Но теперь уже поздно сходить с дистанции, мы уже в это ввязались, считает политолог Олег Неменский.
– Олег Борисович, происходящее на Ближнем Востоке, на Украине, в Африке и отчасти в Америке, включая совершенно оголтелую избирательную кампанию в США – это локальные события, случайно совпадающие по времени, или части (пазлы) общей картины?
– Ослабление мирового гегемона – фактор, который так или иначе сказывается на положении дел во всех уголках мира, он на всё по-своему влияет. Любое политическое событие, имеющее вроде как чисто локальные причины и местное значение, на деле оказывается частью цепочек, для которых важны общемировые правила игры. А они не то что уже сильно меняются, но наверняка вот-вот станут совсем другими, чем прежде, и все уже этого ждут.
Сама постановка вопроса о смене однополюсного мира на какую-то новую модель уже становится мощным фактором международных отношений. И, кстати, это же делает и современную Россию действительно мировой державой, так как именно от неё, так уж получилось, сейчас зависит, каким весь мир будет уже через несколько лет.
– Какие силы участвуют в этих событиях, не прямо, а опосредованно, неважно, локальные они или общемировые? Каковы конечные цели этих сил? Почему именно сейчас происходят эти события?
– Мне близок цивилизационный подход, и, по-моему, он сейчас позволяет видеть главное. Когда мы говорим о мировом гегемоне, то речь идёт не только о США, но и вообще о Западе в целом. Всё больше свидетельств того, что западное доминирование, которое неуклонно росло с эпохи Великих географических открытий, не то что прямо подходит к концу, но начинает сжиматься. То есть набирает обратный ход процесс, которому полтысячи лет и который действительно определял и до сих пор определяет ситуацию во всём мире.
И так получилось, что именно Россия оказалась ключевым игроком в этом процессе. Если она по крайней мере не проиграет (тут важно, чтобы это именно так было расценено в остальном мире), то его ход станет необратимым. Поэтому для Запада нынешний конфликт действительно вопрос жизни и смерти, как и для России. В принципе, эту же роль мог сыграть и кто-то другой – и Китай, и мусульманский мир. Но теперь уже поздно сходить с дистанции, мы уже в это ввязались. У России назад дороги нет. И, может, наша большая удача, что это совпало. Наше противостояние с Западом и очевидный кризис его влияния. А этот кризис ясно виден не просто из наших оценок происходящего, но и из сухой экономической статистики.
Тут важно понимать, что для Запада такое положение дел совершенно неприемлемо. Казалось бы, он мог уменьшить своё влияние, сконцентрироваться на внутренних заботах, а потом, может, вновь набрать свою значимость. Но проблема тут в самой западной идентичности. Это совершенно особая цивилизация, для неё неприемлем отказ от претензии на мировое доминирование. Она такой отказ может не пережить, так как разочаруется в самых принципиальных моментах своего мировоззрения и потеряет смысл существования.
В основе западной картины мира лежит представление о едином линейном времени, в котором живёт всё человечество, и ход которого характеризует прогресс. Запад видит себя как сообщество передовых стран, которые разрабатывают универсальные образцы для всех. Это касается не только технологий, но и ценностей, форм культуры. Такой "западный миф" имеет очень древние корни ещё в римском имперском самосознании, в некоторых особенностях перевода Священного Писания в Вульгате, в идеях Августина. Запад сложился как цивилизация, уверенная в миссии по навязыванию своей веры всему миру. Его идентичность основана на мифе, по которому весь мир делится на Запад и Восток, и народы Востока, как прекрасно описано у Саида, якобы жаждут западной миссии. И не имеет значения, в чём она, в распространении католицизма или прав сексуальных меньшинств, в разные эпохи западный "прогресс" имел разные обличия, главное, что всё это воспринимается как самое передовое и прогрессивное, чем Запад одаривает всё человечество.
Так вот если Запад увидит, что "Восток" отвергает эти подарки, не признаёт его миссию и не уважает его прогрессивность, а силой убедить его уже нет никакой возможности, то это приведёт к тяжелейшему кризису западного самосознания. И пока трудно понять, как оно сможет это пережить. Пока что люди на Западе пытаются всё объяснить по-старому, как упорство в дикости, которое преодолевается через просвещение. Но и там уже появляется всё больше людей, которые начинают сомневаться, насколько такая трактовка верна.
Так вот все силы, которые сейчас борются в мире за пределами Запада, как на международной арене, так и внутри стран, они так или иначе выстраиваются вокруг этого западного мифа о существовании цивилизации прогресса и её всечеловеческой миссии. Я бы обозначил эти два лагеря как представителей колониального мышления и патриотов, то есть тех, кто воспроизводит западный миф на местном уровне, пытаясь сделать из своей страны такую уже добровольную колонию, и тех, кто хочет видеть её развитие без западных учений, на основе собственных традиций и внутренней логики развития.
Противостояние патриотов и либералов в России выстроено ровно по тому же принципу, и поэтому либералы у нас говорят не столько о свободном рынке, сколько о борьбе с патриотизмом. Они видят себя самоназначенной колониальной элитой, которая лучше других улавливает сигналы цивилизации и готова транслировать их аборигенам, но которую местные дикари, не понимая своего счастья, стараются прогнать. И ровно то же можно найти в любой другой стране, не принадлежащей западному миру. Все прочие деления на политические силы и группы влияния вторичны по отношению к этому.
А вот на Западе основное внутреннее противостояние устроено иначе. Там нет столкновения тех, кто выступает за всемирную миссию, и тех, кто против неё. Там противостояние глобалистов и патриотов идёт за пути и способы сохранения западного преобладания над миром. Это спор о методах, о тактике. Но никто не ставит под сомнение общий западный миф, никто не думает переосмысливать столь принципиальные стороны западной идентичности. Так что не стоит переоценивать возможности сотрудничества патриотических сил незападных стран и западных. Мы для них всё равно "Восток", а значит, что-то принципиально низшее и по природе своей предназначенное для подчинения и учения.
– Какое будущее можно спрогнозировать, исходя из этих соображений и предположений?
– Вряд ли влияние Запада схлопнется за несколько лет, оно будет сокращаться долго. Наверное, тоже сотни лет. Так что не стоит ждать какого-то революционного преобразования мира со дня на день. И важно понимать, что этот процесс будет очень непростым и весьма болезненным, причём для всех. Европа и США – не те страны, которые так просто с этим смирятся. Войн и крови будет не меньше, а наверняка больше, и хорошо бы нам избежать той войны, после которой делить будет уже нечего и некому. А опасность большая.
Но главное, что в том мире, который Запад выстраивал, не предполагалось какого-либо места для России или вообще чего-либо русского, а в том, который может появиться, оно есть. То есть весь этот процесс точно в наших интересах.
В настоящее время вопрос стоит о том, кто выживет: либо Россия, либо западная система мирового доминирования. Наше несчастье в том, что противостояние развернулось на древней Русской земле, на Украине. Но это прямой результат нашего греха самоотречения. Мы большую часть ХХ века заставляли наших русских братьев на Западной Руси отказываться от своей исторической идентичности, от своего языка, десятилетиями проводили массовую украинизацию, навязывая им русофобскую идеологию. Это всё делалось под руководством Москвы, так что ответственность сбросить не на кого.
В этом также можно видеть некое историческое наказание нам за оплёвывание всего своего якобы тёмного прошлого, за снос церквей, за желание не быть собой и полностью раствориться в западных идеях. Наивно было бы думать, что такие преступления против самих себя могут пройти безобидно. И чтобы всё это преодолеть, надо в первую очередь осмыслить всё то, что натворили. То есть нам для победы над Западом надо победить своих же демонов, побороть то, что мы сами создали. В том числе и наше многовековое западничество.
Мы же этого на общественном уровне пока избегаем, боимся ворошить. А это задача ещё гораздо более сложная, чем чисто военная победа, так что этот путь будет долгим. И если говорить не о конкретных людях, а о народе в целом, то в этом даже можно увидеть какую-то высшую мудрость, историческую справедливость. Хотя вряд ли такой вывод может кого-то утешить. Но очень важно осознавать масштаб стоящих перед нашим народом задач, особенно на духовном и интеллектуальном поле.