Сразу скажу, что никаких доказательств общности происхождения арестованной в минском аэропорту Софьи Сапеги со знаменитым польско-литовским княжеским родом не прослеживается. Но в Гродно и его окрестностях, где до конфискации 1831 года было много земель этих магнатов, многие потомки их крепостных носят такую фамилию. Мы же поговорим о временах достаточно далёких, но очень важных для всякого русского человека.
«Historia domus Sapiehianae» и другие истории
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона даёт такие версии происхождения рода Сапегов:
«Родоначальником С. большинство польских геральдистов называет Пунигайла, каштеляна троцкого, сына Наримунта Гедиминовича; сын его Сунигайло крестился с именем Семена. Недостоверность этой генеалогии, основанной на панегирическом сочинении «Historia domus Sapiehianae» Миштольта, доказана Стадницким, который выяснил, что Сунигайло умер бездетным. В новейшей генеалогической литературе считается установленным, что род С. происходит из Смоленской земли, где С. уже в XV в. владели значительными поместьями. Родоначальником С. считается Семен С., писарь Казимира Ягеллончика; имя его встречается в актах и хрониках 40-х годов XV в.».
В любом случае достоверно известно, что, кем бы ни был этот самый Семён — внуком литовского князя-язычника и сестры Ивана Калиты или просто писарем при более позднем великом князе и короле польском, — мы точно знаем, что по женской линии крови Гедиминовичей было влито немало, а нынешняя королева бельгийцев Матильда — правнучка князя Адама Зигмунда Сапеги. И мы точно знаем, что служили представители этой фамилии всем королям — от Казимира IV Ягеллончика до Станислава-Августа Понятовского, а затем участвовали во всех повстанческих движениях вплоть до Армии Крайовой.
Нас же интересуют представители рода, жившие в конце XVI — начале XVII веков и сыгравшие воистину зловещую роль в русской истории. Это двоюродные братья Лев Иванович и Ян Пётр. Ныне первого из них активно пытаются сделать национальным героем Белоруссии, а о втором осталась строфа гр. А. К. Толстого из очень неполиткорректного стихотворения «Ночь перед приступом»:
«Валя толпою пегою,
Пришла за ратью рать,
С Лисовским и с Сапегою
Престол наш воевать».
«Варшава нам и Вильна прислали свой привет»
Лев Иванович Сапега (1557-1633) прожил долго и трижды менял веру. Родился он в православной семье, потом стал кальвинистом, а в 1588 году окончательно стал католиком.
Вы скажете, мол, время было такое. Вот первый Бурбон на французском троне, Генрих IV несколько раз переходил из кальвинизма в католичество и обратно, а он всего на четыре года старше этого магната. И тем не менее, эпоха та была отнюдь не толерантной, и за неправильное крещение можно было получить очень большие неприятности, вплоть до отрезанной головы или костра инквизиции.
Но Лев Иванович пережил всех и видел всё. Даже за 22 года до кончины прочитал известие об убийстве Генриха IV. При правлении последнего Ягеллона он окончил Лейпцигский университет, но не занимал высоких должностей, был писарем в городской канцелярии Орши. Короткое правление Генриха Валуа никак не отразилось на статусе этого представителя рода Сапег. А вот когда он активно поучаствовал в возведении на престол Речи Посполитой своего давнего знакомого, трансильванского воеводы Стефана Батория, карьера Льва резко пошла в гору.
Как и положено олигарху, пан Сапега имел личное войско — гусарский полк, который сам содержал. Именно его он и направил на подмогу своему королю на последнем этапе Ливонской войны. В 1580 году его гусары участвовали во взятии Великих Лук. Там небольшой гарнизон во главе с воеводой Иваном Васильевичем Воейковым держался до последнего и погиб в полном составе.
Год спустя гусары Сапеги были при осаде Пскова. Почти полгода русское воинство во главе с князем Иваном Петровичем Шуйским отбивало вражеские атаки и отстояло твердыню. Непобедимый до этого польский король Стефан Баторий вынужден был ретироваться. Так одной победой закончилась в целом проигранная Иваном Грозным Ливонская война. И условия Ям-Запольского мира, одним из авторов которого был Лев Сапега, оказались не столь обременительными для царя, как виделись сторонам до обороны Пскова.
Согласно условиям договора Россия отказывалась в пользу Речи Посполитой от всех своих владений в Прибалтике и Белоруссии, завоёванных в ходе войны: Курляндии, сорока городов в Ливонии, города Полоцка с поветом (уездом), а также от города Велижа с округой. Речь Посполитая возвращала царю захваченные в течение войны земли: «пригороды» Пскова, Великие Луки, Невель, Холм и Себеж.
Николай Михайлович Карамзин так оценивал этот договор:
«В первый раз мы заключили мир столь безвыгодный, едва не бесчестный с Литвою и если удерживались ещё в своих древних пределах, не отдали и более: то честь принадлежит Пскову: он, как твёрдый оплот, сокрушил непобедимость Стефанову; взяв его, Баторий не удовольствовался бы Ливониею; не оставил бы за Россиею ни Смоленска, ни земли Северской; взял бы, может быть, и Новгород… То истина, что Псков или Шуйский спас Россию от величайшей опасности, и память сей важной заслуги не изгладится в нашей истории, доколе мы не утратим любви к отечеству и своего имени».
Но никто не вечен. Сначала скончался царь Иван, а двумя годами позже и король Стефан. Возвращать на престол французского короля Генриха III панство не желало, как будто предчувствуя, что и он не жилец.
И тут Льву Сапеге приходит в голову нестандартная мысль: а не сделать ли королём польским и великим князем литовским царя Фёдора Иоанновича. Но там не договорились, и русского монарха к выборам не допустили. На трон взошёл племянник Сигизмунда Августа, шведский наследный принц Сигизмунд III Ваза. Он перешел из лютеранства в католичество и стал таким рьяным гонителем еретиков, что ни его предшественникам, ни сыновьям не снилось. Вместе с новым монархом признал над собой власть папы и Лев Сапега.
Как раз к тому времени он завершил подготовку самого выдающегося памятника правовой мысли Восточной Европы того времени — Литовского Статута. Этот кодекс регулировал жизнь литовской части территории Речи Посполитой и оставшихся после ее разделов земель вплоть до 1840 года. За это в современной Белоруссии пан Сапега удостоен нескольких памятников, марки и юбилейной монеты.
В ноябре 1592 года русскому царю, датскому королю и бранденбургскому курфюрсту довелось пережить сущий кошмар: Сигизмунд стал не только польским, но и шведским королём. Правда, семь лет спустя из Стокгольма его зачистил дядя Карл IX, ибо не пристало католику владеть лютеранскими подданными, но именно в это время он наследил так, что аукается по сей день.
И тут не обошлось без Льва Сапеги, который способствовал утверждению Брестской унии. Правда, тогдашний подканцлер литовский всячески подчёркивал, что подчинение православных епархий папскому престолу должно проходить без репрессивных мер, но его не послушали. В письме к Иосафату Кунцевичу он горячо протестует против фанатизма его и указывает неудобство для католической церкви союза с этой «сварливой и беспокойной подругой» — унией.
А в 1605 году Лев Иванович включился в активную помощь Гришке Отрепьеву, а затем и «Тушинскому вору». После окончания русской Смуты в его имении воспитывался ещё один самозванец — Ян Фаустин Луба, который якобы был сыном Марины Мнишек от тушинского проходимца Лжедмитрия II. И это притом, что «ворёнок» и его мать были изведены в 1614 году, и это чётко задокументировано.
К концу жизни пан Лев дослужился до коронного гетмана литовского. Пережив на год и Сигизмунда III, Лев Иванович скончался и упокоился в виленском костёле св. Михаила.
«Пришла за ратью рать»
Двоюродный брат Льва Ивановича, Ян Пётр Сапега в русской истории занял ещё более зловещее место, чем его кузен. Выпускник Падуанского университета, он прославился в боях с турками, татарами и шведами. Но нас интересуют последние три года его жизни.
В августе 1608 года Лев Сапега в борьбе против законно избранного царя Василия Шуйского решил поддержать неизвестно откуда взявшегося самозванца, оставшегося в истории Лжедмитрием II. Если точно известно, что его предшественник был Юрием Богдановичем Отрепьевым, а затем иноком-расстригой Григорием, то происхождение рыжего авантюриста так и остаётся тайной.
Однако этого персонажа легитимировали последняя жена Ивана Грозного инокиня Марфа Нагая и супруга Отрепьева Марина Мнишек, а также ряд польских воинских начальников. Затем к ним присоединился и епископ Филарет, бывший до пострижения Фёдором Никитичем Романовым. А при такой компании свидетелей легитимность «Тушинского вора» выглядела со стороны куда круче, чем у той же Светланы Тихановской, замечу.
Но перед этим Ян Карл Сапега с 1720 солдатами перешёл литовско-российскую границу. 25 августа взял Вязьму, после чего, встретив «царицу» Марину и её отца, направился в Тушинский лагерь второго самозванца. Оттуда разношерстная рать угрожала Москве, где сидел царь Василий Шуйский.
3 октября 1608 года Сапега вместе с литовским шляхтичем Александром Юзефом Лисовским начинают осаду Троице-Сергиева монастыря. Воеводы князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов возглавили оборону. В обители скопилось большое количество беженцев. Келарь Авраамий Палицын вспоминал:
«И такая теснота была в обители, что не было места свободного. Многие же люди и скотина остались без крова, и бездомные тащили всякое дерево и камень на создание прибежищ, потому что осени время настало и зима приближалась. И друг друга отталкивали от вещи брошенной, и, всего потребного не имея, все изнемогали; и жены детей рожали перед всеми людьми. И невозможно было никому со срамотою своею нигде скрыться. И всякое богатство не береглось и ворами не кралось, и всякий смерти просил со слезами. И если бы кто и каменное сердце имел, и тот, видя эти тесноту и напасти, восплакался бы, потому что исполнилось на нас пророческое слово реченное: «Праздники ваши светлые в плач вам преложу и в сетование, и веселие ваше в рыдание».
Несколько штурмов было отбито и, по словам того же Авраамия, 12 января 1610 года «гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей божией. В таком ужасе они бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на дорогах находили — не худшие вещи, но и золото, и серебро, и дорогие одежды, и коней. Некоторые не могли убежать и возвращались назад и, в лесах поскитавшись, приходили в обитель к чудотворцу, прося милости душам своим, и рассказывали, что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавшихся за нами даже до Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними никакой погони».
Сапега разорил Дмитров, мародёрствовал в окрестных местах, пока 1 марта не был разбит войском князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского.
«Тушинский вор» перебазировался в Калугу, и там Сапега был провозглашён польным гетманом.
Тем временем король Сигизмунд осадил Смоленск, а в Москве случилась измена: бояре свергли царя Василия. Рюриковичи окончательно потеряли русский престол. Ян Пётр Сапега поспешил в Москву, чтобы ввести туда самозванца. Некоторые наёмные воины хотели посадить на трон в Кремле и самого Сапегу. Но позиции тех, кто видел русским царём или самого Сигизмунда, или его сына Владислава, были сильнее. К тому же в ноябре «Тушинского вора» пустили в расход.
Пану гетману не оставалось ничего другого, как вернуться под власть короля и отправиться воевать с Первым ополчением Прокопия Ляпунова. Воинство Сапеги взяло Александрову слободу и осадило Переславль-Залесский. Так далеко вглубь российской территории не заходили ни Бонапарт, ни Гитлер. Но осаду на Плещеевом озере пришлось снять, ведь ополченцы в Москве обороняли Белый город. Там-то и подхватил Ян Карл Сапега смертельную заразу, от которой и умер в Кремле 15 октября 1611 года. Когда Второе ополчение Минина и Пожарского освободило Кремль, останки гетмана были захоронены в Лепунах Гродненского повета.
***
Вот из кого делается «литвинская версия» белорусской национальной идеи. Понятно, что для тех русских и православных людей, кто знает, что история началась не в 1917 году, творец унии и его осаждавший Троице-Сергиев монастырь родич не могут считаться ни героями, ни образцами для подражания.