Екатерина Вериго родилась в дворянской семье в Витебской губернии, но росла в родительском имении на Черниговщине. Получила домашнее образование, затем окончила женскую гимназию.
С юных лет будущая знаменитая революционерка придерживалась прогрессивных взглядов, как это тогда называлось. Замуж она вышла за помещика Николая Брешко-Брешковского, который отличался схожими общественными идеалами.
Супруги организовали ряд проектов, призванных облегчить существование крестьян (школу для сельских детей, ссудную кассу), но Екатерина с годами становилась все более радикальной, а вот у ее супруга радикализм имел свои пределы.
Закончилось тем, что 30-летняя Екатерина оставила новорожденного сына на попечение родни и отправилась на поиски революционных приключений.
Сын, выросший без матери, всю жизнь был обижен тем, что она его бросила. Он стал известным журналистом и писателем (его книги, хотя их и громила критика, пользовались до революции большой популярностью именно у широких слоев читателей), революционных убеждений матери не разделял, а после революции и вовсе стал придерживаться ультраправых взглядов. После прихода к власти в Германии нацистов перебрался к ним и работал в пропагандистском ведомстве Геббельса.
От мужа Брешко-Брешковская ушла в Киевскую коммуну, где познакомилась с Аксельродом и Чайковским. Молодые коммунары решили совершить «хождение в народ», чтобы разбудить его и подтолкнуть к активным действиям.
Брешковская работала в образе солдатки Феклы Косой. На солдатку она походила мало, а крестьяне с большим подозрением относились к этим странным людям, звавшим к бунту. Многие вообще сами задерживали их, подозревая в них агентов помещиков, желающих вернуть крепостное право.
Итогом хождения в народ стал т.н. процесс 193-х, когда на скамье подсудимых оказалась большая группа народников. Брешковская как одна из самых радикальных пропагандисток была приговорена к пяти годам каторги, но, поскольку суд затянулся и она провела долгое время в заключении, ей оставалось отбыть всего несколько месяцев наказания.
После каторги революционерке предстояло жить на поселении в Сибири, однако она предприняла неудавшуюся попытку бежать, и была возвращена на каторгу.
Вплоть до 1896 года Брешко-Брешковская жила на поселении в Сибири, откуда вернулась в европейскую часть России после амнистии по случаю коронации Николая II. В Сибири она пыталась продолжить пропагандистскую работу, но и тут все кончилось полным провалом. Себе Екатерина объясняла неудачу тем, что сибирский крестьянин из-за обилия земли превратился в «янки», убежденного индивидуалиста.
После возвращения она познакомилась с пламенным радикалом Григорием Гершуни, тогда еще начинающим революционером, не помышлявшим о большем, чем подпольное распространение революционной литературы.
Под влиянием Брешковской Гершуни окончательно ушел в революционное подполье. Взялся сначала за изготовление фальшивых паспортов, а затем и за политический террор. Хотя Брешко-Брешковская в старости и выглядела как бабушка божий одуванчик, в более молодые годы была страстной поборницей террора.
В эсеровском руководстве она была одной из самых убежденных сторонниц террористических методов. Причем террор, по Брешковской, должен был быть не только политическим (убийство чиновников), но и экономическим (расправы с фабрикантами), а также аграрным (против помещиков и крупных землевладельцев).
В конечном счете партия эсеров, в руководство которой вошла Брешковская, санкционировала создание Боевой организации, во главе которой встал Гершуни и которая по сути стала партией внутри партии.
Непосредственного участия в терроре Брешковская не принимала. После начала революции 1905 года она уехала в длительное турне по Америке для сбора денег на революционные нужды.
«Общество друзей русской свободы» организовало большой митинг по случаю приезда революционерки, на котором она триумфально выступила. В турне она завела полезные связи, особенно с американскими суфражистками, видевшими в ней свою коллегу и соратницу.
Например, хорошие отношения у нее были с Джейн Адамс, будущим лауреатом Нобелевской премии за мир. Приятелем Брешковской был известный журналист и писатель, лауреат Пулитцеровской премии Эрнест Пул. В турне ей удалось собрать 10 тысяч долларов (примерно 250-300 тысяч в современных ценах).
После возвращения Брешковская была арестована и отправлена на поселение в Сибирь, где оставалась до февральской революции 1917 года. Период между февралем и октябрем стал звездным часом уже пожилой революционерки.
Ставший министром юстиции Керенский был хорошо знаком с ней и первым делом организовал возвращение Брешковской в Петроград едва ли не с государственными почестями. Керенский очень любил яркие и эффектные пиар-ходы. Именно при нем она превратилась в «бабушку русской революции».
Керенский А.Ф. и Брешко-Брешковская Е.К. 27(14) августа 1917 года в Москве
Брешковская, в свою очередь, относилась к Керенскому с большой благодарностью, верила в него, охотно поддерживала все его начинания, вроде учреждения Государственного совещания или создания женских батальонов смерти, за которые она активно агитировала. Выступая перед солдатами и матросами, «бабушка революции» убеждала их не бросать войну и клялась, что и сама готова отправиться на фронт, «если ей скажут». С Керенским у нее было полное взаимопонимание. Правда, нередко она критиковала его за мягкость и нерешительность в отношении большевиков.
После октября Брешковская вновь уехала в Сибирь в надежде, что эсерам удастся взять власть в отдельных регионах. Она пыталась сотрудничать с КОМУЧем, но это продлилось недолго. Противоречия между социалистами и кадровыми военными были слишком велики. Для социалистов военные были реакционерами и монархистами, а военные не особо отличали их от большевиков. Общий язык они не нашли.
После нескольких месяцев в Сибири Брешковская присоединилась к чехословакам и вместе с ними доехала до Владивостока, ррассчитывая встретиться с американским президентом Вильсоном и убедить его не поддерживать «монархиста» Колчака.
Позднее она перебралась в Чехословакию. Президент Масарик благоволил русским эмигрантам, вдобавок его дочь Алиса была хорошо знакома с Брешковской по феминистской линии, поэтому Брешковская поселилась в Праге. И здесь у знаменитой революционерки неожиданно появилось новое политическое увлечение: русинский вопрос.
Брешко-Брешковской было уже 80, когда она перебралась в Подкарпатскую Русь, с которой связаны последние годы ее активной деятельности.
После Первой мировой войны эту территорию, на которую заявляли претензии все соседи, отдали Чехословакии. Местная интеллигенция никак не могла определиться, с кем быть, поэтому ситуация в регионе была непростой. Часть ориентировалась на венгров, другие — на чехов, третьи считали русинов отдельным, ни на кого не похожим народом, но наиболее непримиримым был спор между украинофилами и русофилами. Они обвиняли друг друга в шовинизме и часто спорили по языковому вопросу.
Каждая политическая сила придерживалась своей ориентации.
Например, местные коммунисты громко выступали за присоединение региона к советской Украине и по этой причине в языковом споре активно поддерживали украинскую сторону и со временем переориентировали свои издания на украинский язык. Коммунисты также принципиально называли Подкарпатскую Русь Закарпатской Украиной в своих документах и заявлениях. Аналогичная ситуация была и с другими партиями.
Как уже говорилось, Масарик покровительствовал русским эмигрантам. Некоторые даже получали пенсии и пособия от государства. Однако одним из условий было воздержание от активной политической деятельности. Серьезно заниматься политикой эмигрантам не рекомендовалось.
Естественно, это касалось и Брешко-Брешковской. Поэтому не совсем верно утверждать, что она была основателем Карпаторусской трудовой партии.
Она действительно была близка к этой партии хотя бы потому, что придерживалась аграрной программы, похожей на эсеровскую, поддерживала преподавание на русском языке и вдобавок дружила с ее лидерами, например, с одним из учредителей Илларионом Цуркановичем.
Цурканович был издателем газеты «Русская земля», одним из самых видных русофилов Подкарпатской Руси и в годы Первой мировой едва не был за это казнен.
Политическая платформа Карпаторусской трудовой партии заключалась в следующем: широкая автономия для региона, официальный статус русского языка и его преподавание в школах, аграрная реформа, поддержка православного населения.
В справке НКГБ УССР партия охарактеризована так: «Ставила своей задачей объединить учительство русского направления всех категорий и обещала ему выхлопотать право преподавания в школах на русском языке. Партия вела ожесточенную борьбу с украинским языком в школах и украинцами, овладевшими школьным делом».
Партия пережила короткий звездный час в середине 20-х, как раз после приезда Брешковской. В том числе этим успехом КРТП обязана тем, что ее поддержала такая известная личность.
На выборах в 1924 году партия набрала максимальные для себя 8% голосов. Ей удалось провести в парламент Андрея Гагатко — соучредителя партии и видного русофила. Однако всерьез конкурировать с коммунистами (имевшими поддержку от СССР), Аграрной партией (от чехословаков) и Автономным земледельческим союзом (от венгров) ей было очень трудно. Опираться они могли только на свои силы и на помощь эмигрантских организаций.
Последним успехом партии стали выборы 1929 года, когда она шла в составе «Русского блока» в союзе с чешскими национал-демократами (тогда объединение получило более 18% голосов, а Цурканович стал сенатором).
Сама Брешко-Брешковская, несмотря на почтенный возраст, принимала весьма деятельное участие в общественной жизни края.
Благодаря ее усилиям финансировалась организация «Школьная помощь», опекаемая Карпаторусской партией. Силами организации были открыты интернаты-общежития в Ужгороде и Мукачеве, где на полном содержании жили дети из отдаленных сел, приехавшие на учебу. Деньги на содержание находила Брешковская благодаря своим связям в Америке. Часть средств выделяли эмигрантские организации русинов русофильской ориентации.
Брешковская также сотрудничала с «Русской землей», отстаивая необходимость преподавания в школах на русском.
Она писала: «Мы живо помним те времена, когда господствующие народы навязывали свой язык подвластным им меньшинствам, стараясь их обезличить, заставить забыть свое происхождение, национальность свою. Но мы никогда еще не видали и не слыхали, чтобы этим меньшинствам сочиняли языки, искажающие их собственные; языки, запирающие им вход в область просвещения и науки. И то, что мнимые филологи преподносят Карпатской Руси, есть не наречие, не жаргон, не даже волапюк, а самая беззастенчивая белиберда».
Пока возраст позволял, Брешко-Брешковская даже участвовала в общественных мероприятиях.
Так, «Русская земля» сообщала о том, что «бабушка русской революции» присутствовала на пятитысячном по численности собрании в городе Мукачево. «Были вынесены резолюции решительного протеста против попыток насаждения в Карпатской Руси как украинского, так и русинского сепаратизмов. Постановлено требовать обучения детей в карпаторусских школах русскими учителями на русском литературном языке», — сообщала газета.
В конце 1920-х годов Брешковская покинула Подкарпатскую Русь. В силу пожилого возраста и болезней ей требовался уход, и она переехала в Прагу, где ей помогали друзья. Там она и провела последние годы.
«Бабушка русской революции» умерла 12 сентября 1934 года в возрасте 90 лет. На похороны приехал ее любимец Керенский (живший в Берлине сын не пожелал проститься с ней).
После смерти Брешковской Карпаторусская трудовая партия окончательно сошла с политической арены. Самой влиятельной силой в русофильском движении стала Русская национально-автономная партия во главе со Стефаном Фенциком, придерживавшаяся фашистской идеологии и искавшая поддержки у венгров.
Екатерина Брешко-Брешковская почти всю сознательную жизнь потратила на приближение революции, которая в конечном счете вынудила ее бежать из страны. И только на склоне лет она нашла свое призвание не в разрушении и ниспровержении, а в защите русского языка в маленьком, затерявшемся на карте Европы регионе.