В условиях борьбы стран, идей, космогоний, цивилизаций всё активнее, как это уже было в истории, звучат голоса, заявления о необходимости осознания Россией своей роли в мировой истории, о создании и реализации миссии государства российского. В том числе и потому в последние месяцы муссируется тема русской идеи, Русской мечты. Первым о ней в своём «Манифесте» заговорил наш автор, известный севастопольский писатель и публицист Платон Беседин. Тем органичнее, важнее, что данный посыл звучит именно из Крыма, явившего зимой-весной прошлого года пример колоссального патриотизма.
— Мы так и не ответили на вопрос, почему крымчане столь единодушно поддержали Россию в марте 2014 года. Так до конца и не поняли, что всё-таки произошло Крымской весной.
Да, сказано много красивых, эффектных слов, но понимания, выкристаллизованного, ясного, нет. Это можно назвать пассионарным взрывом или волей к воле быть частью России, можно свести до инстинктивного стремления к безопасности и материальным благам, но поступить так — значит оставить без внимания нечто важное.
Отчасти это уже происходит. И понимание истинных причин, управляющих механизмов сегодня не корректирует дальнейшие действия на полуострове, лишая их эталонного образа, логики, заставляя либо топтаться на месте, либо утопать в прошлом. Деструктивные факторы, добавившиеся или не изжитые, а в некоторых аспектах усилившиеся в новом российском Крыму, свидетельствуют о том, что ни Россия, ни полуостров не осознали колоссальный масштаб свершившихся перемен, открывшихся возможностей, не подключились к могучим энергетическим потокам, высвобожденным в результате Крымской весны.
Между тем, именно эти источники способны питать не только сам регион, но и всю страну. Источники, которые бьют, клокочут, но не находят вектора, рассеиваясь в неоднородном пространстве. Мы стоим перед фундаментальным выбором: либо остаться в константе однополярного мира, превратив своё достижение в обузу, либо смирить энергию, направив её в эпохальную стройку будущей великой державы, впервые в новейшей российской истории, основанной не на революционной деструкции, а на созидательной базе, зацементированной патриотическими настроениями.
Ведь тот, кто весной прошлого года был в Крыму, уже вряд ли забудет атмосферу величия, торжества и свободы, царившую там. Её импульсы были столь велики, столь всеохватны, что другие люди со всего мира тянулись к ним, желая унять жажду веры в большую красивую страну. Нечто новое — и в то же время давно жившее — пробудилось в людях.
Я назвал это чувство тогда Внутренним Крымом. Оно как островок истины, как форпост веры, как то зерно, из которого произрастает древо самоидентификации, позволившее не отпасть, не отпочковаться от России, несмотря на 23 года, прожитые в отдалении. Отряд прикрытия государства российского — вот кем были крымчане, и подобное состояние не противоречило их родственным отношениям с Украиной как с частью единой формации, независимой, равноправной.
Никогда я не видел в Крыму такой атмосферы феерии, громокипящей победы, как во время референдума 16 мая. Радугой надежды она протянулась к речи Владимира Путина, задекларировавшей сакральность полуострова и включение Крыма и Севастополя в состав Российской Федерации. Праздник, который всегда с тобой — да, эта формула весьма уместна для описания чувства, испытываемого от исполинского шага, сделанного на пути справедливости в вечность.
В атмосфере праздника Внутренний Крым расцвёл и будто пыльцой осиял российские земли патриотизмом, естественным, гармоничным, объединив, вдохновив миллионы людей, испытавших гордость, понявших, что они не просто записи в биометрике, носители паспорта или СНИЛС, но часть единого целого, перемалывающего трудности, беды своих не бросающего.
Россия проснулась ото сна, тогда весной 2014 года, и вся копоть, гнусь, шелуха, пусть и на время, но отошли, явив миру то, что лежит в основе общности, называемой государством российским, то, что защищало его на протяжении столетий, сохранив как целое, как дающее жизнь. Внутренний Крым оказался составной компонентой могучего бессмертного конструкта Русской мечты.
В трудный час она всегда укрепляла Россию, служа и оберегом, и путеводной звездой, и бронёй против стрел ненависти, клеветы, разрушения. Русская мечта была тем геном, что из поколения в поколение превращал обычных людей в былинных героев. Когда «За Родину!» в той или иной вариации значило не просто за территорию или родню, но за высшую созидательную ценность, из которой Русь вышла; отними её — и рассыплется то, что защищать шёл.
Тут могут быть параллели с мечтой американской (American dream), но "dream" — в переводе не только мечта, но и сновидение, комфортное, приятное, но всё же ирреальное, ненастоящее. Русская же мечта, наоборот, прежде всего ясность, осознание того, ради чего ты здесь, для чего родился именно на этой земле, рядом с этими людьми, почему в жилах твоих течёт русская кровь не как идентификатор национальности, но как социокультурный код, объединяющий совершенно разных людей.
Американская мечта индивидуальна: она во многом сказка о новом свете, примкни к которому — и достигнешь личного счастья. Русская же мечта всегда коллективна, соборна; зиждущаяся на идее спасения для себя и для других, она не может существовать в отрыве от родной земли, но новые или новые-старые, как в случае с Крымом, земли приходят к ней. Русская мечта собирательна и по своей идее, и по образу действия. Не только в плане физических, но и метафизических пространств тоже.
Россия как колыбель Русской мечты иллюстрирует это её многообразие, где на огромной территории по большей части мирно существуют друг рядом с другом разные люди. Мы навязчиво много говорим о европейской толерантности, но молчим о собственном успешном примере жизни в единстве многообразия. Впрочем, не замечать его как одно из достижений — вполне в нашей традиции. Мы вообще опасливо, настороженно говорим о своих победах.
От того Русская мечта, как и русская душа — во многом продукт загадочный, не сформировавшийся в цивилизационном сознании. В отличие от мечты американской, которую интегрируют во все страны, народы, общности, и она становится чем-то вроде Абсолюта, претендующего на роль первоосновы.
Но у нас, похоже, иной путь, он всегда пролегает через трудности и сомнения, в том числе и свои собственные. Ведь скажи «я русский» сегодня в России и рискуешь быть обвинённым в неполиткорректности и даже национализме. В защищённости, законодательной, конституциональной, десятков народов Российской Федерации есть между тем белое пятно — и связано оно с русскими. Да, они как бы подразумеваются, но скорее подспудно.
Однако именно русский язык, культура и история являются скрепляющим раствором государства российского. Мы понимаем друг друга не потому, что наделены паспортом с двуглавым орлом и за то нам положена пайка, но потому, что в отличающейся матрице наших ценностей есть краеугольный первоэлемент. Да, сама матрица вариативна, но начало в ней есть одно.
Упустить этот фактор различного целого нельзя, он есть макроэлемент объединяющей силы Русской мечты. Она не заключается в возвеличивании себя за счёт других, в возвышении над другими через безапелляционную силу. Не значит, что русские — лучшие, потому что у них всё самое лучшее: армия, литература, архитектура, кино, музыка, спорт. Нет, сила и величие их в том, что вместе с русскими становишься лучше, одновременно делая лучше их. Такова симфония начал, не подавляющих, но питающих друг друга.
Тем топорнее смотрятся искусственные попытки выпятить, навязать российскость, заключив её в голема империи, оживлённого правом сильного. Идти по данному пути — значит неизбежно скатываться в радикализм. Один авторитарный режим сменяет другой через революцию, смуту, протест, ожесточая, электризуя народ, и, как следствие, в нём вызревает подкожный страх, трансформирующийся в подсознательный поиск врагов.
Путь же к Русской мечте непоколебим, но щадящ, индивидуален, но всемирен; он пучок света, сотканный из мириад частиц, но устремлённый к одной цели. И представляя свой путь миру, никогда нельзя забывать об этом. Без надсадности, с чувством собственного достоинства создавать эффективную модель, совершенствующуюся при влиянии извне, но фильтрующую лишнее, наносное.
Да, удаётся это подчас не всегда. Мы испытывали и испытываем серьёзное влияние извне: будь то монголо-татарское иго, немцы при императрице Екатерине, еврейский интернационал при коммунизме, пародия на дикий капитализм 90-х или западная неолиберальная модель сегодня. Однако ядро, образ русского общества неизменно сохранялся, стабилизируясь даже после значительных колебаний. Он сформировался и в духовной, и в интеллектуальной, и в социальной сфере государства российского.
Мало того, при кажущейся своей утопичности образ этот зафиксировали в своих трудах наши лучшие деятели искусства, говоря о нравственном начале, духовности, истинности, жертвенности, благодати. Его запечатлели наши государственные мужи в верности Отечеству, единстве, цельности, защищённости, военной и промышленной мощи.
Сам конструкт Русской мечты надиктовал эти составные части симфонии. Он наделял свои создания животворной силой, и к ней тянулись и тянутся новые сателлиты, сохранившие в себе сакральный образ Русской мечты. Подчас именно они в период декомпрессии и разлома служат напоминанием того, как должно всё быть на самом деле.
Крымская весна стала таким напоминанием. Она случилась тогда, когда страна, выправив катастрофический крен 90-х, вошла в зону относительной экономической стабильности, но испытывала кризис сверхидей, ценностей, объединяющих факторов, возникнувший как следствие мешанины из советского, постсоветского, капиталистического, либерального, консервативного и другого наследия.
Произошло сращивание Мечты как побудительной силы с сугубо потребительскими представлениями о достатке, успехе, категориям для нас, в общем-то, чуждыми, когда предельным благом стало «не считать в кошельке копейки». Утратилась энергетика больших целей, произошла потеря витальных ориентиров, и русский мир начал форматироваться по западному образцу, всё больше отходя от исконных представлений русского человека о социальной, экономической, политической, божественной справедливости.
Собственно, справедливость и является одним из тех краеугольных камней, на котором стоит храм Русской мечты. Крымская весна осветила путь к нему вновь. Дала колоссальный заряд для движения к большой русской цели, основанной как на исконных ценностях, так и на новых, испытанных во времена смуты надстройках. Эта модель, оживляемая Русской мечтой, должна быть понята и освоена сначала на территории России, а после предложена и всему цивилизованному миру, где одной из тенденций сегодня является утрата идентичности.
Возвращение Крыма имеет ключевой аспект — присоединения к корням, к истокам. И не случайны слова о восстановлении справедливости, движении к Родине и последующих за этим трудностях, потому что справедливость, соборность и смирение (не тождественное покорности, но близкое к божественной силе, противостоящей гордыне) есть одни из доминантных компонент Русской мечты.
Она приоткрыла себя нам сегодня, дала надежду и указала путь. Вопрос, готовы ли мы идти к ней, вместе с ней в переломное время, когда ложные идолы падают в реку забвения, и морок рассеивается. Время новых свершений, новых побед стучится в наши сердца, наши души и призывает к ответу, требуя решительности, искренности, воли, требуя соответствовать нашей великой истории, где, разбивая мрак, нас вела великая Русская мечта.
