Во вторник 17 ноября американские и канадские читатели смогли ознакомиться с первым томом книги «Земля обетованная» 44-го президента США Барака Обамы. В первый же день продаж книга поставила рекорд: было куплено 887 тыс. экземпляров — и печатных, и аудио, и иных цифровых.
Книга уже успела наделать шума и в России, ведь в своих мемуарах Обама среди прочего вспоминает и визиты в РФ. Притом в разном качестве — и как президент, и как сенатор. Писало о «Земле обетованной» и издание Украина.ру.
Один из отрывков творения американского политика может покоробить украинцев. В нем упоминается о борще без каких-либо ссылок на то, что это «исконно украинское блюдо», как уверяют весь мир национал-патриоты из Украины.
Борщом Обаму угощали под Саратовом в 2005 году. Там тогда ещё сенатор вместе со своим коллегой Ричардом Лугаром посетил «секретное ядерное хранилище», безопасность которого, по утверждению Обамы, была профинансирована американцами.
«Нас угостили борщом и рыбным желатином, который Дик (Лугар. — Ред.) храбро съел, а я лишь размазал по тарелке, как шестилетний ребенок», — написал Обама.
Российские издания сошлись во мнении, что «рыбный желатин» — это заливная рыба, которая пришлась Обаме не по вкусу. Наверняка он бы согласился с героем фильма «Ирония судьбы» Ипполитом — автором известной киноцитаты «Какая гадость эта ваша заливная рыба».
Но за 64 года до того в тех краях бывал другой американский дипломат. И хотя его не кормили борщом, Саратов запомнился ему куда как более ярким событием, чем невкусное блюдо.
Саратовские морозы
В декабре 1941 года Советский Союз поcетил первый председатель правительства Польши в изгнании Владислав Сикорский. Он инспектировал части польской армии, которые формировались в СССР.
Ежи Климковский — адъютант польского генерала Владислава Андерса, с которым и общался Сикорский во время своего визита, рассказывает, что председателя польского правительства встречали с размахом. Его визит в польские части сопровождался банкетами и парадами. И это несмотря на войну и непростое положение на фронте.
Но под конец поездки глава польского правительства все же устал.
«По окончании торжеств Сикорский уехал в Саратов, куда он был приглашен местными советскими властями на праздничный спектакль и званый обед. Но он так устал, что сразу после спектакля уехал отдыхать. На следующий день рано утром прибыли на аэродром в Саратове. Верховный главнокомандующий направился в Иран, в Москву он уже не возвращался. Провожал его Андерс и я», — описывал последние дни пребывания Сикорского в СССР Климковский.
Но в инспекционной поездке, помимо Сикорского, участвовали и иностранные дипломаты. Один из них уже знаком читателям Украина.ру — это первый руководитель радиостанции «Голос Америки», один из тех, кто организовывал американское посольство в СССР, дипломат и писатель Чарльз Тейер.
С советской же стороны Сикорского сопровождал первый
Именно с этим человеком Тейер и вознамерился вернуться в Куйбышев (ныне Самара), где находилось американское посольство.
«Выяснилось, что у Вышинского был в Саратове самолет в аэропорту, и поэтому я решил попробовать продолжить наш рейд вместе с ним. Но Вышинский сказал, что самолет полон и что мне предстоит ехать специальным поездом, который вот-вот подойдет. Я же отметил, что на это уйдет по меньшей мере дней пять, а у меня приказ вернуться в Куйбышев немедленно. Но и после этого Вышинский продолжал стоять на своем. Разговор происходил, когда я стоял у основания лесенки, ведущей в салон самолета, а Вышинский — наверху ступенек, сияя обворожительной улыбкой и говоря мне «нет». Эти «нет» Вышинского позднее станут знаменитыми в ООН, но то «нет» было самым впечатляющим из тех, что он говорил лично мне. Ветер свистел по аэродромному полю, термометр застыл где-то в области минус двадцати по Фаренгейту (-28˚С. — Ред.), и перспектива быть брошенным в Саратове превосходила то, что я мог вытерпеть», — описывал свой разговор с Вышинским в книге «Медведи в икре».
В конце концов несостоявшийся военный кавалерист Тейер переспорил грозного главу прокуратуры СССР Вышинского и его взяли на борт самолета, который американец в своих мемуарах называет С-47.
Однако первый полет этого американского самолета произошел 23 декабря 1941 года, то есть спустя две с лишним недели после описываемых событий. Скорее всего, речь о ПС-84 — советской лицензионной копии американского самолета Douglas DC-3.
Тейер утверждал, что в крыше самолёта не было заделано отверстие для пулеметной турели. И на высоте в это отверстие стал врываться ветер.
«Не знаю точно, насколько холодно было в салоне. Зато я знаю, что, несмотря на двойные меховые унты, несколько пар меховых варежек и две шубы, я наполовину замерз уже через пятнадцать минут полета», — признавался дипломат.
Но, если верить его словам, холодно было не только ему, а и самому Вышинскому. Но у того было свое средство, чтобы справиться с морозом.
Рецепт от Вышинского
Одним из наиболее популярных народных средств для борьбы с замерзанием является алкоголь. И сколько бы медики ни твердили, что алкоголь в таких случаях нисколько не помогает, а скорее даже и вредит, народ непреклонен.
Вышинский, несмотря на то что был потомком польского шляхетского рода, тоже разделял популярное заблуждение.
«Скоро Вышинский порылся в своем портфеле и достал оттуда большую бутылку советского коньяка, которую тут же открыл и передал мне. Я сделал большой глоток. Он последовал моему примеру и передал бутылку остальной компании, в которую входили пара американских офицеров, телохранитель Вышинского и советский фотокорреспондент. Сделав пару кругов, бутылка опустела, и нам снова не оставалось ничего другого, как стучать зубами от холода», — писал Тейер.
Но жизнь в стране, переживший революции и потрясения, да и собственный революционный опыт, наверняка приучили Вышинского к бережливости. Поэтому ещё через пятнадцать минут он достал вторую бутылку коньяка. Правда, расставался с ней Вышинский не так радостно, как с первой.
«Внезапно с огорченным вздохом он снова залез в свой портфель и достал оттуда еще одну бутылку бренди. Мы покончили с ней еще быстрее, чем с первой, и затихли в замороженном молчании», — вспоминал Тейер.
И тут первому заместителю наркома иностранных дел СССР пришла в голову еще одна идея, как можно согреться.
«Коньяка больше нет, — сказал он, — и если мы будем сидеть без дела, то замерзнем. Давайте боксировать». Без какого-либо дальнейшего предупреждения он заехал мне кулаком в живот. Вышинский не был тем человеком, который заранее телеграфировал об ударах, которые собирался нанести, и следующее, что я помню, был быстрый удар справа по корпусу. Но мех смягчил его силу, и я немедленно ответил нокаутирующим ударом Вышинскому под ребро. Мгновенно все остальные пассажиры последовали нашему примеру, и началась всеобщая потасовка», — описывал Тейер, как американец и русские согревались во время полета.
Болтанка и усталость сделали свое дело. В конце концов пассажиры свалились на пол. Американцу не повезло больше всех — он стал своеобразным «матрасом», на котором лежали другие.
На ногах остался лишь советский фотограф. Верный профессиональной привычке, он тут же сделал групповую фотографию. Позже — уже в Куйбышеве — Тейер выманил этот снимок у фотографа, а позже, когда Вышинский стал представителем СССР в ООН, Тейер поместил ее в рамку и повесил на стене своего кабинета.
По иронии судьбы, человека, бившего Вышинского под ребро и довольно саркастично рассказывавшего в своих книгах о советской действительности, под конец жизни обвинили в симпатиях к коммунизму. Во времена маккартизма Тейер вынужден был покинуть дипломатическую службу.
Тейер, подобно Обаме, мог бы критиковать банкеты, которые устраивали в каждом лагере польских военных, где побывал Сикорский, или вспоминать блюда званого обеда в Саратове, который так и не посетил польский председатель правительства, а то и вовсе рассказывать о скучном пути в поезде в Куйбышев.
Но вместо этого он взял судьбу в свои руки, получив в итоге и приятные воспоминания о том, как дрался и пил с одним из самых грозных людей сталинского СССР, и довольно ценную фотографию на стене своего кабинета.