Содержательная часть манифеста начинается с рассказа о происхождении запорожского казачества.
Согласно документу «Запорожскіе Козаки не что иное были, какъ часть отъ Малороссійскихъ Козаков». Однако со времени они стали радикально отличаться от них «нравами» и «образом правления», т.е. социально-политической организацией. Казаки Малороссии объявлялись «до нынѣ, да и пребудутъ всегда, полезными гражданами». Причиной тому их «естественное общежитие», т.е. образ жизни, согласующийся с человеческой природой.
Противоположность им — запорожцы. Эти казаки превратили рациональную практику «нужной и полезной» воинской службы на границе, на которую отправлялись без женщин и детей в «неподвижный закон». «Одичав» и привыкнув к «праздной, холостой и безпечной жизни» запорожцы, введя строгий запрет на пребывание в Сечи женщин, постепенно образовали «политическое сонмище» «странное» и противное Божественному замыслу о размножении человеческого рода.
Не имея возможности воспроизводить свою численность естественным путем запорожцы были вынуждены принимать «безъ разбора въ свое худое общество людей всякаго сброда». Именно по этой причине запорожцы постоянно промышляли грабежом, были нарушителями мира между народами, а в остальное время прибывали в «совершенной праздности, гнуснѣйшемъ пьянствѣ и презрительномъ невѣжествѣ».
***
Далее в документе перечислялись шесть пунктов основных «преступлений», которые «вынудили» императрицу принять «меры строгости», т.е. ликвидировать Сечь.
1. Запорожцы претендовали на земли, завоеванные у Османов и относящиеся к Новороссийской губернии:
«лѣтъ за десять тому назадъ, да и въ самое новѣйшее время, гораздо простирать свою дерзость, присвояя и требуя, наконецъ, себѣ, какъ будто достоянія ихъ собственности, не только всѣхъ тѣхъ земель, которыя НАМИ чрезъ послѣднюю войну отъ Порты Оттоманской пріобрѣтены, но даже и занятыхъ селеніями Новороссійской Губерніи, предъявляя, будто имъ и тѣ и другія издревле принадлежали»
На это императрица замечает, что земли, завоеванные по итогам Кучюк-Кайнарджийского мира 1774 г. не могут быть запорожскими, поскольку никогда не принадлежали Речь Посполитой, к которой некогда принадлежала Запорожская Сечь.
Земли же к северу от Запорожья, Входящие в созданную в 1764 г. Новороссийскую губернию (Новая Сербия с крепостью св. Елизаветы, Украинская линия, Славяно-Сербия) хотя ранее и относились к Малороссии, но собственно запорожцам также никогда не принадлежали.
Более того, императрица отмечает, что эти пустовавшие ранее земли и не могли принадлежать запорожцам, так как те «въ самомъ бытіи своемъ не имѣли никакого законнаго начала, слѣдовательно же и собственности ни какой въ земляхъ».
2. Запорожцы, претендуя на земли Новороссийской губернии, препятствовали, в т.ч. прямыми угрозами, межеванию территорий, строили там свои хутора и сманивали или даже принуждали силой новых поселенцев Новороссии, подрываю программу ее колонизации и экономического освоения.
«Въ слѣдствіе такого себѣ присвоенія Новороссійской Губерніи земель, дерзнули они не токмо препятствовать указанному отъ НАСЪ обмежеванію оныхъ, воспрещая посланнымъ для онаго Офицерамъ явною смертію, но заводить и строить на нихъ самовластно собственные свои зимовники, а сверхъ того уводить еще изъ тамошнихъ жителей и изъ поселенныхъ полковъ гусарскаго и пикинернаго, мужеска и женска пола людей, коихъ всего уведено въ Запорожье до восьми тысячь душъ, включая тутъ и тѣхъ, кои, отъ притѣсненія Козаковъ въ собственныхъ своихъ жилищахъ, принуждены были переходить къ нимъ и подчиняться ихъ самовластію.
3. Запорожцы устраивали разбойные нападения:
«Пограбили и разорили они, Запорожцы, у однихъ обывателей Новороссійской Губерніи въ дватцать лѣтъ, а именно съ 1755 года, цѣною на нѣсколько сотъ тысячь рублей».
4. Запорожцы захватывали присоединенные по итогам войны с Турцией земли, готовились силой оружия отстаивать свои права на земли Новороссии, и игнорировали попытки решить дело мирным разбирательством в столице.
«Не устрашились еще самовластно захватить зимовниками своими пріобрѣтенныя мирнымъ трактатомъ новыя земли между рѣками Днѣпромъ и Бугомъ, присвоить и подчинить себѣ новопоселяемыхъ тамъ жителей Молдавскаго гусарскаго полку, такъ же, приходя отчасу въ вящшее неистовство, и собираться вооруженною рукою для насильственнаго себѣ возвращенія мнимыхъ своихъ земель Новороссійской Губерніи, не взирая и на то, что МЫ ИМПЕРАТОРСКОЮ НАШЕЮ Грамотою отъ 22 Маія минувшаго 1774 года, повѣлевъ имъ прислать ко Двору НАШЕМУ нарочныхъ депутатовъ для представленія о ихъ правахъ».
5. Запорожцы переманивали к себе крестьян из Малороссии:
Принимали къ себѣ, не смотря на частыя имъ Правительствъ НАШИХЪ запрещенія, не однихъ уже прямо въ Козаки вступающихъ бѣглецовъ, но и людей женатыхъ (…) для того только, чтобъ себѣ подчинить и завесть у себя собственное хлѣбопашество, въ чемъ довольно уже и предуспѣли; ибо поселянъ, въ земледѣліи упражняющихся, находится нынѣ въ мѣстахъ бывшаго Запорожскаго владѣнія до пятидесяти тысячь душъ.
6. Запорожцы претендуют на земли Войска Донского:
«Запорожцы стали распространять своевольныя свои присвоенія и до земель, издревле принадлежащихъ НАШЕМУ войску Донскому, непоколебимому въ должной къ НАМЪ вѣрности, всегда съ отличностію и мужествомъ въ НАШЕЙ службѣ обращающемуся и порядкомъ и добрымъ поведеніемъ пріобрѣвшему навсегда къ себѣ отлично НАШЕ Высочайшее Монаршее благоволеніе,
***
Далее Екатерина резюмирует эти пункты, предполагая, что захваты земель и заселения их крестьянами имеют далеко идущие сепаратистские планы (ниже Екатерина прямо упоминает в этом контексте двусмысленное поведение запорожцев в самом начале войны с Турцией).
«Заводя собственное хлѣбопашество, разторгали они тѣмъ самое основаніе зависимости ихъ отъ Престола НАШЕГО и помышляли конечно составить изъ себя, посреди отечества, область, совершенно независимую, подъ собственнымъ своимъ неистовымъ управленіемъ, въ надеждѣ, что склонность къ развратной жизни и къ грабежу будетъ, при внутреннемъ изобиліи, безпрестанно обновлять и умножать ихъ число».
Такое сепаратистское образование не только представляло бы собой угрозу для соседних областей, грозило убылью их населения, которое с таким трудом умножалось там усилиями правительства, но и ставило бы под угрозу торговлю с османскими владениями, «обѣщающую трудящимся скорые и дѣйствительные плоды богатой жатвы» и вызывающую «позавидованіе всей Европы».
Таким образом, идея Екатерины состояла в том, что само существование Запорожской Сечи в нынешнем виде противоречит всем ее обширным планам по созданию Новороссии, а действовать иначе запорожцы не могут в силу своей «противоестественной природы».
Перечислив все преступления казаков, и описав их наиболее важные последствия, Екатерина, справедливости ради, констатирует, что не все запорожцы таковы, что многие из них «въ минувшую нынѣ столь славную, столь и счастливую войну съ Портою Оттоманскою, оказала при арміяхъ НАШИХЪ отличные опыты мужества и храбрости». Однако даже и они, возвращаясь на Сечь, подпадают под дурное влияние ее порядков.
В завершении императрица делает акцент на том, что 4 июня Сеч «въ совершенномъ порядкѣ и полной тишинѣ, безъ всякаго отъ Козаковъ сопротивленія» была занята войсками генерал-поручика Текели, который выполнил приказ Екатерины «стараться произвесть порученное дѣло спокойнѣйшимъ образомъ, убѣгая, сколь возможно, пролитія крови».
Земли, занимаемые запорожскими казаками, с их постоянными обитателями, «Отечеству наравнѣ съ другими полезными», отходили к Новороссийской губернии. Бывшие запорожские казаки получали право либо вернуться туда, откуда они на Сечь прибыли, либо остаться на том же месте и получить от правительства «землю для вѣчнаго имъ жилища». Тем из бывших запорожских старшин, к которым у властей не было претензий, гарантировалось, что они «сразмѣрныя службѣ и званію ихъ получатъ степени».
***
Американский исследователь Майкл Ходорковский в книге «Степные рубежи России: как создавалась колониальная империя» (М.: Новое литературное обозрение, 2019) рассматривает политику во всём степном пограничье от Причерноморья до Урала, а затем и Средней Азии, как единый по своей сути комплекс мер, который лишь адаптировался к тем или иным конкретным обстоятельствам времени и места.
Для екатерининского времени единство такой политики символизирует фигура генерала Осипа Игельстрома. Он активно проявил себя на юге в годы Румянцевской русско-турецкой войны (1768 — 1774) и вскоре после присоединения Крыма был назначен Оренбургским генерал-губернатором.
«За свою долгую службу в восточном и западном пограничье России — пишет Ходорковский — Игельстром не раз трудился над внедрением просвещённых идей своей императрицы. При его назначении в Оренбург принимался во внимание его предыдущий, сравнительно успешный опыт в качестве первого губернатора Крыма (командующего войсками в Крыму — авт.). Его крымская политика в основе своей была такой же, как и в казахской степи».
Под «идеями императрицы» тут понимается «последовательная политика Екатерины, применявшей идеи Просвещения, чтобы смирить «яростных» и цивилизовать «диких» подданных Российской империи». При этом императрица не просто формулировала отвлеченные философские принципы: «детальные предписания исходили от самой Екатерины II, испытывавшей самый живой интерес к тому, чтобы «приводить дикие народы нашей империи в мирное состояние».
И хотя для Екатерининского времени отношения государства с казачеством в Причерноморье остаются вне его поля зрения, тем не менее, можно уверенно утверждать, что ликвидация запорожской сечи стала первым опытом новой екатерининской политики в отношении степных окраин империи.
