«Я Лёва Задов, со мной шутить не надо!» — эта фразочка пошла в народ после первой экранизации романа в 1959 году, но особенно известной стала после второй экранизации, 1977 года. Писатель, конечно, имеет право на вымысел, но тут Толстой явно перестарался, ибо реальный анархист Задов-Зиньковский никогда не был одесситом, уголовником и тем более палачом, каковым его знают и по фильму, и по книге.
Тем не менее надо признать, что самым известным евреем Донбасса Задов стал именно благодаря искажению его облика писателем. Обрадовался бы он такой славе? Это вряд ли. Хотя бы потому, что при его работе огласка нужна была менее всего.
«А там на четверть наш народ»
В 1917 году Временное правительство России наделило заводское местечко Юзовка в Бахмутском уезде статусом города. Сделать это надо было давно — 50-тысячное население Юзовки характер жизни имело вполне городской, работало все больше на шахтах и заводах.
Любопытно, что достаточно большое количество заводских рабочих и ремесленников были евреями. Судите сами — согласно переписи 1917 года (известный донецкий краевед Валерий Степкин считает ее одной из самых полных) в наших палестинах проживало почти 10 тысяч «лиц иудейского вероисповедания». Это на сорок тысяч с хвостиком славян — русских, украинцев, белорусов и примкнувших к ним поляков. Почти каждый пятый житель новоиспеченного города был евреем.
Больше того — через десять лет, уже по переписи, проведенной Советской властью, из ста тысяч жителей города Сталино почти двадцать пять в «пятой графе» проставили — «еврей».
Нетрудно представить себе, что вопреки сложившемуся мнению далеко не все они служили приказчиками в лавках, кабатчиками, официантами, врачами, инженерами. Это позже, в эпоху Хрущева или там Брежнева, еврейский мужчина у мартена или в шахте стал если не редкостью, то хотя бы нетипичным случаем. До революции же говорить о наличие еврейского пролетариата можно было без натяжки.
Одним из них и был тогда еще никому не известный Лёвка.
Гонять «козу»
Вообще-то правильно писать фамилию Лёвкину Зодов, буква «А» вкралась позже, когда Лев и брат его Даниил увлеклись экскурсиями по пенитенциарным учреждениям Российской империи.
Никола Зодов перебрался в Юзовку из еврейской сельхозколонии Веселая на Екатеринославщине в самом начале XX века.
Старшему из сыновей, Льву, досталось образование в два класса хедера — начальной еврейской школы. Для сына полунищего извозчика это еще и неплохо. Мы не знаем доподлинно, соответствовал ли Лёвкин родитель бабелевскому образу папаши-биндюжника. Думал ли он «об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде»? Наверное, думал.
В такой дыре, в такой зловонной яме, как Юзовка начала XX века, о чем еще можно было думать? Лёвка же Задов думал о жратве и новых ботинках. А это надо было работать, а это надо было пахать. Благо в чернорабочие на заводе Юзова прием шел круглый год.
И стал Лёвка каталем. Двухметрового роста, насмешливая физиономия, силы немереной! Куда ж его могли еще на заводе определить — только «козу гонять».
«Козой» звалась тачка для руды, которую каталь доставлял с рудного двора к доменной печи. Чтоб вы знали, работенка это адская и только жилистый, мускулистый от природы человек мог ее вынести в течение длительного времени. В тачку нагружали от 30 до 50 пудов руды (700-900 кг весу!).
«Не каждый может в течение смены нагрузить на «козы», перевезти и разгрузить около 2000 пудов железной руды… — писал в своих воспоминаниях известный доменщик Макеевского завода Коробов, — за двенадцать и более часов работы на заводе платили 70-80 копеек — по копейке за «козу», а на каждую «козу» грузили ни мало, ни много 25-30 пудов руды. Двор был весь в рытвинах, повороты узкие, колеи разбиты…»
Ему вторит Д. Пысев, в юные годы побывший недолгое время каталем на заводе в Юзовке: «Нагрузишь, да подтянешь этак-то за смену тачек сорок и ни рук, ни ног не чуешь…» Чтоб ни у кого не оставалось сомнений в природе этого «спорта» — так каждый день, месяцами, годами.
Задов выдержал два года. И выдержал бы кто знает сколько, ибо во всяком ремесле кроме мышц и сухожилий требуется и своя техника, прозываемая сноровкой, — авось не помер бы! Но на заводском дворе давно уже пустила всходы революционная пропаганда.
Революцию тогда делали многие партии — выбирай любую! Хошь в социал-демократы иди, хошь в эсеры, если совсем уж радикальный — в анархисты. К ним Лёва Задов и подался.
Экспроприатор экспроприированного
У анархистов-коммунистов (а были еще и синдикалисты) паренька приметили. С такой статью и кулаками пудовыми только на «эксы» ходить, сиречь на налёты, под лозунгом «Экспроприируй экспроприированное!». Карьера идейного налётчика была недолгой. Во время очередного «экса» где-то там на Рутченково его повязали и быстренько упекли на каторгу. Восемь лет — такой относительно мягкий приговор ему нарисовали. Могли бы и повесить. Шел 1913 год.
А в буревом 17-м наступило его время. Амнистия, возвращение в Юзовку, снова тачку каталя в мозолистые руки (а чем он еще мог заработать на жизнь?), избрание в Юзовский совет от доменного цеха. Вместе с прославленным доменщиком Михаилом Курако, между прочим, тоже вернувшимся на завод.
Ирония судьбы и знамение времени — в депутатах бывший начальник цеха и самый низший по производственной иерархии того же цеха рабочий. Но вот дальше дорожки их разошлись кардинально.
Курако через короткое время рванул строить будущий металлургический гигант в сибирском Кузнецке, а Лёва, как пелось в старой советской песне, «за рабочее дело пошел воевать». Сперва красноармейцем, потом младшим командиром в полку анархистов. В ряду других частей этот полк последним уходил из Донбасса, когда в край пришли немцы. Чуть позже часть Задова доблестно билась с деникинцами под Царицыным, во время первой обороны города.
Засекречен до сих пор
И вот с этого момента в биографии Лёвы Задова, взявшего партийный псевдоним Зиньковский, ставший затем и его официальной фамилией, начинаются пробелы, порой настолько явные и сделанные сознательно, что впору только строить догадки и эвристически («по такой-то и такой-то причине возможно») выстраивать вероятную линию Лёвкиной судьбы.
Да, верных документов исследователи его жизни пока не разыскали, но можно с большой вероятностью предположить, что Задов получил задание — дезертировать из Красной армии и попасть в стан селянской армии в Гуляйполе.
В те годы безвестных агентов ЧК и армейской контрразведки РККА было так много, менять их штаты в силу слабой профпригодности приходилось так часто, что никто не пытался отслеживать их карьерный рост именно в те годы. Известность получили выжившие. Одних засылали к «белым» в тыл диверсии устраивать, других отправляли к классово близким атаманам типа Нестора Махно или, скажем, Григорьева. Присматривать.
У того же Махно, к примеру, кроме Задова, служил видный анархист Сидоров — тоже юзовский металлург, вместе с Левкой ходивший на заседания городского совета. Кстати, Сидоров, впоследствии будет утверждать, что он вербовал своего дружка работать на чекистов. Куда там, ни в какую! К слову сказать, самого Сидорова Лева и сосватал в анархисты в свое время.
По исторической литературе, а больше по мемуарной, известно, что многие герои, командовавшие в Повстанческой армии Махно полками, бригадами и дивизиями, были по совместительству агентами тайной советской службы.
Но Задов, видимо, имел куда более глубокий уровень конспирации и задание такой важности и секретности, что о нем чекист Задов даже перед расстрелом не рассказал на следствии в НКВД.
Это, конечно, только версия, но она с точки зрения эвристики (доказательства от возможного) ничем не хуже других. Тем более, что впоследствии Задов и его брат не только не понесли наказания, но и были награждены должностями и орденами. Такое в те времена давали за успешное выполнение задания.
Задов работу сдал, Медведев работу принял
Задов, вопреки распространенному мнению, никогда не занимал особо приметных должностей в штабе Махно.
Заместитель начальника контрразведки одного из корпусов — это да, было. Адъютант, приближенный к батьке в пору его бегства за кордон, в Румынию — вершина махновской карьеры бывшего юзовского металлурга.
И, судя по всему, отталкиваясь от того, что произошло позже, это и было главным заданием Задова — в критический момент втереться в доверие, стать человеком, которому доверяет не только Нестор Иванович, но и семья его. И это у него вышло блестяще.
В эмиграции Махно и семья его практически нищенствовали, что и свело в могилу вождя народных армий — начался скоротечный туберкулез. Задов был рядом, но скоро пришло время прощаться.
К 1924 году, когда родная Лёвкина Юзовка стала носить имя Сталина, советской власти стало ясно, что Нестор Махно — политический труп. За ним не стояла никакая партия, на него не ставили белоэмигрантские круги, для которых он был такой же враг, как и большевики. За ним не было вооруженной силы на Украине или в Новороссии. Одним словом, советская власть его больше не боялась, а значит, пригляд можно было снимать. Задов засобирался домой.
Те скромные сведения, что сохранились об этом эпизоде, повествуют о том, что отряд бывших махновцев во главе с Задовым, будучи заброшен сигуранцей, румынской секретной службой, в СССР, сдался, едва ступил на советский берег Днестра.
Болтали всякое, и болтовня эта дожила до наших дней. Будто бы за тайну махновских кладов Задов и его младший брат, бывший с ним неотступно все годы, были помилованы.
Но самая многозначительная деталь опускается почему-то всеми, кто пишет об этом: на границе Задова и его отряд ждал сам Дмитрий Медведев — чекист экстра-класса, которому советская власть поручала самые серьезные и тайные дела. Кстати, тоже помечен донецким кряжем — служил в Бахмуте и Юзовке, гонялся за махновцами под Старобельском.
Далее — совсем уж белыми нитками: после полугодового карантина и отдыха, братья Задовы были поставлены на крупные посты в Одесской губЧК-ОГПУ. Заметим — в родные края его не вернули, но для работы с румынской резидентурой оставили.
Кстати, агентурная сеть, которую курировал на территории королевства Румыния старший уполномоченный Одесского ОГПУ Лев Зиньковский, носила название «скрипачи» — «скрипали» по-украински. В наши дни это просто находка для конспирологов.
От судьбы не уйти
Лев Николаевич Задов-Зиньковский и его брат были арестованы и расстреляны без суда в 1938 году. Дмитрий Николаевич Медведев уцелел, с началом Великой Отечественной возглавил знаменитый отряд «Победители», действовавший на Галичине. Козырным тузом отряда стал знаменитый разведчик Николай Кузнецов.
Медведев удостоился мемориальной доски на одном из донецких зданий. Задова же, как и многих других, погибших в годы Большого террора, реабилитировали лишь в 1956 году.