Точнее, увидели все. Но как рядовую "домашнюю" поездку в рамках избирательной компании. Типа, речь идет о "химии власти" – поездке в регион как обязательном реагенте предвыборного набора.
А в реальности мы имеем дело скорее с "физикой". Точнее – с метафизикой духа. А именно, с совмещением физического пространства русского мира с психологическим пространством русской души.
Уже как-то упоминал, что была у меня еще в стародавние советские времена очаровательная коллега-аспирантка из солнечной (тогда) Болгарии. Она частенько применяла словесный оборот "вы русские".
Я как-то не выдержал и спросил:
– А ты, по сути, кто? Русский язык знаешь лучше многих коренных носителей. Русскую литературу, искусство, даже философию изучила профессионально. Так почему ты отделяешь себя по национальности от нынешних своих друзей и преподавателей?
Знаете, что ответила?
– У вас, русских, душа – другого размера. Вы ухитряетесь вместить в неё все проблемы – от брянских лесов до сопок Манчжурии, от калмыцких степей до арктических льдов. А мы, болгары, храним и лелеем в душе совокупность красок и впечатлений на пятачке от Софии до Варны. Вы – глобальны. Мы – локальны…
Признаюсь, я тогда ей позавидовал. Подумалось, мол, как уютненько принадлежать к маленькому народу со скромным и подъемным геопсихологическим грузом.
Только потом, полетав над всей необъятной страной на самолетах и вертолетах, побродив по девственной Сибири с геологической партией, пройдя со стройотрядами три тысячи верст БАМа, я начал догадываться о роли и значимости пространства в формировании национальной души.
Пространство ведь не сводится к механическим километрам. Это, скорее, изощренный испытательный полигон для тренировки, закалки, шлифования характера, расширения мировоззрения, просветления сознания.
Например, когда в запредельно глухом Забайкальском селе, где "Селга" не ловила ни одной радиостанции, дочка местного то ли старовера, то ли шамана, Мотя, спрашивала меня о возможности строительства моста через Берингов пролив, я осознавал безмерные параметры широты души.
Русской души!
Когда же, пяток лет назад, я дерзнул описать социометрические параметры духовной архитектуры нашего лидера, я вывел его взаимоотношения с пространством в особую главу – "седьмой дан президента". Выше был только дан соперничества с самим временем.
Наша творческая группка тогда скрупулезно подсчитывала его ежедневный "километраж" по просторам державы. И мы исходили именно из концепции пространства как "полосы препятствий".
Такой подход подсказывала прежде всего православная парадигма, которая трактует трудности, в том числе и путевые, не как досадное наказание, а как благие испытания.
В этом плане частенько вспоминаю свою давнюю полемику еще в Рэнд Корпорейшн с Фрэнсисом Фукуямой. Он тогда как раз заканчивал книгу про конец человеческой истории. И этот конец автор связывал с захватом Штатами всей планетарной ойкумены.
Ритмы Америки, стиль Америки, ее вездесущий доллар подмяли под себя, по его мнению, весь мир. Это он и назвал "концом истории".
Я же держался точки зрения мудрого крымского мыслителя Михаила Яковлевича Гефтера, который считал, что история имеет географическую концовку, но не имеет оконцовки психологической. Душа, в отличие от "шарика", беспредельна. Поэтому история может закончиться, но не может завершиться.
И фишка в том, что только через земные испытания ты способен постичь и бездонную глубину, и бесконечную ширину собственной души…
Российский лидер, постигая просторы державы, не только ее изучал. Он себя постигал. Поэтому так важно было, чтобы он "закрыл гештальт". Или, как он сам обозначил, прошел "всю Россию". Чукотка и стала его пограничным регионом.
Гештальт закрыт!
В этом плане совсем по-иному смотрятся цели украинской СВО. Украинские власти трактуют ее как посягательство России на актуальную украинскую геополитическую локацию. По подобной логике, жители этой, по сути, небольшой территории, отчаянно боятся ее потерять. И бьются поэтому неистово за последний свой родной хутор как за любимый "садок биля хаты".
На самом же деле здесь страх – совсем иной. Они больше опасаются оказаться субъектами необъятной российской территории. До дрожи боятся душевно надорваться от размера подобного пространства.
Коренное отличие европейского мира от русского – именно в том, что в Европе пространство – объект внешнего потребления. Через присвоение. Для себя. А в России – инструмент внутреннего созидания. Через покорение. Себя.
Западный мир концептуально относится к пространству как к "полю чудес". Помните такое в стране дураков? Закопал один доллар, а вырастет целая гроздь. Для русского же мира пространство – это не только стратегическая глубина, защищающая его устои. Это – еще и смысловая емкость для тестирования и формирования личности, но никак не огород по выращиванию бабла.
У Олега Куваева был замечательный роман в тему – "Территория". Там как раз об этом. О том, какие характеры вызревают на безмолвных приполярных просторах. О счастье увидеть на берегу Индигирки редкую розовую чайку и заглянуть в собственную реальную суть…
Уверен, что наш лидер многое нового узнал о стране и о себе на самом краю территории, за которую он взвалил на себя всю полноту немыслимой ответственности. Поэтому и был так безупречно внимателен, слушая, казалось бы, о частных вещах.
О том, какого труда стоит вырастить помидор на анадырьской вечной мерзлоте. О том, как создать вездеход с абсолютной проходимостью в ледяных торосах. О том, как гармонично сочетать масштабность русского языка с самобытностью чукотского…
Вот это и есть русская история в пространственном измерении от Немана до Беренгова пролива. Жаль только, что с другого края державы по-прежнему насмерть сражаются за право закопать в свою землю увядающий доллар.
Действительно, поле чудес. Или майдан чудес. В стране… Ну, да ладно.
А еще почему-то вспомнилось, что "Анадырь" было названием некогда секретной операции по расширению нашего влияния от восточных берегов Чукотки до западных берегов Кубы.
Знаки судьбы или новый гештальт? Посмотрим…