12 февраля, в годовщину Минских соглашений, прошло заседание Совбеза ООН по Украине. Украина и Запад упустили исторический шанс для мирного решения кризиса, напомнил на встрече постпред России при ООН Василий Небензя.
— Владимир Константинович, почему Россия запросила заседание по "Минску"?
— Потому что хочется исторической справедливости. Другого объяснения я сейчас не вижу.
— Мы готовы к переговорам?
— Вот здесь важный момент. Мы не против переговоров, о чем сказал Владимир Путин. В данной ситуации мы хотели бы, чтобы каким-то образом ООН выразила ясное отношение к Минским соглашениям. Но руководит нами не прекраснодушное ожидание, что мы вернемся к этим договоренностям или чему-то подобному. Эту ситуацию мы уже безнадежно проехали мимо.
Эту развилку, на которой мировая история могла бы пойти иначе, мы проскочили не по нашей вине. Вот что вызывает сожаление. Мы хотим внятно высказать свою точку зрения. Это, как показало интервью президента Такеру Карлсону, вещь нужная.
Нам важно зафиксировать данный момент в мировом общественном мнении для будущего, которое могло бы быть более мирным, менее кровавым. Возвращение к теме Минских соглашений лишний раз показывает, каковы подлинные намерения России.
— По итогам реализации Минских соглашений Донбасс вернулся бы на Украину, если бы последняя хоть что-нибудь для этого сделала, заявил Небензя 12 февраля в СБ ООН. Разве это реальный сценарий с учетом того, сколько горя Вооруженные силы Украины (ВСУ) принесли дончанам?
— Вы совершенно правильно заметили, что сегодня такой сценарий даже трудно представить. В Минских соглашениях действительно был пункт о том, что Донбасс мог бы оставаться украинским. Сейчас данная история пройдена, и в это сложно поверить. А все могло пойти по-другому!
Нельзя забывать, что буквально накануне спецоперации (СВО) многие политики, эксперты, журналисты, в том числе и ваш покорный слуга, говорили, что у Запада и Украины еще есть исторический шанс. Пытались надеяться на чудо здравомыслия и возможность отойти на позиции Минских договоренностей, которые игнорировались. Хотя было уже горячо. Нам предъявили ультиматум, а мы ответили Европе, на каких условиях готовы остановиться — просили гарантии безопасности.
Что на той стороне? Вздыхали и кивали...
Даже сейчас мы, в том числе наш президент, говорим об этом — когда идут военные действия, друг другу нанесены неизгладимые травмы и странам долго еще придется залечивать раны, которые нанесены в ходе украинского конфликта.
Теперь мы знаем, что Минские соглашения западные страны подписывали только для того (о чем прямо сказала Меркель), чтобы дать передышку силам, которые должны давить Россию. Это называется ложь, непорядочность, вероломство. Помните, как фашистская Германия напала — вероломно.
— А чему тут удивляться. Для англосаксов это норма — кто сильнее и хитрее, тот и прав…
— С одной стороны, норма. С другой стороны, ведь были времена, когда они некоторые соглашения выполняли — пусть тяжело и со скрипом. В Великую Отечественную войну второй фронт был открыт в итоге. Они выполняли договоренности. Конечно, этого трудно было добиться — для этого сначала полегло немало русских солдат.
Мы сумели разрулить даже Карибский кризис… Не случайно Владимир Владимирович [в интервью Карлсону] им и нам урок тысячелетней истории России преподал — тут было всякое негодяйство.
Карлсон спросил у Путина, разочарован ли он разладом отношений России и Запада: "Я чувствую, что вы испытываете горечь по этому поводу". Президент ответил: "Это не горечь, это просто констатация факта. Мы же не жених и невеста".
Но разве хорошо нарушать договоренности? Мы ведь можем также себя вести. Но мы так не хотим, и в этом наша беда.
— Что такого особенного было в Минских соглашениях и почему многие эксперты их упоминают?
— Там много всего грамотного есть. Они предусматривают демилитаризацию, отход по своим позициям, возвращение. Там есть важные политические моменты. Прописана, например, последовательность, по которой Донбасс, Луганск и иные области могут получить определенный статус, большую степень свободы; возможно, остаются республиками, автономиями. У них снова появляется в качестве законного русский язык и так далее.
По так называемым Минским соглашениям живут во многих государствах Европы. Особенно в пограничных странах, где смешанное население, где люди испытали "счастье" перехода из рук в руки. Допустим, на территории Швеции живет много финнов. На территории Финляндии живет много шведов. И что, там финский или шведский язык запрещены?
В Европе есть страны, в которых четыре равноправных языка. Есть даже мертвые языки, на которых уже никто толком не говорит, но их все равно сохраняют.
За тысячелетнюю историю много чего к кому пришло, ушло, перешло, особенно в странах и краях, которые подлинного собственного веса не имеют и находятся на театре военных действий. За них постоянно идет какая-то борьба и перетягивание каната.
Например, едешь по Франции — бац, Эльзас и Лотарингия. Эти несчастные земли были когда-то и во Франции, и в Германии. Если хорошо покопаться, можно сказать, что это все-таки немецкие земли.
Не так давно и у нас под боком была как минимум нейтральная Украина, с которой мы сотрудничали, торговали. Она голосовала за наших певцов в стразиках и трусиках на Евровидении, а мы — за их артистов. Стали бы мы начинать СВО, если бы это сохранилось? Если бы они не отменили русский язык на половине своих территорий. Если бы не грозили Крыму захватническими отрядами. Если бы не открыли доступ НАТО в Севастополь. Если бы не формировали банды черносотенцев, бандеровцев? Нет, конечно!
Сколько лет мы жили в постсоветском пространстве: украинскими были и Крым, и Донбасс. Вести себя надо было нормально, соглашения соблюдать, быть доброжелательными соседями, не попадать сдуру в капканы [Запада].
— Была ли альтернатива Минских соглашений?
— Все, что с нами произошло, — это альтернатива Минских соглашений.
Я за Минские соглашения, но только чтобы они выполнялись. У нас нет внутренней цели, как часто говорят на Западе, оттяпать что-то себе обратно. У нас создано союзное государство с добрососедской Беларусью, с которой мы развиваем отношения. Мы не имеем претензий к гораздо менее дружественным странам, вроде Польши и Прибалтики. Почему бы с ними нам не заключить, например, "минские соглашения".
Поможет ли это нам благоприятно провести войсковую операцию под Авдеевкой? Не поможет. Но повлияет на установление исторической правды.
Это не означает, что мы должны возвращаться к примиренческой позиции. Все, ребята, проехали. Было интересно, спасибо за науку. Теперь мы уже больше на подобный вид соглашений не пойдем.
Обратите внимание, Владимир Владимирович много всего рассказал о том, как, возможно, будут развиваться события. Но нигде не упомянул, что мы отступим [с Украины]. Хватит с нас того, что мы ушли из-под Киева, а они взяли и свернули переговоры — выбросили их в мусорную корзину.
— Конфликт на Украине начался не в феврале 2022 года, а продолжается с 2014 года, заявил помощник генерального секретаря ООН Мирослав Енча. Что значит такое прозрение европолитика?
— Ничего не значит. Признает — и молодец. Странно, что сегодня людям необходимо объяснять, что все началось в 2014 году. Они, простите, что тупыми были, а сейчас поумнели? Или умнеют только тогда, когда Россия добивается значительных военных успехов?
Владимир Путин говорит: для чего Америка это затеяла? Им заняться нечем? Он так говорит, потому что России есть что делать и развивать. Разве мы стали бы понапрасну рисковать жизнями своих солдат и напрягать промышленность для того, чтобы вести СВО? Мы бы по экзистенциальным мотивам этого не сделали!
Нам есть чем заняться. Например, развивать мирную экономику. Мы налаживаем импортозамещение, закрываем свои потребности в электронике. Каждую неделю какой-нибудь завод строится. Несмотря ни на что. Для производства бумаги мы наконец-то сделали отбеливатели, которые ранее покупали у людей, нарушающих Минские соглашения.
Конечно, мне не очень нравится, что ценой войны и гибели людей у нас эти отбеливатели появились. Но все равно хорошо, что идет прогресс страны. А про Минские соглашения мы всегда должны помнить, но не повторять их. Это финальная точка.