Если все будет хорошо, Россия сможет выйти на переговоры с США о будущем переустройстве мира с позиции силы, считает Евгений Норин, историк, журналист, автор книг о двух Чеченских кампаниях и об СВО.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру
— Евгений, я бы хотел, чтобы вы поподробнее разобрали продвижение ВС РФ в Донбассе. Мы с вами ранее обсуждали, что наши войска будут освобождать ключевые города по кусочкам, как тортик. Только сейчас складывается впечатление, что мы не отрезаем этот кусок, чтобы положить на тарелочку и съесть, а ковыряем ложкой в разных частях этого торта, чтобы полакомиться розочками или слоем крема.
— Ситуация немножко поменялась.
Сейчас российские войска пытаются разыграть козырь в виде огневого превосходства. А у ВСУ оперативная мысль закончилась после провального контрнаступа и так не возродилась. У противника есть активное желание что-то сделать с нами, но возможностей не хватает. Да, наши проблемы никуда не делись. Мы по-прежнему не можем эффективно атаковать бригадой или толпой бригад. Поэтому вместо удара большим кулаком мы дрессируем врага методом иглоукалывания. А поскольку Украина утратила инициативу и растратила силы, наша активность приводит к небольшим, но зримым успехам.
Крупнейшим таким нашим успехом стал прорыв под Очеретино, когда мы подловили противника на ротации. Поскольку этот поселок удобно расположен, там раскрылся "цветок", когда мы стали наступать во все стороны от него, создавая ВСУ кризисы на разных направлениях. У противника и так было несколько болевых точек, а сейчас появляются новые.
Самая очевидная новая болевая точка — Дзержинское направление, которое долгое время было медвежьим углом (линия фронта там стояла с 2014 года). Я не могу сказать, что Украина расслабилась. Просто у нее дефицит боеспособных войск. Поэтому противник решил забрать из Дзержинска несколько боеспособных батальонов в другое место, а мы ударили именно там.
Еще одна такая боевая точка — Угледар. Там тоже линия фронта стояла на одном месте. Украина, решив, что есть направления поважнее, повыдергивала оттуда силы. И хотя у нас там тоже нет крупных сил, мы ударили пальцем прямо в глаз, из-за чего противник откатился поближе к рокадной дороге за Угледаром.
У киевского режима еще очень много войск, но их все равно не хватает. Да, на бумаге эти цифры кажутся большими. Но во-первых, а фронт-то какой? А во-вторых, все эти войска не могут быть одновременно на фронте. Как минимум нужна ротация. Если человек будет сидеть на фронте три года без перерыва, он с ума сойдет. И надо иметь какие-то резервы.
Почему Украина вяло реагирует на наши поползновения? Потому что она все время вынуждена учитывать возможности наших атак на вообще новых направлениях. На войне всегда есть ситуация из песни: "Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я". Я это к тому, что у нас была недавно атака на Волчанск, которая оказалась наполовину успешной. Мы ворвались в город, но не заняли его (там сейчас "Сталинград"). Но Украине пришлось резко снимать силы с других направлений и резко их туда перебрасывать. Мы ловили их на дорогах и наносили им тяжелые потери в бронетехнике. Это прямо долина смерти.
Да, этой ценой ВСУ остановили наше наступление на Волчанск. Но если мы ради смеха начнем наступать на Ахтырку (Сумская область), то вражеские резервы понесут потери еще на подходе, а потом им придется сражаться. Если этих резервов окажется недостаточно, потери они понесут, но наступление не остановят. Короче говоря, резервы нужны.
А если не вводить в бой резервы, "пожарные команды" ВСУ и дальше будут прыгать по всей линии фронта, как это стало с несчастной 47-й механизированной бригадой. Она была хорошо подготовлена и хорошо обучена. Но поскольку она мечется по всему фронту высунув язык, чтобы все эти дыры залатать, она теряет все свои возможности.
Если такое наше броуновское движение продолжится, это приведет к соотношению сил. Изменение соотношения сил приведет к изменению соотношения потерь. Если три батальона прыгают на один батальон, этот один батальон будет разбит, не нанеся противнику потери даже в размере одного батальона. Всегда трудно воевать с несколькими противниками сразу. И даже тяжело устроить размен "один в один". И такое соотношение потерь опять приведет к новому соотношению сил.
Наша задача — довести противника до такого состояния, когда у него не будет хватать войск даже на очевидные нужды.
Да, у Украины в тылу еще полно людей, которых она не использует на фронте. Но она не может просто так взять и загнать их в окопы из-за политических рисков. Одно дело — иметь 14 бригад в резерве. А другое дело, когда эти 14 бригад становятся гвардией революции. Там же уже были попытки загнать полицию на фронт, но полицейские отбивались руками и ногами. С тех пор ситуация лучше не стала.
Этот наш "хитрый план" очевиден, но Украина ничего не может ему противопоставить.
— Тем не менее Украина на что-то рассчитывает.
— Украина рассчитывает на то, что у нас закончатся люди и выскребутся резервы. Я бы не сказал, что эта надежда полностью безосновательна. Не просто так в Москве платят новым рекрутам по два миллиона. Запас добровольцев не бесконечен. Наши резервы тоже потихоньку начинают показывать дно. А идти на еще одну мобилизацию – это политический и экономический риск.
С экономикой у нас сейчас не все восхитительно. Инфляция разгоняется. Выдернуть еще 300 тысяч рабочих рук из экономики — это проблема. Вопрос о том, насколько у нас хорошо с вооружением, тоже остается открытым.
Нужно еще учитывать фактор Запада.
У Европы все плохо с военным производством. Последние поставки европейского оружия на Украину производят жалкое впечатление. "С этого барана уже нечего стричь, но деваться некуда, и к нему идут с опасной бритвой".
У США вообще своя повестка. Там внешняя политика — это производная от внутренней политики, а с внутренней политикой у нее все очень сложно. Но, говоря о штатах, мы не можем не говорить и о Китае, у которого своя свадьба. Поэтому я не исключаю, что эти две сверхдержавы после выборов в США будут давить и на Россию, и на Украину, чтобы они побыстрее о чем-то договорились.
Так что наша задача состоит в том, чтобы выиграть в какие-то обозримые сроки. Мы, конечно, можем провоевать еще лет пять. Но мы же не хотим ситуации, когда на фронте остались двое русских и один украинец — и, дескать, мы победили. Поэтому мы стараемся перегнать противника в гонке на истощение, насыпая ему песок в подшипники.
Фронт у Украины еще не повалился, но может повалиться. А к этому всему могут добавиться наши упражнения в ракетных обстрелах. У нас с их производством все в порядке. Да и применяем мы их по целям, которые ранее считались неуязвимыми. У нас появилось много видео с поражением "Хаймарсов", с которыми раньше мы не знали, что делать. В этом смысле даже появление на Украине авиации НАТО ничего не изменит. Мы уже видели успешную работу по их аэродромам вместе со всем, что там стояло. Украина верит, что F-16 окажется прочнее Су-27, когда туда прилетает "Искандер"? Блажен, кто верует. Тепло ему на свете.
А ближе к осени мы продолжим наши упражнения с украинской энергосистемой.
— Какого максимума мы можем добиться благодаря этим ударам?
— Киевский режим долгое время осмысленно и эффективно восстанавливал поврежденное оборудование, а также активно маневрировал мощностями. Но у всего есть предел прочности.
Наш недавний удар по Киеву, когда в завод "Артем" прилетели сразу шесть ракет Х-101, говорит очевидную вещь: если мы можем прорывать ПВО Киева, мы прорвем ПВО всех украинских регионов. Это будет приводить к веерным отключениям всего на Украине. И те же заколебавшие всех украинские дроны будет не на чем собирать. Потому что удар по энергетике – это удар по промышленности.
Кроме того, эти удары повлияют на настроения украинского населения. Оно будет бежать из городов в деревни, потому что там есть дома с печным отоплением. Киевскому режиму придется маневрировать не только энергетическими мощностями, но и деньгами. С деньгами там и так не очень, а в перспективе их экономика может крякнуться.
Так вот мы сейчас делаем все, чтобы на Украине что-то крякнуло. Если не армия, так энергетика. Если не энергетика, так финансы или тыл. Если не тыл, так армия. Где-то мы найдем что-то тонкое, которое разорвем ко всеобщей радости.
— Вы сказали, что Украина еще может нанести нам потери, которые спровоцируют нас на новую волну мобилизации. За счет чего, помимо пресловутых F-16, она может увеличить огневую мощь?
— К сожалению, наша армия несет потери в фоновом режиме. Официальная цифра 1 к 5 — это крайне оптимистичная оценка. Потери надо восстанавливать, а резерв добровольцев почти исчерпан. Хотя Россия очень долго ехала на этом ресурсе. У нас была одна мобилизация на 300 тысяч человек, а Украина к лету 2022 года загнала под ружье миллион.
Украина может брать новое оружие и технику у США. У американцев арсеналы вроде как бесконечны, но у них есть свои трудности. Значительная часть их элит была бы не против войну закончить. Причем наши договоренности с Вашингтоном будут носить комплексный характер.
— В этом и есть глобальная цель СВО — заключить соглашение со Штатами о новой системе безопасности в Европе.
— Не только в Европе. США нужно от России что-то по вопросам Ирана и Китая. Речь идет о глобальных изменениях в мире. Да, это будет непросто. Но я надеюсь, что еще пять-восемь лет мы воевать не будем.
Я часто люблю приводить в пример одну англо-испанскую войну 16 века, которая было долгой, кровавой и разорительной. Это как раз тогда сначала утопили армаду испанцев, а потом армаду англичан. В итоге англичане согласились на те условия, на которые испанцы уломали их перед войной. И таких примеров в истории очень много.
Это повод для пессимизма, потому что история человечество ничему не учит. Но это и повод для оптимизма, потому что ни одна из этих войн человечество еще не похоронила.
Пока же стороны стараются дать войне еще один шанс. По итогам кампании 2024 года можно будет судить, что будет дальше.
— Что мы можем сделать с количеством и качеством "железа", чтобы людей не тратить?
— Надо улучшить материально-техническую насыщенность войск. Перестановки в Минобороны ставят целью именно это. И надо улучшать подготовку личного состава. Пока же у нас свежих контрактников недостаточно обучают.
Один из моих товарищей на фронте сказал: "Батальон выходит на пик своей боеготовности через полтора месяца после прибытия свежей партии штурмовиков. Почему? Потому что к этому моменту из госпиталей начинают возвращаться легкораненные, которые ранее побывали на нескольких штурмах".
К сожалению, у нас иногда подготовка пехотинца длится всего две недели. Причем проходит она формально, когда человек эти две недели просто пьянствует в казарме. Да, есть некоторые части, которых месяцами гоняют на полигонах. Но проблема в том, что лишних людей у нас нет. И нам надо, чтобы 100% нашего пополнения было хорошо готовы.
Нас всего-навсего 150 миллионов. У нас рождаемость всего два ребенка на семью. Если мы не закончим войну в обозримой перспективе, лет через 20 нас ждет такой рикошет, что хоть стой, хоть падай. Так что людей надо беречь.
Кроме того, необходимо масштабирование боевого опыта. Очень обидно, когда некоторые важные наработки остаются на уровне батальона или бригады, и не идут выше. Хотя в Великую Отечественную войну эти сборники по обобщению боевого опыта штамповали после каждого проигранного сражения. Офицеров заставляли писать, что они сделали не так и что надо сделать, чтобы все было не так плохо.
Я скажу непопулярную вещь. Когда у нас шутят про укровермахт, мы необоснованно льстим не только противнику, но и себе. Потому что настоящий вермахт во всей силе и славе надавал бы нам таких лещей, что было бы все грустно. Плохо, что ВС РФ не Красная Армия 1944 года. Хорошо то, что ВСУ не вермахт 1941 года.
Более того, если бы нам пришлось завтра воевать с теми же США, это бы закончилось для нас плачевно.
Поэтому надо готовиться к тому, что в мировой истории все бывает. Порох надо держать сухим.
— Почему США сразу бы нас победили? Вы же сами говорили, что у американской армии нет опыта большой сухопутной войны, как у ВСУ?
— Это правда. Но я устану перечислять все, что есть у США. Авианосцы — это самое очевидное. Там есть великолепная огневая подготовка пехоты. Средний американский стрелок просто хорошо умеет стрелять из автомата. К тому же у них есть масса всяких высокоточных комплексов. Едет танк, а у него есть разведывательные данные с БПЛА и авиации. Очень высокая скорость обмена информации внутри системы и высокое качество взаимодействия войск.
Кроме того, у США по-прежнему сильна военная индустрия. Тех же "Аваксов" у них толпы летают. Тех же авианосцев у них на целый флот.
Конечно, это не терминаторы. Конечно, у них есть проблема, что им приходится присутствовать по всей планете. Но в случае чего Украина может показаться нам тренировкой на кошках.
С другой стороны, с Украиной у нас все не так плохо. Если в прошлом году мы рассуждали, смогут ли они дойти до Мелитополя или ограничатся Токмаком, то сейчас у нас есть поводы для оптимизма.
— Вернемся к тому, с чего мы начали. Какой у нас план? Кусаем ВСУ в Донбассе, может быть, открываем Сумское направление, вырубаем их энергетику и прорываемся до Днепра?
— До Днепра не до Днепра. Но до достижения внятных целей и до переходов к переговорам, чтобы на них выступать с позиции силы. Это — оптимистичный сценарий.
— А если мы будем настолько сильны, зачем нам переговоры?
— Потому что ситуация может поменяться.
Не надо думать, что США исчерпали все свои арсеналы. Не надо думать, что Европа не сможет вмешаться в украинский конфликт хотя бы в формате "поставим пару бригад по Днепру", чтобы остановить Россию под угрозой мировой войны. Не надо недооценивать противника. Всегда надо думать, что мы можем сделать, а что — нет, и какие могут быть контуры будущего мира.
А пока наша армия продолжит давить, чтобы нашим дипломатам было о чем торговаться.
О других деталях СВО — в интервью Евгения Линина: Россия загонит в каменный мешок все пожарные команды ВСУ и что-то устроит им на Запорожье