плана ГОЭЛРО, интегрирована в единую энергосистему. Россия, Белоруссия, Украина — были в одной энергетической системе. Украина потихоньку хотела переориентироваться на Запад. Первым шагом в этом процессе было создание так называемого Бурштынского энергоострова на западе Украины, который был изолирован от общей энергосистемы Украины, и синхронизирован с той частью электроэнергической системы Европейского Союза, который к Украине примыкает. С этого Бурштынского энергоострова были возможны экспортные и импортные операции в Европу, в том числе и в Венгрию.
Но, чтобы полностью переориентироваться, нужно было время, усилия. Украина обещала это сделать после Майдана несколько раз, но так и не успела. Первые эксперименты по тому, чтобы полностью отсоединиться от России и Белоруссии. Раньше же Украина получала электроэнергию от России и Белоруссии, вплоть до второй половины 2021 года, а белорусская электроэнергия туда шла и после, во второй половине 2021 года. Российская — перестала на определенном этапе.
Украина отключалась то сама, то подключалась с российской стороны, сначала давали электроэнергию, потом решили отключиться, но тем не менее существование единой энергосистемы позволяло это делать. Потом Украина решила превратить всю себя в «Бурштын», чтобы полностью присоединиться к Европе, но в силу начавшихся наших боевых действий, нет достоверной информации, насколько успешно произошло подключение.
Поэтому возможно, что они так и не завершили все технологически необходимые процедуры для того, чтобы можно было экспортировать электроэнергию. Это первая проблема для Украины, что, возможно, не полностью сделана вся инфраструктура за последние месяцы. Вторая проблема — в банальной нехватке этой электроэнергии. Если Запорожская АЭС, одна из четырех, выведена из эксплуатации, если тепловые электростанции находятся в зоне риска того, чтобы быть объявленной военной целью… Есть интерпретации международного права, что эти электростанции могут быть такими целями, потому что они в том числе используются для поддержания военной инфраструктуры.
Военные тоже пользуются этой электроэнергией, поэтому эти цели могут считаться легальными. Вспомните американскую войну в Ираке 1991 года — там активнейшим образом уничтожались объекты энергетической инфраструктуры.
Поэтому никто не может поручиться, что такие удары (по украинским объектам. — Ред.) не повторятся. А раз это так, то тогда сложно планировать любые экспортные операции. Мне кажется, у Украины сейчас не то время, чтобы думать об экспорте электроэнергии в Европу — по совокупности фактов, которые я назвал выше.
Хотя, если представить себе, что боевые действия завершатся, никакой промышленности там (на Украине. — Ред.) не останется, будет какой-нибудь зеленый туризм, три подконтрольных Украине АЭС сохранятся, в таком случае возможно наладить экспорт им удастся.
Ну и в целом, как эти АЭС поддерживать, кто это будет делать, кто будет строить новые атомные станции? Если брать ситуацию до февраля 2022 года, то при посредничестве Зеленского подписан меморандум по соглашению с «Вестингаузом» американским. Предполагалось, что там будут построены новые атомные блоки, за чьи деньги — непонятно. Это должно было быть профинансировано за счет американских кредитов, а точно ли американцы готовы были вручить кредиты — совершенно непонятно.
И как потом их обратно возвращать, за счет цены для местных потребителей? Но на Украине все равно электричество пока еще дешевле, чем в Европе, по крайней мере, для части потребителей. То есть надо было бы кратно увеличивать стоимость этого электричества, чтобы окупить многомиллиардные вложения.
Плюс, «Вестингауз» не в лучшем техническом состоянии, сейчас это уже не тот «Вестингауз», который был во времена холодной войны. У него, возможно, сейчас и возможностей, и умений строить нет, по крайней мере, их проекты в Китае были не особенно успешными, и китайцам пришлось самостоятельно доделывать.
Даже тогда это выглядело как немножко авантюрная история, а конкретно кто будет заниматься атомными электростанциями, непонятно. А у реакторов срок годности не вечен, это советские все постройки. Они имеют ограниченный срок службы, их можно продлевать, но не бесконечно. Поэтому этот вопрос все равно встанет перед Украиной, какая бы там власть не была на горизонте ближайших лет десяти.
— Вопрос об энергетическом кризисе в Европе. Каковы перспективы «Северного потока» и каковая вероятность угрозы деиндустриализации в Германии?
— «Северный поток» пока не работает, и я не вижу оснований, чтобы он заработал. «Северный поток — 2» — тем более. По поводу «Северного потока — 2» нет политического согласия, а по поводу «Северного потока — 1» — там известная история с санкциями, которые мешают починить оборудование для его работы. Да и политически не совсем понятно, надо ли помогать Европе переживать энергетический кризис? Поэтому оснований ожидать возобновления работы пока что нет.
Я думаю, что есть риск прекращения транзита через Украину, сокращения. Правда, это увязано с фактором Приднестровья, потому что, если прекратить транзит через Украину, возможно, Молдавия и Украина нападут на Приднестровье — это тоже возможный вариант, еще и при поддержке Румынии.
Тем не менее все равно транзит через Украину — это зона риска. Что касается «Северных потоков», пока там не просматривается возобновление.
Деиндустриализация идет полным ходом, каждый день приходят новости относительно тех или иных предприятий, которые останавливаются. Бизнес-ассоциации пишут жалобы в национальное правительство, в институт Европейского Союза, но пока что это не помогает. Особенно энергоемкие индустрии, такие как производство удобрений, производство металлов: алюминий, сталь — это все сокращается.
Когда говорим про энергетический кризис, мы же не отдельно рассматриваем энергетику. Она нужна для промышленности. Когда политики в той или иной стране заявляют о том, что они добились снижения потребления, и говорят об этом как об успехе — они действуют в рамках лирического героя песенки о том, что «если у вас нету дома — пожары ему не страшны».
Если вы убили свою промышленность, то, действительно, ей не нужны энергоресурсы. Но является ли это вашим успехом или нет? Если европейские политики рады, что у них пропадает промышленность, могут отчитаться об успехе, что они сократили потребление электричества и газа, тогда… молодцы. Ну, пусть радуются.
— Потолок цен на нефть из России. Насколько вероятен такой расклад?
— Я не думаю, что предельные цены на нефть можно будет ввести. Потому что, если их вводить, то нужно, чтобы к этой инициативе присоединились те страны, которые ведут себя самостоятельно, и которые все равно будут российскую нефть покупать. Поэтому не вижу перспектив, как это можно сделать.
Если говорить про контроль над сделками, то, опять же, где какая-то армия контролеров, которые будут смотреть, по какой цене какая-то индонезийская, индийская, аравийская компания купила эту нефть? А что делать, если в контракте была прописана стоимость 60, в реальности было поставлено меньше нефти оказалась не 60, а больше. Как тогда всех наказывать? Как это технически сделать? Совершено непонятно, поэтому я в это дело не особо верю. Я верю в теорию дисконтов. Дисконт Россия давала и будет давать дальше. Дисконт — это коммерческие соглашения между компаниями.
А вот в государственное регулирование, где по прайс-кэпу — я не особо верю. Более того, Россия наверняка прекратит поставки нефти тем странам, которые официально прайс-кэп, то есть предельную цену ввели.
— То есть если даже страны подпишут такое соглашение, то на практике это будет неприменимо?
— Скорей всего, да. Либо те, кто официально это подпишет, возможно, перестанут покупать российскую нефть, по крайней мере, официальными путями, будут через посредников завозить. Я не думаю, что это эффективный механизм, его даже где-нибудь в девяностые годы сложно было ввести, а уж сейчас, когда есть автономный Китай, в значительной степени проводящий самостоятельную политику, есть Индия… это вряд ли получится.
То же самое касается газового прайс-кэпа в Европе. То есть в ответ на прайс-кэп газа Россия прекратит поставки, и многие другие тоже прекратят поставки. Поставщики испугаются там поставлять почти наверняка. Может быть, Норвегия продолжит поставки, ей некуда деваться, у нее потребление всего лишь несколько миллиардов кубов, а экспорт больше чем 100 миллиардов в Европейский Союз. Возможно, Норвегии выкрутят руки. Вряд ли это сильно оздоровит отношения Европейского Союза с Норвегией, но технически это может быть.
— Пишут, что рецессии в Евросоюзе — на пользу США. Насколько это вероятно?
— США, думаю, будут не против переманить к себе часть энергоемких отраслей из Европы — химия, металлургия. Но сейчас каждый день пишет «Блумберг», что химическая индустрия Германии все больше и больше останавливается, и германская промышленность, и вообще экономика, все больше закупает химию внешнюю, в том числе в Америке и в Азии.
Ну да, рецессия в Европе означает буст для экономики энергоемких отраслей Америки. Это совершенно очевидно. Плюс ослабленная экономически Европа будет еще больше от Америки зависеть в плане военной помощи, в плане поставок из Америки того же самого газа, химии и всего остального.
Насколько европейскому населению нравится такая дополнительная зависимость от Америки — посмотрим по итогам выборов. Если устраивает, то будут голосовать за нынешний курс. Если не устраивает — возможно, будут какие-то нюансы. Скоро выборы в Италии — посмотрим.
— Почему страны Европы продолжают играть в эту игру, если им это в убыток?
— У них есть определенная идеологическая зашоренность. Многие политики европейские — это просто люди, которые делали свою карьеру в американских всевозможных структурах, которые хотят ее продолжить делать. Представьте себе, вы премьер-министр небольшой европейской страны. Ваша основная задача — закончить свою работу и пойти в какой-нибудь американский инвестиционный фонд, в Совет директоров. Естественно, вы будете лояльны американцам.
Может быть, на каком-то этапе глубина кризиса вынудит, создаст запрос устойчивый на коррекцию линии в отношении России, хотя бы в сфере энергетики. Такой вариант не исключен. Но можно дальше идти по пути деиндустриализации — примерно, как где-нибудь в Прибалтике.
Деиндустриализация… Элита все равно имеет уровень потребления высокий, население — куда-нибудь уезжает. Я конечно, сомневаюсь, что вся Германия куда-нибудь уедет, но квалифицированные рабочие, инженеры вполне могут уехать в ту же самую Америку или в Китай, или в Турцию, если туда будут переходить энергоемкие предприятия.