До настоящего времени было принято считать УАПЦ этакой независимой, сугубо национально-освободительной и чуть ли не противостоящей немецкому режиму «церковью». Однако, как показывают материалы допроса, эта «церковь» всецело и систематически сотрудничала не просто с немцами, а с гестапо — политической полицией нацистов. Более того, периодически, даже конкурируя за власть с собственно украинскими националистами.
И здесь стоит поговорить подробнее о том, в чем конкретно это сотрудничество выражалось, и более подробно коснуться националистической направленности работы УАПЦ. Ведь не зря же в общественном сознании как минимум нынешних украинских националистов она остается неким оплотом «национально-освободительной борьбы».
Сам Феофил Булдовский на допросе весьма подробно рассказывал о том, что он делал и говорил по прямому указанию гестапо. На вопрос следователя о конкретной профашистской деятельности, «иерарх» УАПЦ ответил буквально следующее:
«Одной из главных функций епархиального управления было наблюдение за содержанием проповедей и их политической окраской. Во всех церквях епархии по нашим указаниям читались проповеди профашистского характера, прославлялась германская армия, якобы «вызволившая» Украину, за каждой службой поминались Гитлер и его правительство, всячески очернялась советская власть».
И это весьма интересный момент. Да, действительно, советская власть к религии относилась, мягко говоря, негативно. Факт репрессий в отношении верующих и священников, особенно канонической Русской Православной Церкви, — это в общем-то тема, не требующая сейчас дополнительных доказательств.
Однако стоит напомнить, что сам Булдовский долгое время возглавлял Лубенский раскол, который был в теснейшей связи с расколом Григорианским, за которым стояло ОГПУ. То есть очень долгое время Булдовский был из тех религиозных деятелей, к которым советская власть была настроена максимально мягко.
Кстати, подтверждается это и материалами допроса.
В самом его начале следователь спрашивает у Феофила о его религиозном прошлом и тот отвечает: «В 1920-м году я дважды арестовывался Особым отделом и ЧК по обвинению в активной помощи деникинцам, провел в заключении в общей сложности около полугода и был освобожден за недоказанностью преступления». По тем временам Булдовский отделался буквально «легким испугом» и далее продолжил религиозную деятельность. То есть он как раз в тот исторический период был «баловнем» советской власти.
Но «антисоветская пропаганда» Феофила была куда вариативнее банальных рассказов об ужасах советского строя и репрессиях. На допросе он рассказывал:
«В июле 1942 года, по прямому заданию гестапо мною были составлены профашистские клеветнические воззвания к верующим против патриаршего местоблюстителя Сергия митрополита Московского и экзарха Украины Николая, митрополита Киевского и Галицкого». Речь в данном случае идет о будущем патриархе Сергии (Старгородском) и экзархе Украины Николае (Ярушевиче), который в эти годы был в Москве, но, тем не менее, фактически оставался человеком, олицетворявшим преемственность и каноничность церковной власти на Украине.
И здесь стоит сказать несколько слов про другую церковную украинскую деноминацию тех лет — Украинскую Автономную Православную Церковь, возглавляемую Алексием (Громадским).
Если коротко, то в отсутствие Николая (Ярушевича) епископы этой церкви решили служить в рамках широкой церковной автономии, тем не менее, не отрицая своей связи с Московским Патриархатом. В свою очередь, из Москвы по поводу этой автономии никаких протестов и канонических прещений не последовало.
Сам Булдовский свое противостояние с «автономистами» объяснял ровно в том же ключе: «автокефальное духовенство, профашистски настроенное, и националисты вели борьбу против автономистов прежде всего потому, что Украинская автономная Церковь является экзархатом Московской Патриархии».
Но именно «автономистов» на Украине сейчас считают теми, кому немцы благотворили куда больше, чем УАПЦ Булдовского. На деле же, как показывает допрос Феофила, гестапо прямо приказывало выступать против церковной связи Украины с Россией и составлять проповеди против российских церковных иерархов, относя это к разряду «антисоветской пропаганды». И это при первой же удобной возможности ущемляло «автономистов», например, путем насильственной передачи храмов автономной Церкви в пользу УАПЦ.
По словам Булдовского, «в Харькове борьба с автономистами шла сначала успешно, и нам с помощью немцев даже удалось отобрать у автономного духовенства Благовещенский собор, один из лучших в Харькове».
Впрочем, в 1943 году гестапо было не до межрелигиозных отношений, и использование УАПЦ в агитации стало куда более прямолинейным.
Так, по словам Булдовского, «в июле 1943 мы получили большую партию немецких плакатов и листовок на украинском языке с призывом к населению — «добровольно» идти на строительство оборонительных сооружений для организации отпора наступающим частям Красной Армии. Нам было предложено распространить эти листовки и плакаты через церкви среди прихожан». Впрочем, далее глава УАПЦ оговаривается, что поскольку это было незадолго до вступления сил Красной Армии в Харьков, то «успеха, конечно, не принесло».
Следующий важный момент — это взаимодействие УАПЦ с националистическими кругами.
Дело в том, что Феофил не слишком жаловал в руководстве своей организации украинских националистов. Сам он неоднократно говорил об этом на допросе. Но именно националисты были ядром его паствы. И для их привлечения определенные действия также предпринимались.
Булдовский говорит об этом следующим образом:
«Характер антисоветских политических демонстраций носили торжественные панихиды в память Симона Петлюры, которые служились в Покровском монастыре мною лично в 1942 и 1943 гг. при участии всего высшего харьковского духовенства автокефальной ориентации. Осенью 1942 года я с разрешения гестапо отслужил торжественную панихиду в память группы украинских националистов, погибших в 1918 году в бою с большевиками под Крутами».
Впрочем, к этой пастве Феофил относился крайне осторожно.
По его словам, когда летом 1942 года к нему приехал племянник Петлюры, «епископ» Мстислав Скрыпник, с предложением лояльнее относиться к украинским националистам, а с немцами ограничиться «политикой контакта», Булдовский отверг эту инициативу. Мотивировал он это тем, что «я же рассчитывал именно с помощью немцев добиться для себя главенствующей роли в церкви во всеукраинском масштабе. Поэтому я так до конца и не имел единой линии с националистами».
К слову, Скрыпнику в 1942 году гестапо запретило въезд в Харьков. То есть к Булдовскому он приезжал тайно. Только почему-то в Харькове гестаповцы его весьма оперативно обнаружили, и Мстислав полгода провел в тюрьме.
В итоге конфронтация с националистами и горячая любовь к немцам привела к тому, что Булдовский написал декларацию на имя рейхскомиссара Украины Эриха Коха, в которой прямо говорил об угрозе «антигермански настроенных украинских шовинистических кругов» и просил Коха поспособствовать тому, чтобы стать главой церкви в масштабах всей Украины.
Однако параллельно вопрос церковной власти на Украине решали в Киеве с привлечением константинопольского патриарха Вениамина. Который, вы не поверите, выписал томос на управление Украинской Церковью польскому митрополиту Дионисию, попутно сообщив, что принадлежность украинского экзархата к Москве неканонична.
Похоже, у вселенских патриархов уже не первое десятилетие «чешется Украина». Правда, все как-то без особого успеха.
Впрочем, эта борьба за церковную власть в Киеве между немцами, поляками и греками — отдельная история. Для нас же важно, что Булдовский не получил той власти, которой желал. А во время отступления немцев и вовсе был забыт ими в Харькове.
Однако у него практически получилось вернуться в Русскую Церковь.
В августе 1943-го он писал митрополиту Николаю (Ярушевичу) (тому самому, про которого еще недавно составлял проповеди «по прямому указанию гестапо») о том, что ранее пытался установить связь с Московской Патриархией, составил отчет о «зверствах нацистов на оккупированной территории» и просил принять его в юрисдикцию РПЦ.
После избрания Сергия (Старгородского) на патриаршество Булдовский написал митрополиту Николаю следующее:
«Я все время скорбел душой и горько каялся, вспоминая свои старые ошибки…Излагать своё дело на бумаге я не могу… И Вы, Владыко, это понимаете. И вот я, 78-летний старик, полубольной решаюсь ехать к Вам в Москву, чтобы у ног Его Блаженства сложить свои старые и новые ошибки и испросить себе у него прощения…Но вот вчера вечером неожиданно я получил от Святейшего Патриарха телеграмму, вызывающую меня в Патриархию…»
Поездка эта не состоялась, поскольку 12 ноября 1943 года Феофил был арестован НКВД по обвинению в сотрудничестве с немцами. В заключении, под следствием он и скончался в 1944 году, успев, впрочем, ответить на массу интересных вопросов о своей деятельности в годы немецкой оккупации.