Одним из предметов торга обычно становится главная национальная гордость — язык, который в политэкономическом смысле конечно товаром не является, но при капитализме, как и все вокруг, приобретает форму (превращенную форму) товара.
Враги, которые «комуниздят» язык
Смотрите сами, стоит только нардепу от «Слуги народа» Елизавете Богуцкой подать в Верховную Раду законопроект по внесению в Уголовный кодекс статьи «Надругательство над государственным языком», по которой «надругателей» держмовы можно будет посадить на 3 года, как нацистка из партии Порошенко София Федына заявляет, что русский язык — это на самом деле «московский», а настоящий русский язык Россия «скоммуниздила» у Украины.
Федыне, конечно, хотелось быть очень патриотичной, но, как гласит известная максима: пойдешь налево, — придешь направо. Уличая злобных от природы московитов в воровстве, она по сути сказала, что русский язык — это украденный у Украины украинский, а украинского выходит и не существует вовсе.
Жаль, Богуцкая не прокомментировала, считает ли она слова Федыны надругательством над держмовой согласно своему законопроекту и если да, то можно ли считать гипотетическую посадку Федыны на 3 года противостоянием российском пропаганде (это одно из оснований законопроекта).
Все это выглядит полной шизофренией, если считать постсоветских националистов патриотами и борцами за национальное возрождение. Но если принять нашу гипотезу о том, что для находящихся у власти спекулянтов язык и все остальные национальные атрибуты — не более чем предмет для торга, то наличие Федыны в транслируемом государством дискурсе приобретает строго логические черты.
После распада СССР до сих пор бывшие советские республики сотрясают кровавые войны на национальной почве. Это и понятно, ведь основа для распада — частная собственность — никуда не делась, а делить и продавать имущество гораздо удобнее врозь, чем вместе.
Самым простым и действенным идеологической мотивацией для «отнять и поделить» является национализм — в ХХI веке иррациональный и мистический. Ведь анекдотический ответ на вопрос о том, чем армяне лучше, чем грузины, звучит как «чем грузины». И эта схема применима ко всем без исключения постсоветским конфликтам — от Приднестровья до Карабаха.
Пока армяне и азербайджанцы убивают друг друга с целью выяснить, кто же из них лучше, то есть кто имеет больше прав на Карабах, отдельные немногочисленные, но очень сплоченные представители этих и других наций хорошо зарабатывают на торговле оружием, боеприпасами, горюче-смазочными материалами, по результатам войн получают в собственность промышленные предприятия, которые можно либо самостоятельно «доить», либо закрыть под кредитование МВФ, получают землю, которую можно продать или отдать в аренду известным западным компаниям, получают население, с которого можно собрать налоги и вывести их в офшоры.
И все, конечно, под лозунги о правильности «нашей» формы черепа, «нашего» ДНК, «наших» крови и почвы, «нашего» языка по сравнению с неправильными, омерзительными «ними».
Исторически исследуя феномен конфликта, культуролог Умберто Эко пришел к выводу, что враг должен быть отвратительным, потому что прекрасное идентифицируется с хорошим. Поэтому и нужна коллективная Федына, которая нарушая закон, но не неся за это ответственность, расскажет, как «болотные люди» московиты украли у украинцев их истинный язык и как «русскочелюстные» агенты «болотных людей» внутри самой Украины строят козни против национальных основ.
Враг не должен быть человеком, потому что, как писал философ Карл Шмитт, понятие «человечество» исключает понятие «враг». А вот во имя человечества, оккупируя универсальные понятия человечества, мира, цивилизации, чтобы ассоциировать с ними только себя, войну вести вполне можно. И тогда анекдот про отличие армян и грузин начинает играть новыми красками в коричневых тонах.
Страшно то, что это такой же неизбежный результат дележа собственности.
Боролись за национальный суверенитет, а остались без языка и истории
Соответственно, разговоры о «хорошем» и «плохом» национализме — это разговоры в прямом смысле в пользу бедных. «Хороший» национализм в сильном государстве дает бедным не более, чем «плохой» национализм в государствах слабых, где так называемая элита схватила в свои руки собственность, чтобы как можно быстрее ее продать и с помощью полученных денег встроиться в систему так называемой элиты сильных государств.
Богуцкие и Федыны с потугами защиты «своего» языка от «чужого» нужны исключительно как идеологическое обоснование приватизации и продажи страны.
Свежий пример языковых кульбитов и национальной «гидности» из еще одной братской республики. Не секрет, что мотивы национального возрождения, вводимые в дискурс через бестолковую интеллигенцию, еще в 1989 г. стали основанием для провозглашения в Молдавии молдавского государственного языка и перевода его с кириллицы на латиницу. Ну, чтобы не было сомнений, что Молдавия — не Россия.
Исключительной силы национально свидомое стихотворение «Наш язык» поэта Матеевича в 1994 г. сделали государственным гимном. Казалось бы, вот оно — национальное строительство, фундаментом которого является свой, отдельный, максимально непохожий на русский, переведенный на латиницу язык. Правда тут же началась война в Приднестровье, где местные русские почему-то не захотели становиться молдаванами, как русские на Донбассе в 2014 г. не захотели становится украинцами.
Но потеря территорий еще больше сплотила молодую нацию, ведь рядом появился «враг», «чужой», наличием которого можно было объяснять экономический коллапс и нищету. На фоне тучных 2000-х национальное строительство ненадолго приостановилось, поскольку т.н. элиты могли кормиться в России, но чуть только стало голоднее, как гордость и свидомость вновь заявили о себе, но как-то своеобразно.
В 2012 г. из Румынии пришла информация, что присоединение Молдавии к ЕС будет заблокировано, если молдавский язык не будет признан румынским. И ратующие за национальный суверенитет деятели тут же побежали выполнять, то есть, как мы и предполагали в нашей гипотезе, обменивать товар национальная идентичность, ради которой проливалась кровь (не их кровь конечно), на вхождение в так называемую элиту Запада.
Плевать, что согласно последней (2004 г.) переписи населения более 78% граждан назвали родным языком молдавский. В 2013 г. молдавские власти в виде Конституционного суда, несмотря на Конституцию, признали государственным румынский язык.
Что называется, картина Репина «Приплыли». Переведя молдавский язык с кириллицы на латиницу с мотивом «гэть от Москвы», вдруг оказалось, что молдавский похож на румынский настолько, что первого как бы уже и нет. Поскольку же язык — важнейший признак национальной инаковости, получилось, что государство вроде бы еще есть, это государство провозглашает и защищает молдавскую нацию, а своего языка у этой нации больше не имеется.
В 2017 г. молдавское правительство, тогда еще а-ля Янукович позиционировавшее себя как пророссийское, поддержало изменение названия госязыка в Конституции с молдавского на румынский, но Конституция изменена на была.
В 2018 г. Конституционный суд лишил русский язык статуса языка межнационального общения (как на Украине известный закон Колесниченко-Кивалова), то есть был законодательно вытеснен из общественной сферы в пользу румынского. В 2020 г. теряющий власть президент Додон вдруг перестал быть националистом и повысил статус русского языка, гарантировав право на обучение и обращения в органы госвласти на русском языке. Но этот шаг был настолько же запоздалым, как шаг Януковича по интеграции в Таможенный союз с Россией после того, как Партия Регионов годами пропагандировала вступление Украины в ЕС.
Избранная вместо Додона президентом Молдавии еще большая националистка, то есть румынская унионистка Майя Санду назвала прощальный закон Додона «угрозой единству». Наверное, единству Молдавии с Румынией, к чему все логически и идет.
Зимой 2021 г. особый статус русского языка был аннулирован в части права обращаться на родном языке в госорганы. Сказанные после этого слова депутата Октавиана Цыку о поддержке такого решения («Это точка невозврата. Или мы идет к независимости, или остаемся придатком») в условиях исчезновения молдавского языка и замены его на румынский звучат особенно нелепо, в стиле Федыны.
Весной президент Майя Санду дала задание парламенту наконец менять Конституцию, чтобы убрать оттуда молдавский язык в пользу румынского и чуть позже подтвердила намерение на сессии ПАСЕ. Кстати, школьный предмет «История Молдавии» она заменила на «Историю румын» еще будучи министром образования (с 2012 г.), а став президентом, заменила на сайте своей администрации языковую аббревиатуру MD на RO.
Пойдешь налево — придешь направо
Вот и вышло, что в результате выхода из СССР и в процессе, как им казалось, «возрождения нации» молдаване за пару-тройку десятилетий лишились и своей истории, и своего языка. Следующим шагом объективно является потеря государственности, что, учитывая взгляды президента Санду, может оказаться вообще не за горами.
В качестве маленького штриха к портрету — в 2010-2012 гг. Санду служила советником исполнительного директора Всемирного банка в Вашингтоне, после чего ее незамедлительно назначили министром образования Молдавии. Сходство с ситуацией на Украине просто поразительное.
И когда глава Ассоциации молдаван Украины Анатолий Фетеску говорит, что Бухарест собирается поглотить Молдавию, а румынизация происходит при поддержке ЕС, ему следовало бы понимать, что и на Украине молдаван ждет не особо радостная участь в плане сохранения национальной идентичности.
19 июня на форуме в Анталии министр иностранных дел Румынии Богдан Ауреску еще раз выдвинул требование к Киеву признать молдавский язык несуществующим, тонко ввернув, что Румыния поддерживает сотрудничество Украины с НАТО. Это никак не позволит Украине вступить в НАТО, но зато можно написать в СМИ, что «весь мир с нами». Если для этого нужно дискриминировать украинских молдаван — да пожалуйста. Когда само молдавское государство не против, неужели против будет националистическая Украина?
Не только не будет, но и сама организует у себя нечто похожее, поскольку организаторы на Украине и в Молдавии одни и те же. Проводите реформу правописания, меняйте появившийся в советские времена как состоявшееся явление литературный украинский язык на галицкий диалект, вводите тюремные сроки для тех, кто не захочет говорить на новоязе. Вытеснив с помощью дискриминационных законов за пару поколений русский язык, заменив в украинском языке все похожие на русские слова галицкими диалектными или прямо польскими аналогами, можно затем последовать заветам Ющенко и латинизировать украинское правописание.
И тогда вдруг окажется как в Молдавии, — что украинского языка и нет совсем, а есть, скажем, польский, который теперь и надо объективно признавать государственным. Пойдешь налево — придешь направо.
