Вокруг Булгакова: первый подход к Сатане

Первое крупное произведение Булгакова, не имеющее явной автобиографической составляющей, — это написанная летом 1923 года "Дьяволиада" — "Повесть о том, как близнецы погубили делопроизводителя". Опубликована она была 25 февраля следующего года в альманахе "Недра" (кстати, вместе с "Железным потоком" Серафимовича, который позже вошёл в классику соцреализма).

Произведение относилось к числу фантасмагорий, которыми баловались многие российские литераторы 1920-30-х годов. Тут можно вспомнить не только рассказы Зощенко и Платонова, но и "Растратчиков" Катаева (в варианте пьесы), и "Мистерию-буфф" Маяковского. Тогда писатели изыскивали новые формы художественного самовыражения, и сатирическая фантасмагория выглядела вполне перспективной. Другое дело, что в 1930-е годы сформировался определённый канон соцреализма, в прокрустово ложе которого даже вполне научная фантастика помещалась только фрагментарно.

Для самого Булгакова "Дьяволиада" тоже была экспериментом, и отношение к ней было неровное: "Повесть дурацкая, ни к чёрту не годная", — писал он о ней в дневнике. Так это или нет — судить читателю. Отчасти, возможно, резкая оценка вызвана тем, что "Дьяволиада" явно и прочно связана с работой Булгакова в газете "Гудок", которая вызывала у него не только положительные эмоции. Чувствуется в повести и тональность, и тематика гудковских фельетонов.

Автор единственной тогда рецензии на это произведение, Евгений Замятин, писал так: "У автора, несомненно, есть верный инстинкт в выборе композиционной установки: фантастика, корнями врастающая в быт, быстрая, как в кино, смена картин — одна из тех (немногих) формальных рамок, в какие можно уложить наше вчера — 19, 20-й год. Термин "кино" — приложим к этой вещи, тем более что вся повесть плоскостная, двухмерная, всё — на поверхности, и никакой, даже вершковой, глубины сцен — нет".

На указанной Замятиным поверхности лежит противостояние "маленького человека" с бюрократическим аппаратом одного из нэповских трестов с непроизносимым названием "Главцентрбазспимат" (Главная Центральная База Спичечных Материалов). Кстати, тут опять аналогии с Маяковским, чуть ранее написавшим "Прозаседавшихся" и "Бюрократиаду".

Вокруг делопроизводителя Короткова формируется поистине кафкианская атмосфера. Он путает двух Кальсонеров, руководящих трестом (кстати, они не так чтобы близнецы, а скорее однофамильцы; достаточно того, что один из них бородатый, а другой — безбородый), и путает их с кальсонами, которые должны быть выданы сотрудникам треста, да и его самого постоянно принимают за какого-то другого человека.

Заканчивается всё печально: он действительно сходит с ума и прыгает с дома Нирнзее (в то время — самый высокий жилой дом в Москве около площади Пушкина). Кстати, дом этот действительно служил целям самоубийц — с его обзорной площадки прыгнул сын архитектора и владельца Эрнста Нирнзее (скорее всего, тоже в неадекватном состоянии, поскольку он сильно пил). Кажется, не исключал такого использования и сам Булгаков (во всяком случае, намёки на это в его тестах есть). А Борис Соколов сообщает, что "в августе 1923 г. при похожих обстоятельствах погиб некто П. Кротов, глава липового малого торгового предприятия "Смычка". (…) Кротов отстреливался от преследовавших его милиционеров из нагана, а затем, теснимый снизу и с крыши, выбросился из окна третьего этажа и, тяжелораненый, был добит агентами на перекрёстке Маросейки и Армянского переулка. Ранее он был признан "психически неполноценным" и уволен с должности начальника Костромской исправительной колонии".

Есть, разумеется, и конспирологические версии. По одной из них Булгаков описывал в повести политическую борьбу в руководстве РКП(б) летом 1923 года. При этом под трестом по производству спичек имелся в виду СССР (вспомните, у Блока: "Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем"), делопроизводитель Коротков — "производитель дела" (мировой революции) Троцкий, против которого играли тогда Зиновьев (безбородый), Каменев (бородатый) и Сталин. Красиво, но недоказуемо, тем более что успех триумвирата относился к осени 1923 года, когда повесть уже была написана.

Тем не менее в те времена тенденция видеть в повести критику если не конкретных персон, то самого советского государства присутствовала. Например, в 1929 году литературный критик, специалист по еврейской литературе Исаак Нусинов писал: "Мелкий чиновник, который затерялся в советской государственной машине — символе "Дьяволиады". (…) Новый государственный организм — "Дьяволиада", новый быт — такая "гадость", о которой Гоголь даже понятия не имел".

Кстати, о спичках. Автору пришлось в конце 1990-х на Галичине разговаривать со стариком, который вспоминал, какие хорошие были спички ("шваблыки") при Польше, но стоили они на вес золота, и в их селе спичками только куркули пользовались. А при "совитах" спички были дрянные — половина ломалась или не загоралась, зато было их много и стоили копейки… Так что критика Булгаковым советских спичек, похоже, имела под собой основания. Да и с мировой революцией как-то не сложилось… Может, и правда у большевиков спички были не той системы?

Многообещающее название "Дьяволиада" в тексте фактически не подтверждается — никакого дьявола там нет. Но признаки его присутствуют, в первую очередь — в виде специфического запаха серного ангидрида (ну а чем ещё может пахнуть в спичечном-то тресте?). Сопровождает он и Кальсонера, который сначала "выскочил из часов, превратился в белого петушка с надписью "исходящий" и юркнул в дверь", а потом "провалился сквозь землю, оставив серный запах…"

Ну и в заключение — первоначальная версия "Мастера и Маргариты" (в которой не было ещё ни мастера, ни Маргариты), насколько можно отследить по сохранившимся черновикам, была именно что сатирической фантасмагорией, явно происходящей от "Дьяволиады" и "Похождений Чичикова".