— Анатолий, как так вышло, что Вы занялись вопросами переселенцев?
— Я родился в семье этнических немцев в Казахстане. И когда Союз начал разваливаться, наша семья сначала переехала в Россию, а потом, когда немцы начали выискивать по всему миру всех, кого можно применить в своей экономике, мы переселились в Германию по системе репатриации. Там мы прожили много лет, до тех пор, пока не началась специальная военная операция. И буквально на следующий день после того, как началась СВО, мы с супругой решили возвращаться на Родину.
К тому времени у нас в Германии был строительный бизнес, и мы стали многодетной семьей - У нас четверо дочек. И когда мы начали собирать документы, чтобы ехать домой, столкнулись с информационным вакуумом. Оказалось, что никто не может толком объяснить, как проходит процесс переезда, что нужно собрать, куда обратиться. В консульство попасть практически невозможно, запись на месяц вперед, только в порядке живой очереди, а в очередях 100-150 человек стоят на улице. Потом собираешь, документы, они оказываются неправильными и начинаешь все сначала. Мы все это прошли. Слава Богу, нам не нужно было оформлять программу переселения, потому что мы никогда не отказывались от гражданства Российской Федерации. И все равно было тяжело.
Когда мы возвращались домой, нас не выпустили из Европы. Мы были первой семьей, которую завернули на границе, не выпустили из Европейского Союза, потому что мы везли с собой наличные деньги, хоть и со всеми справками из налоговой. Либо отдаешь деньги и выезжаешь, а это настоящий грабеж, либо возвращаешься назад. Мы два дня пытались пробиться через различные границы, не получилось. Пришлось вернуться назад, отвозить деньги друзьям, снова возвращаться, уже без денег и пересекать границу, сталкиваться с русофобией в Прибалтике, через которую мы ехали.
Обо всем об этом мы рассказывали в маленькой группе переселенцев в соцсетях и это вызвало интерес, люди начали нам писать и в какой-то момент обращений стало несколько тысяч. Тогда мы организовали чат "Путь домой". Буквально за месяц туда пришло порядка десяти тысяч человек, а потом больше и больше. На сегодняшний день мы обработали 152 тысячи заявок от русскоговорящих и порядка 6 тысяч заявок от немецкоговорящих – это граждане Германии, Австрии, Швейцарии. Ну и в целом у нас сейчас 37 стран в проекте, 52 сотрудника, и мы работаем почти на 40 ресурсов.
— Что вы делаете с этими заявками? Какова процедура?
— Человек пишет, что хочет переехать. Наши специалисты задают ему наводящие вопросы, откуда он, какой у него статус, есть ли гражданство, где родились его родители, и подбирают для него оптимальный вариант переезда по программе переселения, как репатрианта, в общей форме и так далее.
После того, как подобрали что-то подходящее, человек получает полный список документов, которые он должен собрать, ему помогают заполнить документы, пройти все стадии оформления документов на территории, где он живет, решить вопросы с таможней.
В регионах человека встречают на месте, помогают найти жилье и работу. Мы пока работаем не по всей России, потому что в некоторые регионы мало людей переселяется и нет хороших связей. Но фактически мы ведем человека с первого дня, помогаем ему решить все вопросы бюрократического характера, а потом уже на нашей стороне, просто обеспечить жизненные условия для того, чтобы он быстро прошел социализацию.
— Вы сказали, что есть разные программы переселения, и они подходят для разных категорий людей. В чем их суть?
— Есть программа переселения из бывших республик Советского Союза: Казахстана, Белоруссии, Молдавии и т.д. Гражданин этих стран может просто приехать в Россию на основании своего паспорта и получить у нас вид на жительство. Это упрощенная форма переселения.
Если человек живет в стране, которая не входит в перечень этих государств, либо в откровенно недружественном государстве, то существует возможность переселиться по программе переселения соотечественников. Это довольно тяжело, потому что условия этой программы с 2006 года заточены на трудовую миграцию. Никто тогда не думал, что она потребуется для русских.
— То есть получается, что сегодня соотечественники из недружественных стран юридически едут в Россию как трудовые эмигранты?
— Юридически, да. Дело в том, что, во-первых, руководит этим процессом переезда Министерство труда в регионе. И в министерстве говорят: нам здесь нужны инженеры, нам нужны комбайнеры, но нам не нужны, допустим, футболисты и медсестры. И значит, если ты футболист или медсестра, то в тот или иной город уже попасть не можешь.
— А если самостоятельно решил приехать, без программы?
— В том-то и проблема. Если вы гражданин другой страны и хотите приехать в Российскую Федерацию, вы не можете сделать это просто так. Даже если вы до 18-го колена русские, даже если у вас Рюриковичи были в предках, вы все равно этого не сможете сделать. Так устроена у нас система. Только гражданин Российской Федерации может свободно переселиться в нашу страну и в любой регион. Все остальные должны пройти определенный отсев, отбор, процедуру, прежде чем их пустят туда, куда бы они хотели.
— А сколько сейчас желающих переехать?
— Точно никто не знает. Связано это с тем, что пропускная способность наших консульств, которые только могут сказать, сколько обратилось людей, уменьшилась в разы. Многие консульства просто закрыты. Поэтому не может сейчас ни одна инстанция, ни одно ведомство даже приблизительно посчитать, сколько людей хотело бы.
По нашим подсчетам, по тем статистическим данным, которые имеется у нас, по тем данным, которые собирают журналисты и политики в других странах, мы исходим из цифры от полутора до двух с половиной миллионов человек в краткосрочной перспективе. Краткосрочная перспектива — это, если бы мы разработали определенный процесс, как их принимать, мы бы за два-три года смогли бы получить такое количество новых граждан.
— Немало. Это по всему миру или только Европа?
— У нас в проекте 37 стран, откуда пришли обращения. И при том вы должны понимать, что цифры, которыми оперирую я, это цифры только нашего маленького волонтерского движения. Но по данным, которые приводит, скажем, генконсульство в Германии, у них человек ждет от 6 до 9 месяцев, чтобы попасть на прием. Так велика очередь. Представляете, на сколько бы увеличилось количество переселенцев, если их можно было принимать, например, на базе русских домов или других дополнительных учреждений, если бы мы смогли сократить бумагооборот.
Приведу простой пример. В 2023 году количество запросов в Германии на программу переселения соотечественников выросло в 5 раз. И это только то, что они смогли зафиксировать из-за очереди. А если бы у них было достаточно мощностей, чтобы обрабатывать своевременно все заявки?
— Мы привыкли, что уезжают на Запад, а под обратный поток, наверное, система не заточена.
— В том-то и дело. У нас в России пока эту проблему не видят, потому что еще не пришло осознание, что миграционные потоки изменились. И ведь периодически на телевидении в различных программах проскальзывает, что к нам вроде бы едут, но мы их еще не видим, мы их еще не слышим. А услышать и увидеть мы их можем, только если обработаны их заявления. На данный момент это затруднено.
У нас в некоторых странах в Европе вообще нет консульских представительств. И что тогда делать? Решения есть, но они сложные, потому что, если мы решим уходить от бюрократии, нам нужно уменьшать количество документов, которые мы требуем от человека. Нам нужно применять современные цифровые технологии. Мы еще пока к этому не готовы. Мы не готовы дать цифровой инструмент в руки наших представительств за рубежом, чтобы они работали с нашими согражданами или не согражданами, но желающими стать таковыми.
— Что значит не готовы?
— Вот допустим разрабатывается сейчас карта соотечественника. Классный инструмент, такой себе мультипаспорт, как в фильме "Пятый элемент". Человек за рубежом приходит, не обязательно в консульство, условно в русский дом в Берлине, и говорит, что хочет переселиться, его идентифицируют по паспорту и выдают ID, куда он может сохранить все свои данные. Тогда он с этим ID может пройти беспрепятственно на границе, как переселенец. Тогда он может приехать в регион, куда он хочет переселиться, и его не будут месяцами гонять от одной инстанции к другой, потому что есть этот мультипаспорт.
Но все упирается в то, что у нас процессом переселения занимается как минимум восемь различных инстанций: Министерство труда, Министерство экономического развития, МВД, миграционные службы ГУ МВД как подструктура, МИД, информационной поддержкой — Россотрудничество. И получается, что из-за этой несогласованности человек просто не может донести до России информацию о том, что такой-то хороший инженер из Германии хочет переехать в Барнаул. Не работает у нас информационная цепочка, которая позволит выдать человеку ID, чтобы он напрямую в Барнаул прилетел и стал там инженером за три месяца.
— Пару недель назад, проходило заседание в Совете по правам человека при президенте Российской Федерации как раз по вот этому вопросу. И вы имели непосредственное отношение к этому заседанию. Появляется ли у государства понимание, что вопрос надо решать?
— СПЧ это все-таки не министерство, это общественный орган. У него есть поручение президента решить даже не проблему, а разработать алгоритм, который позволит облегчить или улучшить ситуацию. И у общественников решение есть, но нет финансирования. У министерств же пока совершенно другие задачи. Мы воюем, у нас были выборы, у нас сейчас строй меняется, у нас столько всего в России происходит, поэтому они вообще не участвуют пока в решении этого вопроса.
Проблема в том, что у нас по законодательству миграция не делится на трудовую и репатрационную. Все, что мы принимаем в отношении переселенцев-соотечественников, можно применить к нашим трудовым мигрантам из Азии. И соответственно, если мы вносим какие-то серьезные облегчения для одной категории, то и для другой тоже. А ведь это очень разные категории. Соответственно, нам придется серьезно поменять законодательство.
Поэтому на СПЧ присутствовали и депутаты, которые в этом разбираются, и представители ведомств были. Есть разные решения, но собрать их в единый механизм невозможно, пока нет ответственного. Кто возьмет на себя ответственность за то, чтобы собрать это все, возглавить и вести? Никто не хочет, потому что это чревато последствиями — а вдруг не получится? И вот пока у нас нет главенствующего органа, занимающегося миграцией непосредственно, как это в других странах происходит, так мы и будем заниматься этим вопросом на уровне волонтерских движений и общественных организаций.
— Что можно сделать сейчас, в условиях, когда такого ответственного органа нет?
— Рассказывать. Вы не поверите, но мы эффективно работаем в социальной сети TikTok. Казалось бы, глупейшая платформа, где кто-то пляшет, собачку выгуливает. Но нет. У нас 10 каналов TikTok, на которых мы транслируем небольшие ролики о том, что можно переехать в Россию. Мы раскрываем вопросы об оформлении документов, рассказываем о регионах. Таких роликов за прошлый год мы отсняли 1200. Практически 40% всех обращений в наш проект от людей, которые нечаянно в TikTok наткнулись на один из наших роликов и узнали о том, что в Россию можно переехать, что существует программа переселения. А когда в феврале запустили сам процесс репатриации, просто шквально выросло количество обращений.
— Что дает репатриация?
— Несколько очень позитивных моментов. Вам не нужно собирать такое большое количество документов, как раньше по программе переселения. На основании свидетельства о рождении ваших родителей, ваших дедов-прадедов, вы можете доказать, что вы репатриант. И таким образом вы можете переехать в любой регион в стране, в любой город в стране по несколько упрощенной системе. Но есть один минус — без финансовой поддержки.
Возьмём, например, Германию, куда я когда-то репатриировался, как бы это глупо не звучало, из России. Там принимают человека, за два-три дня оформляют все документы, на седьмой день выдают немецкий паспорт, размещают в общежитии, шесть месяцев учат немецкому языку, а затем человек едет работать. И всё это время государство дает деньги на питание. Мы не требуем такого от России, но сам принцип — выявлять наиболее образованных и работящих, а затем помогать им в продвижении — хорош.
У нас же в стране полностью отсутствует эта составляющая, мы никак не социализируем людей. Все думают, что когда человек приехал в регион, ему достаточно дать 20-25 тысяч рублей и все. Но это не помощь. Вот если бы кто-то на государственном уровне перенял наш функционал, было бы дело. Вот приехал наш соотечественник, русский, мы его приняли, он будет теперь жить и работать в России. Так и проведите его быстро, чтобы он не шесть месяцев получал все документы, а за месяц. Дайте ему возможность работать.
Кстати, человек, который переселяется по программе "Переселение соотечественников", имеет право с первого дня работать. Ему свидетельство о переселении дает возможность работать, а у нас чиновники на местах этого не знают. У нас система разбалансирована, и чиновники на местах просто говорят: ну его вы не можете принять на работу, он иностранец. А у нас прописано четко, он имеет право работать, но не знают этого чиновники. А уж бухгалтеры в организации, если это организация не международного уровня, если это не "Северсталь" или там не "Роскосмос", вообще не понимают, как с этим работать.
По-хорошему, у каждого переселенца должен быть какой-то пакет юридических документов, кто-то ему должен объяснить, какие он вообще права имеет. То есть права есть, но просто об этом далеко не каждый чиновник знает. Мы-то это переселенцу объясняем, и он приезжает условно в Чебоксары и говорит: я буду здесь работать. Но чиновник ему отвечает, что он не может работать, пока не получил у вид на жительство или гражданство. Иногда отвечают, что их регион не участвует в программе, хотя в указах президента и в законах написано, что участвует.
— Неужели такой подход повсеместен?
— Нет, есть и эталонные регионы, с которых можно брать пример. Тот же Калининград, который смог заменить трудовых мигрантов нашими соотечественниками. У них получилось, так что было бы желание. Или Дальний Восток, где и подъемные дают, и пункты временного размещения организовали, и дальневосточный гектар оформляют в считанные дни, и жилищный сертификат выдают. У них специально есть отделение, которое занимается переселением соотечественников на таком уровне. Людям помогают собрать документы, разъясняют, в какой город лучше переехать, встречают, везут в это общежитие, прописывают, самое главное, регистрацию временную дают. Ты без временной регистрации не можешь оформить документы. У них пункт временного размещения на 250 человек.
Вот мы и хотим, чтобы это было возведено в систему. И когда эта система заработает так, что переселенец приехал, ему дали жилье, он быстро получил документы и вышел на работу, мы и экономику нашу поднимем, и наших вытащим из недружественных стран, отбирем мобилизационный резерв у недружественных стран и наносем им экономический ущерб. Вот что может быть лучше?
— При этом руководство страны всё время говорит о том, что у нас не хватает людей, с демографией проблемы, нужно повышать рождаемость и приток населения. Но тогда пора бы и законодательство поменять.
— Мы оптимисты, мы верим в то, что сейчас именно так это и заработает. Я не хочу сказать, что мы без мигрантов загнемся, но у нас сейчас есть ресурс. И у нас, возможно, первый раз в истории нашей страны, есть шанс вернуть людей, которых не нужно долго интегрировать.
Кроме того, в отличие от трудовых мигрантов, соотечественники из недружественных стран не будут выводить туда деньги. У них билет в один конец, обратной дороги нет, поэтому они, наоборот, постараются забрать деньги оттуда. Этот фактор многие не учитывают. А у нас ведь подсчитано даже, сколько в среднем везет одна семья. Одна семья из Европы в среднем везет с собой около 100 тысяч евро. Не у все, конечно, есть такие деньги, но обязательно каждая четвертая или пятая семья продает там квартиру или дом, продает свой бизнес, продает машины и привозит гораздо больше, чем 100 тысяч, поэтому в среднем так получается.
У нас личный вклад в ВВП одного трудоспособного человека — от полумиллиона до миллиона рублей в год. Давайте полтора миллиона человек сюда привезем, которые будут трудиться и оставлять эти деньги здесь, которые будут вносить вклад в ВВП. И получается, что все, что государство истратит, чтобы привезти этих людей, через год-два вернется. Это экономическая модель, которую и Израиль, и Германия, и та же Канада когда-то хорошо просчитали.