Юрий Валентинович Кнорозов (1922-1999) заставил заговорить тексты майя, которые почти все его предшественники считали не подлежащими дешифровке.
Родился Юрий Валентинович 19 ноября 1922 года в посёлке Южный (сейчас город, именуемый в официальных документах как Пивденное) под Харьковом в семье интеллигентов. Отец — Валентин Дмитриевич — был главным инженером Южного треста стройматериалов, мать — Александра Сергеевна — домохозяйкой.
Юрий — самый младший из пятерых детей. Брат Сергей был геодезистом, доктором технических наук, лауреатом Ленинской премии; Борис — преподавателем Военной академии имени Ф. Э. Дзержинского; Леонид — военным врачом в Волгограде; а сестра Галина — старшим научным сотрудником Всеукраинского института эндокринологии в Харькове. Ее сын по-прежнему живет в их фамильном доме в Южном.
Некоторые источники называют бабушкой ученого первую народную артистку Армении Мари Савахян (Мари Забель), но внучка Юрия Валентиновича Анна Маслова опровергает это утверждение: «…вранье, начиная с того, что бабушка деда — таки грузинка, а не армянка. И не Мари, а Натали. И далее везде».
«Когда мне было не больше пяти лет, мы играли в крокет, и братья стукнули меня шаром по лбу. Сознания я не терял и даже не запищал. Для братьев все обошлось хорошо, а я почти остался без зрения. А читать, заметим, уже умел. Зрение восстановили, хотя и с трудом. Видимо, это и была своего рода «колдовская травма». Могу дать рекомендацию: будущих дешифровщиков бить по башке, только неясно как. Можно для эксперимента взять контрольную группу — а если кто концы отдаст, тому так и надо!» — вспоминал Кнорозов.
В 1937 году он закончил семь классов железнодорожной школы №46 в поселке Южный. В школе проявил способности, но, по мнению учителей, был слишком неконтролируемым учеником. Как и подобает суперодаренному «хорошисту», будущий учёный отличился в изучении наук, играл на скрипке, писал стихи и рисовал практически с фотографической точностью.
Вспоминая о своих школьных годах, Кнорозов не без удовольствия рассказывал своей коллеге Г. Ершовой о том, как его пытались исключить за «плохое поведение», неуспеваемость по некоторым предметам и, главное, за своевольный нрав.
Выписка из аттестата, полученного на рабфаке, показывает, что среднее образование он получил с отличными оценками, а единственные четверки были по украинскому языку и литературе. Как показала его дальнейшая жизнь, мова оказалась для него более тяжелой в изучении, чем древнеегипетский, фарси или майя, не говоря уже об испанском языке.
В 1939 году он поступил на исторический факультет ХГУ и проучился два года до начала войны. В эвакуацию в Кзыл-Орду вместе со своим университетом Кнорозов не поехал.
Вот как он пишет о тех годах в своей автобиографии на момент 1948 года:
«До войны числился невоеннообязанным по состоянию здоровья. В сентябре 1941 г. был мобилизован на строительство военно-оборонительных сооружений и направлен в Черниговскую область. При быстром продвижении фронта наша строительная команда была отрезана от других частей и рассеялась на оккупированной территории, после чего я стал пробираться к Харькову.
До февраля 1943 г. я проживал в пос. Южный Харьковского района, проводя большую часть времени в блужданиях по Харьковской и Полтавской областям, добывая пропитание для старухи-матери (60 лет). В феврале 1943 г. местность, где я проживал, на несколько дней была освобождена. При отходе наших войск я вместе с матерью, пройдя фронтовую и прифронтовую полосу, направился в Воронежскую область. Райвоенкоматом села Старая-Криуша я вновь был признан негодным к военной службе по состоянию здоровья и поступил на работу в качестве учителя в НСШ с. Фоменково. В октябре 1943 г. приехал в г. Москву и был зачислен на II курс исторического факультета МГУ.
3/III.1944 г. был мобилизован по перерегистрации Краснопресненским ФВК г. Москвы. Воинскую службу отбывал в школе младших специалистов-ремонтников автомобильных частей, потом в 158-м пушечном артиллерийском полку. 16/X.1945 г. был демобилизован по указу Президиума Верховного Совета как студент ВУЗа и восстановлен на III курс исторического факультета МГУ, который и окончил в текущем году».
В сохранившейся справке из поселкового совета 1950 года говорится, что Ю. В. Кнорозов в ноябре 1941 — феврале 1943 г. «во время пребывания на оккупированной немцами территории нигде на работе не состоял». Таким образом, в его анкете появились записи, которые вряд ли могли поспособствовать карьерному росту в то время.
После окончания университета Ю. Кнорозову сообщили, что он не может претендовать на аспирантуру, поскольку его родственники оказались на оккупированной территории. Позднее много лет подряд Юрий Валентинович оставался невыездным. Единственной поездкой Ю.В. Кнорозова за рубеж вплоть до 1990 г. стало участие в Международном конгрессе американистов в Копенгагене в 1956 г., куда он попал лишь благодаря настояниям академика А. П. Окладникова.
Его ученик, известный философ А. Пятигорский, вспоминал о Кнорозове: «Он тогда учился на истфаке и собрал группу, в которую, кроме меня входили будущий детский писатель Валентин Берестов и один армянин, и это была ни много ни мало «Группа по изучению происхождения культуры».
Юрий Валентинович крепко пил — его дневная норма долгие годы составляла литр водки, и врачи обещали смерть в сорок, но прожил почти восемьдесят.
Он учил древнеегипетский язык по классическому учебнику Гардинера, приобретенному до войны на базаре. Когда обнаружил шестнадцать ошибок в учебнике, решил, что древнеегипетский знает. Это был его первый древний язык.
После войны из-за того же окружения он не смог стать аспирантом в Москве и устроился экскурсоводом и ассистентом в Музее этнографии народов СССР, где на беду его начальником был Лев Николаевич Гумилев, вновь арестованный в конце 1940-х. Потом в Москве он был помощником у известного археолога С.П. Толстого, раскопавшего Хорезм, в качестве специалиста по письменности.
Увлечение текстами майя началось у Кнорозова с книг «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланда в публикации Брассёр де Бурбура и «Кодексы майя» в гватемальской публикации братьев Вильякорта, якобы спасенных из пламени горящей библиотеки в освобождённом Берлине.
А вот что говорит А. Маслова: «По словам дедушки, книгу, по которой он начал дешифровку языка майя, он нашел при разборе трофейных поступлений в одной из московских библиотек. И, скажем так, позаимствовал ее. Это было издание на испанском языке 1930-х годов из берлинской библиотеки, в нем были перепечатаны труды по письменности майя из Дрездена, Парижа и Мадрида. Эта книга, кстати, до сих пор хранится в нашей семье».
Сам Кнорозов рассказывал, что в 1945 году он наткнулся на статью немецкого исследователя Пауля Шелльхаса под названием «Дешифровка письма майя — неразрешимая проблема». Он сказал себе: «Как это неразрешимая проблема? То, что создано одним человеческим умом, не может не быть разгадано другим».
Кнорозов к 1952 году смог установить фонетическое чтение некоторых из них. В первую очередь его интересовали тексты в сохранившихся кодексах майя. В то время ученые после многочисленных попыток признали расшифровку письменности майя невозможной. Крупнейший специалист в этом вопросе Эрик Томпсон утверждал это даже после выхода исследований Кнорозова. Его ученица, дочь проживавших в США русских эмигрантов Татьяна Проскурякова, сначала пыталась примирить своих учителя и коллегу-земляка, а затем чудом добилась поездки на родину предков, чтобы познакомиться с Кнорозовым.
Сам же Юрий Валентинович делал свои открытия, как бы сейчас сказали, дистанционно. «Я — кабинетный учёный. Чтобы работать с текстами, нет необходимости лазать по пирамидам», — отшучивался Кнорозов.
В 1955 году он отправился на защиту кандидатской диссертации «Сообщение о делах в Юкатане» Диего де Ланды как этно-исторический источник», ожидая не просто провала, но осуждения коллегами. Доклад соискателя ученой степени длился всего три с половиной минуты. Однако из зала он вышел не проигравшим и даже не кандидатом, а доктором наук.
Полный перевод иероглифических рукописей майя был опубликован в 1975 году. За эту работу Ю. В. Кнорозов в 1977 году был удостоен Государственной премии СССР.
В страну майя Юрию Валентиновичу впервые удалось пробраться лишь в 1990 году по приглашению президента Гватемалы Винисио Сересо Аревало. Правительство этой страны организовало Кнорозову посещение всех наиболее ярких достопримечательностей страны и отметило заслуги великого учёного вручением ему Большой золотой медали президента Гватемалы. В 1995 году Кнорозов был награждён мексиканским орденом Ацтекского орла. В 2012 году в Канкуне (Мексика) Юрию Кнорозову был установлен памятник, созданный Григорием Потоцким. В 2016 году в Харькове появилась улица Кнорозова.
В 1999 году Юрий Валентинович Кнорозов умер от инсульта и последовавшего отёка легких на выставленной в коридор больничной койке в Санкт-Петербурге в полном одиночестве.