Фокшаны: "нетактическая" победа Суворова

В Новороссии Потёмкин медленно, но уверенно пробивала себе выход на оперативный простор. Однако сделать это удалось лишь к концу года, овладев Очаковом после затяжной осады. В то же время на Балканах австрийская армия несла массовые небоевые потери от разразившейся эпидемии малярии, а вызванная ложными слухами паника под Карансебешем не лучшим образом сказалась на желании австрийцев продолжать войну.

Лишь в верховьях Прута и Днестра русским и австрийцам сопутствовала удача. Здесь действовал принц Фридрих Саксен-Кобургский и русский корпус Салтыкова направленный ему в поддержку Румянцевым. К сентябрю они вынудили капитулировать главный форпост турок в регионе Хотин.

Тем временем международная обстановка осложнялась. Не оправдались надежды Потёмкина на то, что к союзу России и Австрии присоединится и Польша. Войной грозили Пруссия и Британия, а Швеция, в конце концов, перешла от угроз к делу. Россия была вынуждена вести войну на два фронта, один из которых пролегал слишком далеко от её границ, а другой, напротив, проходил в непосредственной близости от столицы. В этих обстоятельствах Австрия начала подумывать о заключении с османами сепаратного мира.

Таков был политический фон кампании 1789 года.

Русская армия вступила в неё под единым командованием светлейшего князя Григория Потёмкина-Таврического. Двоевластие начального периода войны, когда Украинской армией командовал генерал-губернатор Малороссии граф Пётр Румянцев-Задунайский, а Екатеринославской армией генерал-губернатор Новороссии, соперничавшие друг с другом, завершилось.

Румянцев был назначен командующим резервной армии, которая формировалась для прикрытия западной границы на случай, если Пруссия и ориентированные на нее силы в Польше решатся развязать против России войну. На место Румянцева был назначен князь Репнин.

Союзные войска в Молдавии размещались своеобразным треугольником, в основании которого были основные австрийские силы принца Кобургского и IV дивизия Репнина, а вершину, обращённая к югу, в направлении турецких сил, занимали войска III дивизии — самой малочисленной.

Зимой 1789 года умер турецкий султан Абдул-Хамид I. Селим III сменил великого визиря (в военное время командовавшего главными силами турок) и капудан-пашу (командующего флотом). Им предстояло реализовать новую стратегию турок. Теперь основной удар должен был наноситься не на западе Балкан, а в самое слабое место союзников — в стык между австрийскими и русскими армиями.

Именно сюда был направлен самый талантливый и решительный из русских полководцев — Александр Суворов.

Во многих биографиях Суворова назначение его в армию в кампанию 1789 года обставлено скандальными подробностями. Якобы завистливый Потемкин отправил талантливого полководца в опалу и лишь личное вмешательство императрицы исправило ситуацию.

Однако исследователь биографии Потёмкина Вячеслав Лопатин на многочисленных архивных данных полностью опровергает этот исторический анекдот. По прибытии в столицу во время зимней паузы Суворов удостоился присутствия на торжественном обеде, который императрица давала после завершения торжественной церемонии демонстрации трофейных турецких знамен, взятых в Очакове.

В камер-фурьерском журнале Суворов назван под номером 8, сразу после самого Потёмкина, Мусина-Пушкина, командовавшего армией, сражавшейся со шведами и Салтыкова, овладевшего в кампанию 1788 года Хотином, а через год сменившего Мусина-Пушкина на шведском фронте.

Суворов в этом списке стоит перед высшими придворными чинами, обер-камергером двора, некогда всесильным фаворитом Елизаветы Петровны графом Шувалов и обер-гофмаршалом Григорием Никитичем Орловым, и тогдашним фаворитом Александром Матвеевичем Дмитриевым-Мамоновым.

Ордером от 23 апреля 1789 года Потёмкин прямо предписывает Суворову "немедленно отправиться к бывшей армии Украинской, где назначается в Вашу команду часть, состоящая под начальством Господина Генерал-Порутчика и Кавалера Дерфельдена, которую по прибытии моем непремину я в особый корпус устроить".

С кем у Суворова отношения действительно не складывались, так это с Репниным. Князь Репнин занимал второе место после Потёмкина в иерархии южной армии, дивизия которой он командовал, имела статус главного корпуса. Суворов, признавая его старшинство давал понять, что действует независимо, так как имеет прямое указание "нашего общего начальника" Потёмкина.

27 июля Суворов сообщил Репнину, что он выступает на помощь принцу Кобургскому, на которого надвигаются крупные силы турок. Австрийский командующий запросил помощь у ближайшего к нему русского генерала, об успехах, которого он, конечно же, был наслышан.

С этого момента Суворов начинает действовать с присущей ему стремительностью. За 28 часов по тяжёлой, но кратчайшей дороге преодолел более 50 километров и вышел к местечку Аджуша на соединение с австрийцами.

Утром 29 июля принц Кобургский попытался встретиться с Суворовым, для того, чтобы согласовать план боевых действий, но Александр Васильевич от встречи уклонился.

Десять лет спустя он так пояснял свое поведение в тот день: "Нельзя было: он умный, храбрый, да ведь он тактик, а у меня был план не тактический. Мы заспорили бы, и он загонял бы меня дипломатически, тактически, энигматически, а неприятель решил бы спор тем, что разбил бы нас. Вместо того: "Ура! С нами бог!" — и спорить было некогда".

В 11 вечера принц Кобургский получил от Суворова лаконичную записку: "войска выступают в 2 часа ночи тремя колоннами; среднюю составляют Русские. Неприятеля атаковать всеми силами, не занимаясь мелкими поисками вправо и влево, чтобы на заре прибыть к реке Путне, которую и перейти, продолжая атаку. Говорят, что Турок перед нами тысяч пятьдесят, а другие пятьдесят — дальше; жаль что они не все вместе, лучше бы было покончить с ними разом".

Кобургский, который формально был выше Суворова в иерархии, счёл за лучшее подчиниться. И не прогадал.

В записке Суворов завысил численность противника. Русским (7 000 по другим данным 4 000) и австрийцам (18 000) в этот момент непосредственно противостояло 30 000 турок.

Форсировав Тротуш войска перестроились в две колонны. Правую составили австрийцы, левую — русские, которым были приданы австрийские кавалеристы, двигавшиеся в авангарде. Это было сделано для того, чтобы до последнего скрыть от противника, что к австрийцам пришло русское подкрепление.

31 июля войска продолжили марш уже в боевом порядке, построив пехоту в две линии в батальонные каре, а третью линию сформировав из регулярной кавалерии.

В первой линии Суворова шли 6 батальонов — 4 гренадерских и 2 егерских, во второй — два мушкетерских полка. Далее следовали эскадроны рязанского, черниговского и стародубского карабинерных полков. Первую линию русских по-прежнему прикрывали австрийские гусары, а казаки и арнауты (местные валашские ополченцы) заняли позицию позади линии русской конницы.

Вскоре казаки атаковали появившуюся турецкую конницу. Бой шёл с переменным успехом, пока совместный удар свежих австрийских гусар и арнаутов из дивизии Суворова окончательно не сбросил сипахов в реку. Конница союзников не остановилась на достигнутом – сходу форсировав речку ворвалась в лагерь Осман-паши. Только ночь и обрушившийся ливень (лето 1789 года вообще выдалось необычно дождливым для региона) остановил сражение.

Турки отступили, а союзники тут же начали наводить переправу через Путну для артиллерии и пехоты. Под покровом темноты и непогоды турки вновь пошли в атаку, отбили плацдарм и лишь австрийская пехота Кауница плотным ружейным огнём остановила их у переправы. Пришедшая в себя легкая кавалерия союзников вновь перешла реку. Вслед за ней по только что наведенному мосту последовали и русские войска во главе с Суворовым, заставив турок отступить.

Наутро основные силы союзников форсировали реку. Суворов отправил Репнину донесение следующего содержания:

"Путна от дождей глубока. Тысячи две-три турков нам её спорили часа три. Побитых оставили на месте в полях ста три, особливо убито у них много чиновников. Мы потеряли против того почти сотую долю. Легкие войски поступали очень храбро, и Барковы (австрийские — авт.) гусары. Путню переходят по понтонам. С сим произшествием имею честь Ваше Сиятельство поздравить".

Около 7 утра перестрелки и столкновения возобновились. Сперва не слишком интенсивно, но уже к 9 утра большие массы турецкой кавалерии навалились на фланги союзников, но были отражены. Кавалерия противника отступила на фланги, освобождая фронт для огня артиллерии.

Однако пушки союзников оказались эффективнее. Под их прикрытием в бой пошла и конница, опрокинув всадников противника и даже сбив с позиций часть пехоты. После этого в дело вступила первая линия пехоты. Русскими батальонами командовал генерал Дерфельден. Османы не выдержали натиска, вслед за конницей с поля боя ретировались и пехотинцы.

Часть из них укрылась в расположенном неподалёку укреплённом православном монастыре св. Самуила, оказав неожиданно упорное сопротивление. Монастырь атаковали русские и австрийцы, которые, наконец, сумели при помощи полевой артиллерии выбить ворота и ворваться в крепость. В этот момент раздался страшный взрыв — взлетел на воздух пороховой погреб. В результате пострадало множество солдат и офицеров, сам принц Кобургский едва не погиб под рухнувшей монастырской стеной.

Основная же масса уцелевших турок, во главе с их командующим Осман-пашой, бежала в сторону Рымника.

В эмоциональном письме Репнину, написанном несколькими днями позже, по возвращении в Бырлад, Суворов призывал князя развить успех. Однако следующее крупное сражение, в котором Суворов вместе с принцем Кобургским встретился с основными силами турок на нижнедунайском театре боевых действий, состоялось под Рымником только в сентябре.

Фокшанская победа имела политическое значение далеко превосходящее чисто военный эффект. Его точно сформулировала сама Екатерина: "Фокшаны зажмут рот тем, кои разсеивали, что мы с Австрийцами в несогласии".