"Учат детей ненавидеть москалей": соцсети об убийстве Дарьи Дугиной

Дарья Дугина погибла вечером 20 августа при взрыве автомобиля на Можайском шоссе в Одинцовском районе Подмосковья.

Федеральная служба безопасности России заявила в понедельник, что за убийством Дугиной стоят украинские спецслужбы, исполнитель — гражданка Украины Наталья Вовк, приехавшая в Россию с дочерью 23 июля.

По данным ФСБ, после управляемого подрыва машины исполнительница убийства с дочерью уехала в Эстонию через Псковскую область.

О том, какие последствия будет иметь убийство Дугиной, а также о культе ненависти и оправдании террора в обществе рассуждали эксперты и лидеры мнений в соцсетях.

Журналист Дмитрий Ольшанский обратил внимание, что у террора может быть и женское лицо:

«Явное доказательство того, что ФСБ нас не обманывает, — это удивительный вроде бы факт, что Дугину взорвала женщина с ребенком.

Мы понимаем, что такое наши спецслужбы, — и они просто не могли сочинить такую идеально точную деталь, характерную именно для украинской культуры.

Дело в том, что украинский деструктивный национализм — это дело во многом именно матриархатное, «ведьмино», он передается через женщину (сколько было историй о русско-советских мужиках с украинскими женами, которые сделали мужей «бандеровцами») и очень активно воздействует на детей.

Для русского человека силовики, убийства, нацики, кровища, темные истории с криминальным уклоном — это исключительно мэнз джоб, это работа накачанных коротко стриженых парней, но и только, женщины и дети аполитичны, они заведомо в стороне, не трогайте их, — тогда как на Украине обязательно есть безумная панночка, и она непременно учит ребенка петь гимн и ненавидеть москалей.

Такое, повторяю, не придумаешь, и тем более на нашей грубой Лубянке».

Российский писатель Сергей Худиев написал об эскалации и нарушении границ:

«Люди, которые пишут, что Дугин — фашисткий идеолог и т. д., упускают из вида простое соображение.

Есть такое понятие — «эскалация». Когда стороны начинают делать друг другу то, от чего раньше воздерживались. В принципе, засылка ассасинов — традиция, принятая во всем цивилизованном мире на условиях plausible deniability.

Но у нее держались некоторые рамки — то есть убивали физиков-ядерщиков, террористов, которым никто вообще не желал долгой жизни, и перебежчиков из спецслужб, которые конторы специфические, в которых вход рубль, а выход — два.

Если теперь пошла такая пьянка, что можно взрывать неприятельских идеологов (или людей, которых таковыми считают), то на машинах-то ездят не только плохие идеологи, которые промывают мозги, но и хорошие, которые всю правду открывают, не только вражеские пропагандисты, которые науськивают убийц, но и свои, честные публицисты, которые воодушевляют героев.

Если рамки сломаны и ассасинов можно отправлять к кому угодно, то сразу возникает длинный ряд потенциальных целей. Я вот не считаю, например, Вятровича нравственным человеком, но мне совсем не хочется, чтобы его (или членов его семьи) взорвали. По ряду причин, в частности, потому это будет означать эскалацию и дальнейшее разрушение рамок.

Конечно, всегда будут люди, которые будут считать всякое убийство, совершенное от имени их стороны, справедливым. Я вам больше скажу — любое действие нерассудительного человека или тех, кого он поддерживает, справедливо и сверкает моральной правотой. Это такая верная характеристика человека нерассудительного.

Потому что у него горизонт планирования не выходит дальше следующего коммента в фб*. Даже у киевских властей он чуть больше — поэтому они уверяют, что не при делах».

Журналист Дмитрий Соколов-Митрич написал о двойных стандартах либерального сообщества:

«Ну, то есть когда иранского писателя Салмана Рушди недоубивает исламский фанатик, это дикость и варварство, а когда дочь Александра Дугина погибает от теракта, и в его организации признается еще совсем недавно депутат Госдумы Илья Понамарев — это прогрессивное такое убийство, во всех отношениях нужное и полезное. Я правильно понимаю? До какой же степени можно оскотиниться в борьбе за правое дело».

Журналист Марина Ахмедова вспомнила, когда зародилась разрушающая украинское общества ненависть:

«Открываешь сейчас новости с Украины и просто такой душок ада тебе в лицо. Дни идут, и этот запах все тяжелее: заложили взрывное устройство, убили человека, ещё и ещё, привязали девушку к позорному столбу за то, что не хотела говорить на украинском, обстреляли дома в Донецке, убили людей.

Убили людей — ещё и ещё. И каждый раз, когда это дышит в лицо, вспоминаю, что этот запах и это чувство уже приходили. То была страшная история. Тогда погиб человек, с которым я лично была незнакома.

Девушка, бывший депутат Рады Ирина Бережная. Она просто тихо ставила лайки под моими постами. И, насколько я понимала, бежала в 2014-м из Киева в Россию. А родом она была из Донбасса. И, кстати, она — что очень немаловажно в этой истории — была очень красива.

Я помню, мелькали в ленте ее выступления где-то в эфире наших политических так-шоу. Под ним ее проклинали на украинском. Я почитала, почитала эти проклятия, пока меня от них не продрало, как острым холодным когтем по спине. А через несколько дней она погибла в ДТП.

И вот я зашла в аккаунт ее матери — Елены Бережной, которая занималась общественной деятельностью и, кажется, протестовала против переименования киевских улиц, названных в честь героев Великой Отечественной.

Я хотела выразить ей соболезнования или как-нибудь иначе ее поддержать. На ее странице висел какой-то последний пост, записанный ещё до смерти дочери. И вот под ним трубил ад.

Женщины — в основном женщины — писали ей на русском и украинском: "Не вези свою падаль хоронить в Киев. Вытянем за волосы из земли и выбросим".

Я напомню, что Ирина была очень красивой, и это слышалось в голосах писавших — там, кроме трубы, был ещё звон зависти. И они трудились и трудились. Трудились и трудились день, ночь, оставляя свои проклятия.

Одно подпитывало другое, подстрекало, и к полночи там уже был такой разгул, в каком и черти в аду никогда не плясали. Тогда я поняла, что будет. В смысле, что будет в Донбассе и на самой Украине, и в Киеве. В Киеве — русском городе, подхватившем трупную хуторскую бациллу.

Мать, конечно, привезла мертвую дочь в Киев и похоронила ее на кладбище, как хотела. Кто-то раздобыл фото: та стоит над гробом, в котором в белом платье лежит ее по-прежнему красивая дочь. Мать сжимает кулаки и кричит.

Ее сняли в этом крике и выложили в сеть. Смеялись. Глумились. И холодный коготь так и ходил по спине: скряб-скряб. Кто-то хочет быть в этом и с этим. Но здорового человека, современного прогрессивного человека, такое не может и не должно привлекать. А это было только начало, но в этом вся суть».