Одесский певец Революции Эдуард Багрицкий. Почему о нем забыли

Типичная, колоритно одесская биография русского, еврейского, советского поэта Эдуарда Багрицкого (Дзюбина) содержит множество противоречий.

Лирический герой Багрицкого, герой его поэм, стихотворений и пьес – всегда активный участник бурных перемен в жизни страны начала прошлого века: он революционер, красноармеец, комиссар, или – напротив: бандит, преступник, националист, контрреволюционер.

(из поэмы "Февраль")

Сам Багрицкий при этом чаще выступал наблюдателем, фиксирующим окружающую реальность, в Красной Армии он служил, пошел добровольцем, в 1918 году, но – в политотделе.

Стать моряком, о чем в детстве и юности мечтал сам поэт, ему не удалось из-за слабого здоровья, и уж конечно, он не стал никаким контрабандистом (типичная мечта для впечатлительного одесского мальчишки!), хотя им и посвящена одна из самых известных поэм Багрицкого:

Все пути вели поэта в литературу, в публицистику: трижды сбегал он из "приличных" учебных заведений – ремесленного, реального и землемерного училищ, а на своем месте оказался уже после Гражданской войны: в 1920 году в качестве поэта и художника-иллюстратора он начал работать в южном бюро Украинского отделения Российского телеграфного агентства.

В те годы Багрицкий уже писал стихи, публиковался в одесских газетах и юмористических журналах под псевдонимами "Некто Вася", "Нина Воскресенская", "Рабкор Горцев", входил в группу молодых литераторов, где познакомился с Валентином Катаевым, Юрием Олешей, Исааком Бабелем и другими поэтами и писателями украинского юга.

Несмотря на колоритную украинскую фамилию в документах – Дзюбин, Багрицкий был не украинцем, а евреем, чем очень гордился.

В его текстах не единожды встречается "революционный сионизм", который так трепетно описывал, больше в своих публичных выступлениях, чем в воспоминаниях, которые в целом не любил писать, художник-супрематист Марк Шагал, уроженец витебской "черты оседлости".

У Багрицкого в "Феврале":

В 1925 году Багрицкий приехал в Москву, где стал членом литературной группы "Перевал". Через три года был опубликован его первый сборник стихов "Юго-запад", второй, "Победители", появился в 1932 году.

Несмотря на переезд в столицу, в народной памяти он, все-таки, остался одесситом, почти таким же одесским символом, как Мишка Япончик или его литературный создатель – и, к слову, друг Багрицкого – Бабель.

В популярном в 2016 году сериале "Мурка" Антона Розенберга и Ярослава Мочалова поэта сыграл актёр Театра имени Вахтангова Александр Горбатов.

В наши дни поэт оказался в трудной ситуации: из всех революционных романтиков свой статус и любовь по сей день сохраняет, пожалуй, только Владимир Маяковский.

Последние десятилетия на постсоветском пространстве сохраняется упорная "мода" на ненависть ко всему революционному, советскому, противопоставления социалистических идеалов религиозным ценностям, в приличном обществе теперь хорошо не скажешь ни о Ленине, ни о Революции, ни о творцах, ее поддержавших, ни о первой половине XX века в принципе.

Ведь как у нас сейчас принято: хороший автор и поэт непременно должен был обличать революцию и большевиков, основной жертвой этой тенденции можно, пожалуй, назвать Сергея Есенина: из повести Бориса Васильева "Завтра была война" мы все запомнили, что Есенина запрещали, а романтичные девушки читали его тайком у кого-нибудь дома.

Эта мистификация опровергается элементарной проверкой фактов: в 1925, 1927, 1928, 1944 годах его стихи публиковали в Советском Союзе, поэтому едва ли московским школьницам было так тяжело раздобыть сборник.

Багрицкий оказался в похожей ситуации, из всей памяти о нем остались (в возможно, уже и не остались) две памятные таблички – в Киеве и Одессе, одна улица в Москве и крайне редкие упоминания.

Маяковский, восклицающий в "Облаке в штанах": "Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе", словно перекликается с Одессой Багрицкого, любимой, воспетой.

О своем городе поэт пишет, любуясь, и сам же извиняется за пафос:

(Из поэмы "Одесса")

Еще один парадокс в том, что Багрицкому очень любят припоминать антипатию к Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому: в стихотворении "ТВС", написанном в 1929 году, явившийся больному и отчаявшемуся писателю, лирическому герою, умерший Дзержинский говорит ему: "Но если он скажет: „Солги“ — солги. Но если он скажет: „Убей“ — убей".

Возможно, самым ярким и точным высказыванием поэта о революции и ее людях, родной Украине и бурных 20-х, предлагающим читателю довольно цельную картину мира, можно назвать "Думу про Опанаса", посвященную Нестору Махно и открывающуюся эпиграфом из "Гайдамаков" Тараса Шевченко.

Поэт пишет не о самом Махно, а о бедовом крае и лихолетии, относясь при этом с сочувственной симпатией ко всем героям своей поэмы.

Опанас – главный герой, бедняк с Одещины, прибившийся к повстанческому войску – бежит от продотрядов, становится бандитом в махновском отряде, а в кульминации поэмы убивает большевика, командующего продразвёрсткой Иосифа Когана.

Попав на допрос в ЧК, герой вспоминает, как стойко держался перед смертью Коган, как отказался бежать от нее, и вспоминает всю свою бедовую, загубленную жизнь.

В этом произведении поэт одновременно сожалеет о жестокости тех лет и событий, отдает честь людям, искренне верившим и пожертвовавшим собой во имя перемен, сочувствует и бедовому, анархическому, крестьянскому Гуляй-Полю со всеми его трагедиями, подвигами, надеждами.

Кроме всего прочего, Багрицкий был блестящим переводчиком и увлеченным художником, о чем вспоминают не так уж часто.

Современники рассказывали, что он знал на память тысячи поэтических и прозаических текстов, перевел на русский язык стихи Роберта Бернса, Томаса Гуда и Вальтера Скотта, Джо Хилла и Назыма Хикмета, Миколы Бажана и Владимира Сосюры.

Ушел из жизни поэт из-за болезни, тяжелой астмы. Похоронен на Новодевичьем кладбище, во время похорон за гробом поэта с шашками наголо шел эскадрон молодых кавалеристов.

Когда-то стихи Багрицкого непременно оказывались в списке произведений, которые страстные молодые абитуриенты советских театральных вузов, выбирали для поступления.

В том, что меняется мода, стили и язык нет, безусловно, ничего удивительного, но почему прекрасная (разумеется, это субъективная оценка, но все же), полная жизненной энергии и надежды поэзия Багрицкого почти неизвестна теперь, звучит и печатается так мало, а юбилеи поэта проходят совершенно незаметно – большой вопрос.