Мы до сих пор плохо знаем своих соседей, и очень жаль. Россия — страна европейская, наша история плотно вплетена в европейскую традицию. Но у коренной Росси есть многовековой опыт совместной жизни с восточными культурами, что рождает феномен нашей евразийской цивилизации. Данный опыт уместно терпеливо применить и для лучшего понимания Китая; а всю страну можно понять через ее народ, вот этих — почти одинаковых для европейского глаза людей, чьи трудолюбие и скромность вошли в поговорку.
В классическом фильме "Мимино" цензурой была вырезана забавная сценка, когда главные герои — персонажи Кикабидзе и Мкртычана — едут в гостиничном лифте. В лифт заходит группа японцев, которые, глядя на своих советских соседей, говорят, мол, "все эти русские на одно лицо". Но лица у всех людей разные, как их характеры, жизни, судьбы.
Китайское трудолюбие обусловлено многовековой необходимостью выживать — прокормить, защитить, обустроить быт огромного количества людей. Общинная мораль вчерашней аграрной страны, вошедшее в естественную традицию конфуцианство, самовластное, но необходимое государство генерируют ответственных, дисциплинированных, работоспособных до фанатизма трудящихся.
Однако это не означает, что китайцы — нация аскетов. Напротив: кто хорошо работает, тот истово отдыхает (иное дело, что это не всегда возможно). Они очень любят застолье, общение, смех. Их крохотные рюмки минимизируют потребление крепкого алкоголя, но дают возможность оценить фантастическое разнообразие местной кухни. И сочетание двух важнейших факторов застолья (напитков и закусок) открывает дружелюбному наблюдателю совсем другой народ: веселый, гостеприимный, совершенно не похожий на стереотипы восприятия высокомерного европеоида.
Наше непонимание вкуса и качества местного культового напитка говорит лишь о том, что мы не умеем его употреблять: ну просто не может нация с пятитысячелетней кулинарной культурой не научиться пользоваться алкогольной радостью. К слову сказать, все эти рассказы о жареных червях или маринованных когтях являются живописным преувеличением или аттракционном для нервных туристов. Местный средний класс — после преодоления дефицита продовольствия — даже рис и пиво избегают, поскольку считают пищей простолюдинов, какие уж там черви!
Необычность звучания китайской оперы тоже быстро становится привычной — классические сюжеты едины для всего человечества, а древность придает им незаурядной поэтики. Поэтичность восприятия мира китайцами обуславливается так же иероглифической письменностью, где каждый знак обозначат слог и визуальное понятие. Красота не спасет мир, но придает удивительную окраску казалось бы обыденным вещам. Так, идущая от площади Тяньаньмэнь к Сити главная улица Пекина называется "Улицей Долгого Спокойствия" (правильнее было бы назвать ее улицей "Долгой, спокойной пробки".
Долгая умиротворенность может сыграть с китайским государством злую шутку. Современные войны не начинаются объявлением боевых действий, война против Китая давно идет, хотя многие ее не замечают. Вообще, китайцы люди мирные, очень осторожные — их мечта спокойно торговать и богатеть, что вполне объяснимо. Американцев здесь побаиваются по-настоящему — экономика Китая весьма зависима от США. Одновременно и в значительной степени китайцы сами вестернизировались: некоторые даже ощущают себя "гражданами мира", "свободомыслящими индивидуумами" и прочими "либеральными прогрессистами".
И уже понятно, как будут Китай раскачивать изнутри — сея противоречия между южанами и северянами, молодежью и старшим поколением, состоятельными классами и простолюдинами. А заодно продолжат издевательски шпынять Тайванем, и "последними предупреждениями" ничего сделать невозможно: за 70 лет раздельного существования там выросло несколько поколений людей, которые не мыслят свое будущее с материковым Китаем.
По нескольким телеканалам без перерыва траслируются патриотические художественные фильмы о войне с японцами, что бушевала в этих краях почти сто лет назад. Фильмы воспевают подвиги, мужество, самопожертвование, а киношный Мао Цзэ-дун на оригинал похож до изумления. Но из истории явствует, что Китай был освобождён от японской оккупации с помощью союзников. И если сегодня Соединённые Штаты для Китая это истинный стратегический противник, то в полной ли мере они считают нас союзниками?
Умные люди в Китае говорят, что СВО надо обязательно довести до победного конца, и тогда в противоборстве с подрывной идеологией им станет значительно легче. Но есть вещи, которые (при наличии политической воли) можно инициировать уже сейчас: сократить американское влияние в собственных университетах и научных учреждениях, в культурной сфере и музеях. Одновременно резко нарастить подготовку специалистов по русскому языку, максимально дебюрократизиоовать отношения двух стран, значительно расширить разнообразные неформальные контакты, их интенсивность среди молодежи.
Давать советы легко (нам в Китае тоже надавали множество советов), но ведь наша помощь нужна не нам. Оставаться исключительно "прокитайским" (то есть быть патриотом только собственной страны) в условиях когда сотни миллионов твоих соотечественников однозначно ориентируются на Запад — недостаточно. Запущенную махину перепрошивки сознания нации интеллигентским "нейтралитетом" не остановить.
Это не у России проблемы — мы как раз свой выбор сделали, после чего общество встряхнулось и очищается. За китайских товарищей работу по самоочищению их страны никто сделать не сумеет. Мы можем лишь подсказать, где обожглись сами, научить тому, что вынесли из собственного масштабного опыта. Но опыт этот оплачен большой кровью — потому не продается, он только для настоящих союзников!
…Когда-то — из уважения к депутатскому статусу — в германских документах я пафосно именовался "фон Кеворкян", что немало меня забавляло. Мои китайские друзья неформально называют меня "Лао Кан" — "Старина Ка" (по первой букве имени и фамилии). В чем-то эта трансформация символизирует мой личный разворот с Запада на Восток, о котором я нисколько не жалею. Более того — угадываю за данным маневром наше общее будущее.
Мы, воспитанные в русской культуре, умеем говорить на языке дружбы со всеми, кто действительно хочет с нами дружить, и пусть это звучит как тост. "Камбэй", — говорят в подобных случаях китайцы. В переводе на русский, "до дна". То есть — по-честному, по-настоящему.