В конце 1945 года гвардии старший лейтенант Григорий Чухрай демобилизовался из армии и поехал в Ессентуки, где его ждала жена Ираида (Чухрай звал её Ириной) — они расписались в один из его приездов в отпуск 9 мая 1944 года. Забрав жену, которая к тому времени уже носила под сердцем их первенца будущего известного советского и российского режиссёра Павла Чухрая, Григорий повёз её на Украину.
Там недалеко от узловой станции Синельниково у деревни Раёвка находилась селекционная станция, до войны в одном из девяти коттеджей при ней жили его мать и отчим.
На месте оказалось, что от коттеджей остались только груды битого кирпича — работники станции и недавно вернувшаяся сюда из эвакуации мать Чухрая ютились в тесном колхозном курятнике. Пришлось зиму пережидать в нём, а весной браться за восстановление жилья. В один из отстроенных домов семья Чухраев и переселилась, а вскоре из госпиталя вернулся отчим.
Его назначили возглавлять селекционную станцию в Ярославской области. На семейном совете было решено, что Ирина и мать Чухрая поедут вместе с ним, а Григорий отправится в Москву поступать во ВГИК.
В столице в штабе ВДВ Чухрай получил ценную для него справку, что на фронте он руководил кружком самодеятельности. Однако этого было недостаточно — требовалось разбираться в живописи, в театре, в кинематографе. Но Григорий не был достаточно эрудирован, что при конкурсе в 70 человек на одно место оставляло ему небольшие шансы. Он спросил совета у уже учившегося на втором курсе Юрия Вышинского — известного впоследствии режиссера. Тот порекомендовал просто быть самим собой. Чухрай это запомнил.
Преподаватели сидели за длинным столом, в конце которого восседал какой-то старик. Перед ним были разложены открытки с репродукциями картин известных художников. Старик указал на одну из них, спросил: «Что это?», Чухрай не знал. Не знал он что изображено и на второй картинке, и на третьей, и начал злиться.
Это заметил глава комиссии известнейший в то время режиссёр Сергей Осипович Юткевич. Он задал вопрос, не кажется ли Чухраю, что то, чем он занимался в армии, и то, чем хочет заниматься в искусстве, — слишком разные вещи? И тогда Чухрай ответил:
«Если кто-нибудь в бою не оправдывал наших надежд, то не потому, что не знал приемов боя или обращения с оружием, а потому, что в критический момент ему не хватило чувства долга и собственного достоинства. Я старался поддерживать эти чувства. В искусстве буду делать то же»…
Его приняли.
Учёба на первом курсе давалась Григорию тяжело — после занятий ему приходилось ехать в воинскую часть руководить там самодеятельностью. За это платили деньги. Затем он ехал в подмосковную Ильинку, где на даче у тётки его каждый день ждала переехавшая сюда из Ярославля Ирина, а затем и родившийся вскоре Павлик. Учить предметы приходилось в электричках, там же нередко Григорий и засыпал.
Вскоре от перенапряжения «напомнил» о себе засевший в лёгких осколок, открылось кровотечение. Из-за недоедания (тогда вся страна жила впроголодь) Чухрай заразился туберкулёзом.
Педагог Матильда Яковлевна Итина через своих знакомых добилась, чтобы Чухрая положили в туберкулёзный госпиталь. Когда Юткевич решил отчислить бывшего старлея за пропуски, она за него заступилась и отстояла. А затем в СССР начались процессы против космополитов, Юткевича фактически затравили, и вместо него студенты стали учиться у легендарного советского режиссёра Михаила Ильича Ромма.
Этот мастер смог передать своим ученикам не только умение снимать фильмы, он наглядно на собственном примере показал, как важно быть личностью, поскольку только личность может стать настоящим режиссёром. К концу учёбы у Чухрая снова внутри зашевелились осколки, он попал в госпиталь, а когда из него вернулся, декорации, где они проходили практику, уже разобрали, группу распустили — учёба закончилась.
Беда не приходит одна, с работы в военной части его тоже уволили. Надо было кормить семью, но чем? Чухрай продал шинель, больше продавать было нечего. И тут он получил телеграмму — приглашение от Ромма поработать у него на съёмках «Адмирала Ушакова» ассистентом. Чухрай ухватился за это предложение с жадностью.
Работы на съёмочной площадке хватало. Пришёлся кстати военный опыт Григория — если ассистентам, чтобы передвинуть шеренгу солдат требовалось чуть ли не полчаса, то Чухрай это делал за несколько секунд, отдав всего несколько нужных команд.
Ромм на площадке никогда не кричал, не ругался, не делал актёрам громких замечаний, для этого он отводил их в сторонку и беседовал тет-а-тет. При этом он никогда ни с кем не фамильярничал. Наблюдая за ним, Чухрай продолжал свою учёбу.
Однажды во время ночных съёмок Ромм повторял дубль за дублем, но сцена не клеилась. Режиссёр объявил паузу, и во время неё, тратя драгоценное время, между делом рассказал смешную историю, а потом, хоть Григорий его ни о чём и не спрашивал, сам пояснил, зачем это сделал.
От постоянного повторения текста «глаз» у актёров и у него самого «замылился» — нужна была перезагрузка. Перерыв на отдых ничего бы не дал, актёры только ещё сильнее «расклеились». А вот отвлечение на минуту от съёмок, и лучше всего с шуткой, с юмором, были бы полезны. И, действительно, после этого сцену быстро сняли.
Когда закончились съёмки в Ялте, Ромм попросил Чухрая остаться со вторым оператором и доснять несколько второстепенных эпизодов, в то время как основная группа будет работать в другом городе. В фильм эти кадры потом не вошли — слишком чувствовалось, что снимал режиссёр с другим почерком. Но из этого материала Чухрай смонтировал свою дипломную работу, и закончил образование.
Сначала его распределили работать на «Мосфильме», но он хотел поближе к родным местам, и поехал работать на Киевскую киностудию. Просидев здесь 2,5 года без каких-либо перспектив, получить возможность делать самостоятельную работу, он как-то поделился с заехавшим в гости Роммом, что хотел бы снять фильм «Сорок первый» по пьесе уроженца Херсона Бориса Лавренёва. Но студия отказала, причём не потому, что такой фильм уже снимался до войны, а потому что для съёмок требовались верблюды, а это дорого.
Ромм его выслушал, уехал, и вскоре Чухрая пригласили обратно на «Мосфильм». Здесь в дальнейшем и творил Григорий Наумович — на Украине его не «рассмотрели».
Директором «Мосфильма» в то время был знаменитый советский режиссёр Иван Александрович Пырьев. Идея Чухрая сделать «второй подход» к пьесе Лавренёва его заинтересовала. Он пригласил в свой кабинет на небольшой совет обоих учителей молодого художника — Юткевича и Ромма. От них требовалось высказать мнение, может ли их ученик потянуть такой проект. Они подтвердили — может.
Чухрай не был уверен, что хорошо доработает свой сценарий, и попросил в помощь опытного сценариста. Остановились на кандидатуре уроженца Одессы Григория Яковлевича Колтунова. Тот не захотел реализовывать изначальный замысел Чухрая, делать главного героя, белогвардейца, привлекательным человеком — за это могли обвинить в «белогвардейщине». Он считал, что тот должен быть мерзким типом. Переубедить его никак не удавалось.
Чухрай поделился проблемой с Юткевичем, и старый мастер порекомендовал не воевать с «мельницами», а просто снять фильм с отступлениями от сценария так, как сам посчитает нужным.
И вот фильм готов, Чухрай возвращается в Москву, «рапортует» Пырьеву об окончании работ… и слышит в ответ обвинения об отступлениях от утверждённого сценария и перерасходе средств. Пырьев негодует — он доверился амбициозному сопляку, а тот его форменным образом «подставил».
Начинается следствие, вся съёмочная группа проходит через череду унизительных допросов — следователи выясняют, кто принял решение отступить от утверждённого сценария. Чухрай тем временем монтирует фильм. Заведено уголовное дело, допрашивают его самого… он упорно продолжал монтировать фильм. Принимается решение, что будет суд… тем временем заканчивается монтаж, проводится озвучивание, наложение музыки и звуковых эффектов.
Наконец назначили день просмотра фильма. Нервы Чухрая были натянуты, как струна. Он решил на просмотр не идти, а ждать его окончания в вестибюле. Никто к нему не подошёл, не подбодрил, как это обычно было принято делать. Наконец просмотр закончился, Пырьев вышел из зала с лицом белее мела. Григорий Наумович встал — решалась его судьба. Старый мастер подошёл к нему и обнял — все вопросы были сняты.
У себя в кабинете Пырьев открыл ящик стола и извлёк из него написанный на Чухрая сценаристом Колтуновым донос — не дожидаясь, пока это сделают другие, он сам обвинил Чухрая во вредительстве: «Под этой грязной белогвардейской стряпней я не поставлю своего честного имени».
После этого случая Чухрай прилюдно пообещал каждый раз, когда он будет рассказывать о своём фильме, обязательно вспоминать и о доносе Колтунова. Слово своё режиссёр сдержал. Даже когда уже в 1999 году старик умер, и Чухраю передали его предсмертную просьбу простить его, он так и не смог этого сделать.
Что касается властей, то когда «Сорок первый» (1956) посмотрел лично Хрущёв, сразу же распорядился отправить его на фестиваль в Канны. Там фильм получил приз «За оригинальный сценарий и исключительные художественные достоинства».
Сценарий следующей ленты — «Баллада о солдате» (1959) — Чухрай вынашивал ещё с войны, толком ещё не зная ни его сюжета, ни названия. Он поделился своими идеями с другим фронтовиком сценаристом Валентином Ивановичем Ежовым. Вместе они написали первый вариант сценария, показали его Ромму — он ему не понравился, текст требовал до работки.
На «Мосфильме» же дирекция и общественность вообще считали, что снимать такое не нужно. В то время с подачи Хрущёва все студии старались делать что-то про современность — фильмы про войну, мягко говоря, не приветствовались. Кроме того, многие успеху Чухрая откровенно завидовали, а потому на собраниях критиковали его замысел снять фильм о войне… но без войны.
Замечания Ромма не давали молодому режиссёру спать, и тут он вспомнил, как его товарищ совершил на войне подвиг, а потом признался, что сделал это с перепугу. И тогда Чухрай решил начать фильм с небольшой батальной сцены, как его герой подбивает два танка, а вводной сделать сцену матери, ожидающей своего сына много лет спустя у дороги.
Прочитав новый вариант сценария, Ромм обрадовался находкам бывшего студента, как своим. Он и предложил название «Баллада о солдате».
На главные роли Чухрай пригласил своего любимого актёра Олега Стриженова, который сыграл у него в «Сорок первом», и актрису Лилиану Алёшникову.
Съёмки начали с эпизода, когда главный герой едет на машине в отпуск, а навстречу ему, к фронту, движутся колонны грузовиков с солдатами. Во время съёмок с машины Чухрай сидел, свесив ноги, слева на капоте. Встречный грузовик столкнулся с игровой машиной и бортом швырнул его на землю под колёса. Результат — перелом ключицы и голеностопного сустава.
Мучаясь в больнице от боли, Чухрай вдруг понял, что допустил ошибку — его актёрам было сильно за 20, а ему требовались 17-18-летние, почти подростки.
Когда он заявил на студии, что заменит исполнителей главных ролей, поднялся нешуточный скандал, но режиссёр упорно стоял на своём. Стриженов, после его объяснений, согласился с доводами Чухрая, и ушёл с ленты без возражений. С Алёшниковой было сложнее, но и её всё-таки удалось уговорить.
На главную мужскую роль взяли студента второго курса актерской мастерской Ромма во ВГИКе Владимира Ивашова. На главную женскую роль Чухрай присмотрел студентку-первокурсницу МХАТа Жанну Прохоренко, но возникла проблема — МХАТ отпускал своих студентов на съёмки только, начиная с 4-го курса, в противном случае их сразу отчисляли. Режиссёр договорился о переводе Жанны на 1-й курс ВГИКа в мастерскую Сергея Герасимова.
После того, как фильм был снят, начались ещё большие проблемы.
Новый директор «Мосфильма» потребовал вырезать из него ряд сцен, он не хотел, чтобы у него были трагические начало и конец. Чухрай отказался. Тогда директор вызвал к себе в кабинет монтажёра «Баллады о солдате» Марию Николаевну Тимофееву. Она отказалась выполнить его распоряжение: «Это фильм памяти тех, кто погиб за нашу Родину, за нас с вами. Портить его я не буду».
Чухрая вызвали «на ковёр» к министру культуры Николаю Александровичу Михайлову. Спор с ним дошёл до ругани и угроз выдворить режиссёра из высокого кабинета при помощи милиции. Он ушёл сам со словами: «Я уйду из этого кабинета, но я сюда вернусь. А ты уйдешь — не вернешься!», — и оказался прав.
Чухрая грозились вдобавок выгнать из партии, а ленту положить на полку. Но за такое могли наказать и самих чиновников — зачем они профинансировали провальный фильм? В конце концов ленту к прокату разрешили… но только в провинции, а не в больших городах. Чиновники пошли на это половинчатое решение, чтобы и самим не пострадать, и чтобы фильм не увидели критики…
Они просчитались.
Главный редактор газеты «Известия» и зять Хрущева Алексей Иванович Аджубей обратил внимание, что глубинка называет лучшим фильмом года «Балладу о солдате», а в Москве его никто не знает. Он фильм посмотрел, затем показал Хрущёву. Генсеку всё понравилось, и он распорядился и эту ленту Чухрая отправить в Канны. Там фильму вручили специальный приз жюри. Он также номинировался на Оскар и получил Ленинскую премию.
О сценарии следующего своего фильма, «Чистое небо» (1961), Чухрай узнал во время съёмок «Баллады о солдате».
Его сценарист Даниил Храбровицкий добился переноса экранизации своего детища со Свердловской киностудии на «Мосфильм», но режиссёры отказывались снимать. Чухрай согласился, однако потом выяснил у авиаконструкторов, что звуковой барьер впервые был преодолён не в СССР, а в США, а вокруг этого строился весь сюжет. Храбровицкий переписывать сценарий отказался.
Тогда Чухрай пошёл на хитрость, написал приказ, будто переработка сценария доверена Валентину Ежову. Узнав об этом, Храбровицкий возмутился, и согласился сотрудничать. Вскоре он принял концепцию Чухрая, строить сюжет вокруг недоверия в послевоенном СССР к вернувшемуся из плена честному советскому лётчику.
Первые сцены, гонясь за зимней натурой, снимали до полной готовности сценария, в Ярославле, когда уже начал таять снег. Его возили грузовиками с Волги, а крыши красили белилами. Сценарий дописывали уже во время съёмок. Порой сцену приходилось выстраивать прямо на съёмочной площадке, имея на руках только диалоги.
В разгар производства на просмотр ещё не законченного «сырого» материала приехала новый министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева.
Причиной её визита стал донос одной из работниц съёмочной группы. В своём пасквиле она написала, что новый фильм Чухрая станет «плевком в лицо нашей партии». Худкомиссия ничего предосудительного, однако, в отснятых материалах не нашла и донос проигнорировала.
Фурцева только попросила Чухрая, чтобы события того времени не перекликались с современностью, и ему пришлось в чужих декорациях доснять кадры с сообщением о смерти Сталина, а потом, так как к тому времени уже в разгаре было лето, искать по разным студиям кадры последующего ледохода. В результате лента снова понравилась Хрущёву и взяла гран-при Московского кинофестиваля.
В 1963 году Чухрай на этом же фестивале председательствовал в жюри.
Тот год оказался знаменателен тем, что среди конкурсантов оказался легендарный фильм легендарного Федерико Феллини «8 ½». Вокруг него развернулись нешуточные страсти — по мнению большинства членов жюри, этот фильм был лучшим. Однако советские чиновники посчитали, что присваивать гран-при зарубежному фильму, да ещё и снятому в капстране — непатриотично. Членам жюри из стран соц. лагеря пригрозили проблемами по возвращении на Родину, Чухраю тоже пригрозили. Он убеждал, что такой подход только навредит фестивалю — тщетно.
В результате зарубежные члены жюри устроили демарш, и чиновники были вынуждены пойти на попятный — Феллини получил гран-при, но репутация фестиваля оказалась «подмоченной». Впоследствии пагубный чиновничий подход привёл к тому, что фестиваль захирел.
Начиная с 1965 по 1976 год Григорий Чухрай работал художественным руководителем Экспериментального творческого объединения, на котором было создано множество шедевров отечественного кинематографа. Достаточно вспомнить «Белое солнце пустыни» В. Мотыля, «Рабу любви» Н. Михалкова, «Табор уходит в небо» Э. Лотяну, «Иван Васильевич меняет профессию» и «12 стульев» Л. Гайдая, «Если дорог тебе твой дом» Симонова и Ордынского, «Совсем пропащий» и «Не горюй» Г. Данелии, «Землю Санникова» А. Мкртчана и Л.Попова.
А началось всё с того, что Чухрай и Владимир Александрович Познер — отец известного тележурналиста — отправились к Косыгину и получили поддержку в экономическом эксперименте, который в случае успеха планировалось реализовать во всех остальных отраслях советского народного хозяйства, а не только в кинематографе. Это было внедрение хозрасчёта задолго до Горбачёва с его Перестройкой и гораздо более продуманными, чем у него, методами.
Познер и Чухрай получили финансирование, которые обязались вернуть через 2 года, и действительно полностью рассчитались в срок. В объединение работали только 19 человек, но они приносили государству сотни миллионов рублей прибыли. Это вызвало зависть и противодействие со стороны чиновников, которое свело Познера в могилу. В конце концов главного покровителя проекта — Косыгина — лишили реальной власти, после чего проект закрыли.
Жизнь, конечно, после этого не закончилась. Чухрай продолжал снимать кино, но он разочаровался в возможности построения в СССР справедливого жизнеспособного общества, чему посвятил всю свою жизнь, за что проливал на фронте кровь. Не добавил ему оптимизма и случившийся в 1991 году развал страны.
Из жизни Григорий Наумович ушёл в Москве 28 октября 2001 года, прожив долгую плодотворную жизнь и став родоначальником целой династии кинематографистов. Незадолго до смерти он написал строки, которые лучше всего характеризуют всё то чем он жил и ради чего творил:
«Меня всегда удивляло, что война кончилась, а я остался жив. Почему именно мне такой подарок судьбы? Может быть, для того, чтобы продолжать дело, за которое отдали свои жизни миллионы моих сверстников? Эта мысль не кажется мне пустой. А служение этому делу и составляет цель моей жизни».