Как известно, христианская церковь распалась на православную и католическую в 1054 году. После этого приоритет долгое время всё-таки оставался за константинопольскими патриархами, пока в 1204 году рыцари очередного крестового похода вдруг совершенно «случайно» не захватили Константинополь.
После этого Римский престол сделал несколько попыток прибрать к своим рукам православную церковь целиком — было сделано несколько попыток уний, но все они срывались, а в 1453 году столицу Византийской империи захватили османы.
Тогда Римский престол занялся поглощением конкурента по частям, в одних случаях содействуя католическим монархам и орденам крестоносцев в прямом захвате православных территорий, в других — поглощая бывшие православные митрополии.
После обращения Ивана Грозного к папе с просьбой о содействии в его короновании на польский престол, за что он был готов «расплатиться» унией, в Риме плотно задумались о приведении под свою руку Московской и Киевской митрополий. В Москве в 1582 году им сказали твёрдое «нет». Зато в Киеве для унии не было никаких препятствий.
Создание личной унии династии Ягеллонов между Польским королевством и Великим княжеством Литовским привело к набиравшему темпы окатоличиванию литовской и русской шляхты. Кроме того, постепенно всё чаще православными церковными сановниками становились младшие сыновья литовских и польских шляхтичей, чьи родственники приняли католичество.
Православные епархии год от года теряли прихожан и земли, всё это било по доходам церковных сановников. Но многие из них приняли постриг и всю жизнь шли к тому, чтобы получить высокий сан, совсем не для того, чтобы на старости лет нищенствовать и, рискуя жизнью, бороться за православную веру.
После Люблинской унии в образовавшейся Речи Посполитой полонизация и окатоличивание набрали ещё большие темпы, и тогда некоторые церковные сановники решили, что пора переходить под юрисдикцию папы римского.
Одним из тех, кто инициировал создание унии, был епископ Владимирский и Берестейский Ипатий Потий, в миру — Адам Львович Тышкович.
Другим и, пожалуй, главным заводилой в этом вопросе стал экзарх Константинопольского патриарха епископ Луцкий и Острожский Кирилл Терлецкий. Должность экзарха предоставляла право надзора и суда над западнорусскими священниками. Иеремия II не доверял новому, назначенному им в 1589 году под давлением властей Речи Посполитой митрополиту Киевскому, Галицкому и всея Руси Михаилу Рагозе. Теперь же получилось так, что тот, кого Константинопольский патриарх назначил следить за другими, сам первым «побежал» предавать и его, и православную веру.
На июнь 1590 года Киевский митрополит назначил собор, на который пригласили епископов, настоятелей монастырей, представителей братств, православного дворянства. Прямо перед ним Терлецкий втайне от всех организовал в Белзе встречу епископов. На ней было решено принять католическую унию.
На соборе же епископы продолжили изображать из себя ревнителей веры и предложили жаловаться королю на испытываемые православием притеснения.
24 июня того же года Кирилл Терлецкий, а также епископы Львовский — Гедеон Балабан, Турово-Пинский — Леонтий Пельчинский и Хелмский — Дионисий Збируйский обратились к Сигизмунду III, сообщив, что собираются отдаться под власть папы. Король в своём ответе, который он «вынашивал» девять месяцев и отправил только в марте следующего года, сообщил, что одобряет данный поступок и гарантирует сохранность за церковными сановниками их кафедр даже в том случае, если разгневанные патриарх и митрополит попытаются их оттуда убрать.
После сделанного почина епископы стали одного за другим уговаривать остальных своих коллег предаться под «ласковую» длань Римского престола. Наконец, они уговорили Перемышльского епископа Михаила Копыстенского и даже самого митрополита Михаила Рагозу. К концу 1594 года тайный сговор охватил практически всех верховных иерархов.
К тому времени какая-то информация стала просачиваться вовне, и в конфликт с высокопоставленными церковниками вступили братства, православные дворяне, простые священники. Но так как официально о своём предательстве они пока что никому не сообщили, споры велись вокруг их несмелых публичных предложений сделать какие-то шаги навстречу «братьям»-католикам.
Противостояние дошло до того, что на очередной созванный митрополитом собор епископы просто не явились.
Вместо этого в конце 1594 года в Сокале тайно собрались Кирилл Терлецкий, Гедеон Балабан, Дионисий Збируйский и Михаил Копыстенский. Коллегиально они составили и подписали документ — «артикулы», — в котором изложили условия, на которых были готовы признать главенство римского понтифика.
Тем временем «обработкой» митрополита Михаила Рагозы занимался другой апологет скорейшего подписания унии — Ипатий Потий.
Этот человек вообще в вопросе конфессиональной принадлежности совершил несколько головокружительных кульбитов. Родившийся православным, он учился в кальвинистской школе, поступил на службу к князю Радзивиллу и, так как тот покровительствовал протестантам, сталь кальвинистом. Затем женился на дочери православного князя Фёдора Головни-Острожского, оставил службу у Радзивилла и вновь вернулся в православие. В 1589 году король назначил его на совершенно светскую должность каштеляна брестского.
Прочитав, когда ему уже было за сорок, книгу польского иезуита Петра Скарги «О единстве церкви Божией», Потий стал ярым сторонником идеи, что единственный способ спасти православие от увлечения ересями — соединение с Римской католической церковью. С этими мыслями в голове после успения в 1594 году жены он, при содействии тестя, принял монашество и занял кафедру епископа Владимирского.
Содействуя Терлецкому, он вступил с митрополитом Михаилом в длительную переписку. Рагоза побаивался решительных православных магнатов, в первую очередь князей Острожских, которые за предательство истинной веры могли пойти на крайние меры. Он выставлял себя на людях ярым ревнителем православия, а тем временем в процессе тайной переписки с Потием постепенно склонялся к предательству.
Наконец, «почва» была окончательно подготовлена, и, когда к митрополиту из Сокаля в Киев приехал Терлецкий с уже подписанным подавляющим большинством епископов документом на руках, он его тоже «подмахнул». За этот шаг папа Климент VIII обещал передать Рагозе Киево-Печерскую лавру.
В начале 1595 года Терлецкий выехал в Краков, где встретился с папским нунцием и высокопоставленными католическими священниками. С ними были проведены очередные переговоры по условиям унии.
В марте о готовящемся предательстве верховных церковных сановников стало известно главному ревнителю православной веры в Речи Посполитой — князю Константину Константиновичу Острожскому. От тут же обнародовал полученные известия.
Братства, рядовое монашество, дворяне и православная паства форменным образом встали «на дыбы». До вооружённых выступлений пока не доходило, но конфликты возникали повсеместно. Опасаясь расправы, Гедеон Балабан и Михаил Копыстенский отказались от участия в переговорах об унии и заявили о своей верности православию.
А Терлецкий продолжал делать своё дело — собирал под «артикулами» новые подписи. Последним 1 июня 1595 года их подписал Кобринский архимандрит Иона Гоголь.
Условия унии сводились к следующему: неприкосновенность православных догматов и обрядов, подчинение церкви папе, охрана прав иерархов от притязаний панов и братств, сохранение церковных имений, приобретение для высшего духовенства сенаторских званий, ограждение западнорусской церкви от влияния греков, запрет на переход из унии в католицизм, на превращение православных храмов в костёлы, на принуждение к переходу в католичество при заключении смешанных браков и прочее. За сидящим в Киеве митрополитом сохранялось право самостоятельно назначать епископов.
К «артикулам» прилагалось подписанное большинством епископов и митрополитом «Соборное послание к папе Клименту VIII». Фактически для принятия унии всё было готово.
Князь Острожский не собирался мириться со сложившейся ситуацией.
25 июня он обратился с посланием ко всем православным Речи Посполитой, призывая твёрдо стоять за веру. Так как митрополит свою паству предал, с просьбой о созыве внеочередного собора князь обратился к королю. Король её отклонил, призвав православную паству следовать за своими пастырями, куда они её поведут.
Одновременно король подтвердил свои гарантии митрополиту и епископам в сохранении за ними кафедр, а также обещал походатайствовать перед папой о принятии всех изложенных в «артикулах» просьб православных церковников.
В дело вмешался находившийся в Яссах другой экзарх Константинопольского патриарха — Никифор. Он обратился к православным Киевской митрополии с призывом, что, если епископы не откажутся от своих намерений, не подчиняться им и прислать в этом случае кандидатов на их кафедры к нему на утверждение.
Митрополит Михаил Рагоза и его епископы оказались в скользком положении — теперь сохранить за собой свои места они могли только в случае оказания польским королём всемерной помощи, вплоть до военной, но поддержать их он был готов только после заключения унии. Требовалось срочно отправлять делегацию в Рим.
В ноябре 1595 года туда выехали Кирил Терлецкий и Ипатий Потий. Папа спешку своих западнорусских коллег встретил с сочувствием и пониманием… пониманием того, что они оказались в безвыходном положении и никуда теперь от него не денутся, а потому их «артикулы» можно просто проигнорировать.
В Риме к православным всегда относились как к схизматикам, как к людям второго сорта и менять своё отношение не собирались. Поэтому присягу повиновения Римскому престолу Терлецкий и Потий от имени всей епископской братии Киевской митрополии приносили по давно уже разработанной в предыдущие попытки уний форме для греков, возвращающихся к единству Римской церкви. Они заявили о полном принятии католицизма как догматического и церковного учения, включая определения Тридентского собора.
Ни о каком сохранении каких-либо особенностей православного вероучения не было и речи. Оставалось только право ведения служб на церковнославянском языке.
Именно это событие, произошедшее 23 декабря 1595 года, и стало реальным началом унии, а не Брестский собор, который высокопоставленные церковные сановники провели для подведения под совершённое ими откровенное предательство официально-правовой базы.
Уже 23 февраля 1596 года (за несколько месяцев до собора в Бресте) папа подписал адресованную Киевскому митрополиту буллу, которая не предусматривала за Киевом, вопреки положениям «артикулов», никакой автономии. Также папа не ввёл для польской католической церкви никаких ограничений для обращения униатов в католицизм. В Речи Посполитой, вопреки обещаниям польского короля, не были приняты никакие законодательные акты, уравнивающие униатское и католическое духовенство в их правах.
«Коллективный Запад» в очередной раз откровенно «кинул» украинское духовенство (хотя его тогда ещё никто не называл украинским), как «кидал» до этого, как «кидает» до сих пор. А Украина получила очередной «жупел», который обратился для неё в последующие века в перманентный незатухающий конфликт, конца которому не видно.