Межвоенная Польша, или Вторая Речь Посполитая, была весьма слабым в экономическом отношении государством. Хотя после Первой мировой и Польско-советской войн в собственности польского государства оказалось огромное имущество бывших Германской, Австро-Венгерской и Российской империи (в первую очередь земли), однако экономика Польши падала с момента возрождения этой страны в ноябре 1918-го. Конечно, нужно учитывать и разрушения, вызванные войнами, однако Польша была далеко не самой пострадавшей в этом отношении страной Европы.
Нужно учесть, что самой большой проблемой Второй Речи Посполитой были глубокие различия между развитой капиталистической экономикой западной части Польши (бывшие немецкие земли) и отсталой, иногда даже натуральной, экономикой её восточных территорий, доставшихся от Австро-Венгрии и России.
Уменьшение этих диспропорций требовало огромных финансовых затрат, которые государство не могло себе позволить, а политика льгот и ограниченной помощи восточным воеводствам не давала достаточного эффекта. При этом основные инфраструктурные инвестиции осуществлялись в других регионах Польши, в первую очередь речь шла о строительстве большого порта в Гдыне (рядом с неподконтрольным тогда Польше Данцигом) и создании Центрального промышленного округа.
Хотя к середине 1920-х удалось сбалансировать государственный бюджет Польши, побочным эффектом этого стало значительное увеличение безработицы в стране.
1926-1929 годы были лучшим временем для польской экономики в межвоенный период, производство в большинстве отраслей превысило уровень 1913 года. Однако период процветания был недолгим, он был прерван в 1929 году в результате глобального кризиса, который начался в Соединенных Штатах, но быстро достиг и Европы. Масштабы коллапса были огромными, и Польша выходила из кризиса намного дольше и с большими трудностями, чем промышленно развитые страны.
В 1929-1935 годах валовый внутренний продукт Польши снизился с 26 до 12,5 миллиарда злотых, то есть на 52%.
Даже в середине 1930-х годов, когда начался небольшой подъём экономики, промышленность Польши производила только 76% товаров от уровня 1928 года. В объятых кризисом больших городах Польши миллионы людей жили буквально за грошѝ — буквально, потому что 1 грош является сотой долей польского злотого. Подсчитано, что годовые расходы семьи из четырех безработных в Варшаве в то время составляли в среднем всего 921 злотый. Это 60 грошей в день на человека — то есть около 5 нынешних злотых (примерно 1,2 евро).
Во Львове, на то время втором по размеру городе Польши, ситуация была ненамного лучше.
Власти пытались хотя бы частично решить проблему безработицы путём масштабных общественных работ — на строительстве и ремонте дорог и т.п. Однако количество рабочих мест в этих программах было ограниченным, а «номерки» для участия в них, которые выдавали биржи труда, сразу же стали предметом злоупотреблений, причём как со стороны чиновников, так и различных профсоюзных и коммунистических деятелей.
Кроме того, выделяемых на места денег для организации публичных работ постоянно не хватало, что вызывало регулярные протесты безработных. Так, в марте 1936-го их массовые акции состоялись в Познани и Кракове, причём в последнем городе полиция убила 10 участников демонстрации.
С конца марта 1936 года во Львове начали циркулировать упорные слухи, что «санационное» правительство Мариана Зындарма-Косьцялковского сократит средства, выделенные в госбюджете на общественные работы, на 40 миллионов злотых.
Однако в начале апреля в местных газетах появилась информация, что Львовский городской совет получил из Варшавы дотацию в сумме 1,2 миллиона злотых на такие работы. Это воодушевило более 30 тысяч только официально зарегистрированных во Львове безработных, и 14 апреля 1936-го около трёх тысяч из них собрались возле отделения Государственной службы занятости по улице Свентокжыской (ныне улица Бортнянского). Они выбрали делегацию из нескольких человек, которые потребовали от польских чиновников только одного — работы.
Ответ был коротким: «Денег нет, общественных работ не будет!»
Тогда безработные двинулись к зданию ратуши, где, как и ныне, заседал Львовский городской совет. Полиция, в том числе конная, несколько раз оттесняла демонстрантов в боковые улицы, однако безработным удалось вновь сформировать единую колонну на Академической площади (ныне проспект Шевченко). Там к ним присоединились бывшие друзья по несчастью, участвовавшие в общественных работах по укладке брусчатки на площади и окружающих улицах. Именно они с лопатами, кирками и ломами встали во главе демонстрации.
Когда колонна двинулась в направлении ратуши, один из офицеров полиции произвёл несколько выстрелов в направлении демонстрантов, вследствие чего был убит 22-летний безработный украинец Владислав Козак.
На следующий день львовские рабочие и безработные устроили на месте гибели Козака манифестацию, в которой приняли участие около 5 тысяч человек.
Выступавшие на ней лидеры местных ячеек социалистических и коммунистических организаций — кстати, не только на польском, но также на украинском языке и на идиш — агитировали всех 16 апреля принять участие в церемонии похорон «жертвы санационного режима».
Похороны изначально были запланированы как политическая манифестация: семья Владислава Козака отказалась принять предложение властей похоронить погибшего на престижном Лычаковском кладбище, неподалёку от морга Львовского медицинского института, где находилось тело покойного. Местом погребения было выбрано Яновское кладбище, расстояние до которого от мединститута составляло более 5 километров.
Погребальная процессия выдвинулась в направлении центра города, через который проходил её маршрут, в 15:00 16 апреля 1936 года.
Над колонной кроме церковных хоругвей развевались также красные флаги и транспаранты с коммунистическими и социалистическими лозунгами. Поначалу всё шло мирно — видимо, 70 вооружённых винтовками полицейских, среди которых было 20 конных, не решались сразу атаковать почти 10 тысяч манифестантов. Однако позже полицейские выстроились в шеренгу и дали несколько залпов по колонне, пытаясь её остановить.
В центре Львова начались массовые беспорядки, которые продолжились и в других районах города — по маршруту следования погребальной процессии. При этом, по свидетельству очевидцев, полиция специально целилась в людей, которые несли гроб с телом Владислава Козака, и в сам гроб попало немало пуль. Конные полицейские применяли для разгона демонстрантов сабли.
Самые ожесточенные столкновения произошли у здания Львовского оперного театра: тут протестующие опрокидывали трамваи, создавали баррикады и разбирали мостовую, используя булыжники в качестве оружия. Они также атаковали полицейские казармы и легендарную львовскую тюрьму «Бригидки», откуда нападавших отогнали оружейным огнём, в том числе из пулемётов.
Примечательно, что, когда начальник полиции Львова обратился за помощью к коменданту местного армейского гарнизона, тот согласился не сразу, мотивируя своё решение неуверенностью: будут ли солдаты стрелять в демонстрантов?
Владислав Козак был похоронен на Яновском кладбище в 19:00, однако столкновения с полицией продолжались до конца дня 16 апреля — как в окрестностях кладбища, где была возведена баррикада, так и в других районах Львова.
От огнестрельных ран прямо на улицах погиб 31 протестующий, ещё 18 тяжело раненных позже умерли в больницах, а более 300 человек получили средние и лёгкие ранения.
Армейские подразделения, которые в ночь на 17 апреля всё же появились на улицах города, оружие не применяли. В последующие дни власти принудительно хоронили жертв полицейского насилия только в кругу семьи, обычно на рассвете, чтобы предотвратить дальнейшие беспорядки.
Во Львове также начались массовые аресты — только официально было арестовано более 1500 человек. По городу даже поползли слухи, что для их содержания в предместье будет открыт специальный концентрационный лагерь.
Репортажи СМИ во Львове и из него подвергались строгой цензуре, поэтому редакции многих газет отказались от написания собственных статей. Они ограничились публикацией правительственных сообщений, в которых демонстрантов называли «коммунистическими преступниками» и акцентировали внимание на убытках от беспорядков, превысивших миллион злотых. Кроме того, большинство убитых 16 апреля были названы «людьми с криминальным прошлым», а газеты печатали заявления связанных с правительством организаций, осуждающих беспорядки и обвиняющих коммунистов в их вдохновении.
С другой стороны, ЦК Компартии Польши 17 апреля назвал действия полиции «Львовской резнёй», а власти Польши — «правительством убийц и предателей народа».
Однако власти Польши всё же вынуждены были предпринять не только репрессивные меры.
Во-первых, был уволен староста Львовский (аналог префекта) Казимеж Протасевич. Во-вторых, чтобы улучшить экономическую ситуацию во Львове, предприятиям были предоставлены дополнительные кредиты на борьбу с безработицей. Но главное — 21 апреля 1936 года депутаты городского совета Львова приняли решение начать масштабные общественные работы. Правда, из-за нехватки денег в городском бюджете было решено отправить делегацию в Варшаву с просьбой о новых средствах, и правительство Польши удовлетворило эту заявку уже 24 апреля.
Ситуация с занятостью во Львове постепенно улучшалась и в связи с общим экономическим ростом в Польше, хотя в этой стране и в 1938 году официально было 456 тысяч безработных (а по подсчётам бывшего премьера Второй Речи Посполитой Енджея Морачевского, более 675 тысяч).
После 1939 года Владислав Козак был «канонизирован» советской властью.
В 1946-1992 годах его имя носила улица вблизи львовской Цитадели (ныне, как и ранее, — улица Калечья Гора). В 1956 году на могиле Козака за государственный счёт был установлен памятник в советском стиле, который существует до сих пор.
А вот памятная табличка на доме №17 по улице Пекарской, сообщавшая о том, что здесь 16 апреля 1936-го «была расстреляна массовая антифашистская демонстрация трудящихся города Львова», загадочно исчезла в 2015 году. Было это делом рук «декоммунизаторов» или современных львовских безработных, охотящихся за цветными металлами с целью выжить, остаётся загадкой.