«Русская весна» в Донецке 5 лет назад фактически началась в конце февраля, когда на его центральных площадях и улицах стали проходить митинги, а 1 марта на флагштоке перед зданием Донецкой ОГА был впервые поднят российский триколор.
На одной из акций протеста «народным губернатором Донецкой области» был избран молодой бизнесмен и начинающий политический активист, окончивший исторический факультет Донецкого университета, никому не известный Павел Губарев.
- Как для вас и с чего началась «Русская весна» в Донецке? Как вы решились на этот шаг? Много ли было сторонников русского восстания в Донецке на тот момент?
— Для меня «Русская весна» началась задолго до 1 марта. Понимание происходящего и становление активной гражданской позиции проходило в три этапа. Впервые ощущение того, что грядут тектонические исторические сдвиги, появились после того, как вступил в активную фазу так называемый Евромайдан с нацистским привкусом и стало ясно, что в строительстве украинского национального государства больше от нацизма, чем от Европы как модели свободного демократического общества.
Вторым этапом стала капитуляция украинского руководства и бегство Януковича. Люди, которых мы, так или иначе, избрали на выборах, отказались бороться за власть и отдали ее узурпаторам. Подчиняться новой власти никто на юго-востоке Украины с самого начала не хотел.
Третий этап — это уже разворачивание событий на востоке страны. Тогда ко мне окончательно пришло понимание того, что мы являемся свидетелями больших исторических событий, в которых нам суждено сыграть решающую роль.
- Какова была в тот момент позиция политических элит Юго-Востока?
— Я принимал участие в известном харьковском съезде, начавшемся сразу после государственного переворота в Киеве, и видел, что региональные юго-восточные элиты не собираются бороться с Евромайданом даже у себя дома, и готовы с победившей властью договариваться.
Как раз в этот момент мы поняли, что в условиях трусости и предательства местных элит мы сами должны возглавить народный протест. Конечно, это был достаточно романтический революционный порыв, никто ведь не представлял, что все закончится многолетним кризисом и гражданской войной. Но все были уверены, что это колоссальный исторический сдвиг, которым нельзя не воспользоваться.
Тогда я предпринял первые шаги — собрал в Донецке свой актив, озвучил свои мысли о происходящем, после чего было решено реализовать проект "народный губернатор". А дальше вы все уже знаете.
- Как вы стали действовать? Какими были ваши «вторые шаги»? Сопротивление «Русской весне» проукраинских сил в Донецке было серьезным?
— В первую очередь я призывал признать киевские власти нелегитимными, проводить референдум (я был первым, кто произнес тогда это слово) о судьбе региона и отделяться от Украины по примеру Крыма. Сторонников этой альтернативы, которую я озвучивал, было абсолютное большинство — думаю, до 90%.
Проукраинских элементов было крайне мало — несколько десятков радикальных украинских активистов и распропагандированные ими несколько тысяч дончан, составлявших массовку на нескольких "промайданных" митингах той весной.
Один из таких митингов закончился трагедией — погиб один человек. Во втором случае, уже в мае, Донецк по примеру Одессы наводнили футбольные ультрас, которые вышли на улицы. В итоге они были хорошо помяты донецкими ребятам и покинули город. Это были именно приезжие, а местные украинские националисты были абсолютно ничтожным маргинальным меньшинством.
- Как был поднят российский флаг на флагштоке рядом с Донецкой ОГА?
— Российский флаг поднимали 1 марта не мои активисты, а ребята из организации "Донецкая республика". Мы были заняты проектом "народный губернатор", перехватывали площадь, планировали захват ОГА, поэтому на такие показательные акции у нас на тот момент не было времени.
- Какова была позиция отцов города?
— Если речь о людях олигарха Ахметова и о тогдашнем донецком мэре Лукьянченко, то они просто не понимали, что происходит и до конца вели себя так, как будто вот-вот все рассосется — народ немного поволнуется, спустит пар на площади, и все закончится. В принципе, эта тактика выжидания у них продолжалась, даже когда уже шли бои в Славянске и в донецком аэропорту. В июле, после прибытия в Донецк, Игорь Стрелков тогда поставил вопрос ребром перед Лукьянченко: либо вы с нами — либо убирайтесь. И он на следующий день уехал.
Первая характеристика позиции донецкой элиты — абсолютное непонимание происходящих исторических процессов. Вторая характеристика — пассивность, отстраненность, мелочность, политическая импотенция и трусость.
Я дважды зачитывал "Ультиматум Народного ополчения Донбасса" областному и городскому совету Донецкой области. Это была попытка втянуть региональную элиту в нашу борьбу. Но мои посылы были проигнорированы. В итоге местным "элитариям" пришлось все потерять и бежать.
- Что в эти мартовские дни 5 лет назад происходило в Донецке? Как проходили митинги?
— Не было ничего прекраснее огромного несанкционированного митинга с российскими флагами, на котором все единодушно желают одного — воссоединения с Россией. Пусть многие видели этот путь по-разному — кто-то в радужных тонах, кто-то понимал, что прольется много крови.
Но столь массовое собрание людей по одному зову в соцсетях и желание действовать заодно без любой материальной мотивации, кроме большой русской идеи, — вот что было главным в тех народных выступлениях, вот что изменило ход истории на Донбассе.
- Какова была позиция Москвы? Вообще Москва участвовала во всех этих уличных протестах?
— Позиция Москвы тогда озвучена официальными лицами не была. Были только частные эпизодические контакты. Могу вспомнить звонок в начале марта от советника президента Сергея Глазьева, который тогда сказал, дословно, что "мы поддерживаем вашу антифашистскую борьбу".
Я отслеживал повестку федеральных российских СМИ, и мне было понятно, что Москва за происходящим у нас пристально следит и нас морально поддерживает. Но финансовые вливания, оружие, советники — ничего этого тогда не было и в помине.
Все, что тогда было, — это наши собственные действия и решения, наш характер и наша воля. Мы отвечали за эти действия своей головой и свободой. В итоге я попал в киевскую тюрьму на два месяца. И мне повезло, потому что тысячи люди в тюрьмах до сих пор, а тысячи — сложили свои головы за русскую идею Донбасса.
Я верю в эту идею, она во мне за годы не угасла. Цели остаются прежними — возврат Украины в общерусское цивилизационное пространство и восстановление его территориальной целостности.
