Потёмкин против Пугачёва. К 250-летию крупнейшего восстания в России

1774 год в русской истории имел все шансы стать столь же катастрофичным, как и 1605-й (начало Смутного времени) или 1917-й. После того как в июле 1774 года повстанческое войско Емельяна Пугачёва сожгло Казань, Москву охватила паника. Вступавший во взрослую жизнь наследник престола Павел Петрович демонстрировал стремление взять управление Российской империей в свои руки. В этом его поддерживала придворная группировка во главе со сторонником конституционной монархии Никитой Паниным. Брат последнего – недавно отставленный и популярный в войсках генерал-аншеф Пётр Панин почти открыто собирал вокруг себя аристократов, недовольных правлением Екатерины II.

А между тем Россия вела тяжелейшую войну с Османской империей. Главные силы армии, лучшие офицерские кадры находились в зоне боевых действий на Дунае.

Тем не менее, тогда правительству Екатерины II удалось выстоять (бунт был подавлен, а раскол элит ликвидирован) и заключить победный Кучук-Кайнарджийский мир. Главной опорой императрицы в тех событиях стал 35-летний генерал, герой недавних боёв с турками – Григорий Потёмкин.

Потёмкин ушёл на войну 1768-74 годов добровольцем, обменяв на тяготы походной жизни высокую придворную должность камергера. Честолюбивый дворянин поступил в корпус генерал-майора Александра Прозоровского.

В начале 1770 году представилось дело, которое принесло ему первую широкую известность. У Фокшан (на границе Молдавии и Валахии) полуторатысячный отряд под командованием Потёмкина нанёс поражение армейскому корпусу османов. Вероятно, то был первый пример применения тактики батальонных каре в русской армии. В дальнейшем она была доведена до совершенства полководцами Петром Румянцевым и Александром Суворовым.

Главнокомандующий Румянцев отмечал генерал-майора Потёмкина в письме императрице по итогам битвы под Рябой Могилой за смелый манёвр и отбитие вражеского знамени. За Ларгу недавний камергер удостоился высшей военной награды – ордена Святого Георгия третьей степени.

По итогам тех событий он получил разрешение писать письма Екатерине II. Во время отпуска осенью 1770 года Потёмкин стал участником первого праздника георгиевских кавалеров, проходившего в столице.

Резкий поворот в жизни Потёмкина произошёл в конце 1773 года, когда он участвовал в осаде Силистрии. Царица просила его понапрасну не рисковать своей жизнью и намекала на необходимость возвращения в Петербург.

В тот момент положение Екатерины II очень осложнилось. Пугачёвцы осаждали Оренбург, одержали ряд побед над правительственными войсками. Вскрылось дело служащего коллегии иностранных дел Каспара Сольдерна, готовившего заговор в пользу Павла Петровича.

В таких условиях бюрократия обычно имеет свойство демонстрировать неуверенность, ожидая, чем решится политический кризис. Видимо, это и подтолкнуло Екатерину приблизить решительного боевого генерала, неоднократно заверявшего её в своей верности.

Потёмкин даже внешне контрастировал с утончённо-лукавой атмосферой имперской столицы. Он обладал богатырским телосложением, недюжинной силой, часто демонстрировал неуклюжесть. От необузданной весёлости царский фаворит легко переходил к угрюмости и замкнутости. Императрица характеризовала такое состояние своего подопечного: "глядит волком и за это очень нелюбим".

Однако такой верный волк был жизненно необходим и лично ей, и для сохранения стабильности всей империи.

Будущий светлейший князь прибыл в Петербург в феврале 1774 года и практически сразу взял в свои руки важные рычаги управления. Его пожаловали в генерал-адъютанты, произвели в подполковники Преображенского полка. Затем он стал помощником президента военной коллегии, вошёл в состав Совета при императрице, выполнял функции единственного докладчика для монарха по военным делам.

Потёмкин был единственным членом Совета, безоговорочно поддержавшим желание Екатерины II лично возглавить оборону Москвы против пугачёвцев после сожжения ими Казани. За тем он помог императрице решить почти патовую ситуацию с назначением нового командира войск, действовавших против восставших.

В апреле 1774 года не стало прежнего главнокомандующего – Александра Бибикова. В его руках сосредотачивалась не только военная, но и административная власть на огромных территориях Поволжья. Окружение Павла Петровича настаивало на назначении новым главкомом Петра Панина.

"Господин граф Панин из братца своего изволит делать властителя с беспредельною властию в лучшей части Империи...", - писала Потемкину о своих подозрениях императрица. И действительно, передавать по сути диктаторские полномочия в руки своего политического недоброжелателя было весьма рискованно.

Однако пространство для манёвра у неё было ограничено, ведь русско-турецкая война едва завершилась и лучшие военные кадры ещё были в Молдавии и Валахии. Между тем Пётр Панин обладал большим полководческим опытом и авторитетом, отказываться от его услуг было нелогично.

В итоге Панин получил это высокое назначение, но с ограниченными полномочиями. И произошло это благодаря действиям Потёмкина.

По инициативе фаворита с Дуная вызвали генерал-поручика Александра Суворова (несмотря на сопротивление его прямого начальника – Румянцева). На войне, кстати, в 1773 году и состоялось личное знакомство Потёмкина с Суворовым.

Причём сразу по прибытию Суворов не был подчинён Панину, что вызвало протесты последнего. Приняв уже пленённого Пугачёва в Яицком городке Александр Васильевич повёз его прямо в Москву (явно имея на то инструкции свыше). Однако Панин всё-таки добился, чтобы главного мятежника направили к нему в Симбирск для следственных действий.

Суворову тогда пришлось организовать целую спецоперацию по перевозке главного мятежника по беспокойному Поволжью. Постоянно проводилась разведка местности, по которой пролегал конвойный марш. Стоянки организовывались только в чистом поле, чтобы не допустить неожиданных нападений. По пути следования было пресечено две попытки сторонников Пугачёва освободить своего лидера.

Между тем, следствие Панин вынужден был вести совместно с особым государственным чиновником – главой секретной комиссией по расследованию дел и наказанию участников восстания. Этот орган также составлял и распространял прокламации к мятежникам и жителям бунтующих провинций, вёл агентурную работу. Сотрудником его довелось побывать тридцатилетнему гвардейскому подпоручику Гавриилу Державину. Там, собственно, он впервые публично проявил свой литературный талант.

А руководить этим важнейшим органом Григорий Потёмкин позвал своего троюродного брата (также ветерана войны с османами) Павла Потёмкина. Во время захвата бунтовщиками Казани тот фактически возглавлял оборону кремля. Был он среди соавторов приговора Пугачёву. Надо ли говорить, что через брата Григорий Потёмкин имел полный доступ к материалам следствия, мог влиять на его ход.

Кроме того, Потёмкин обращал внимание царицы и на других своих знакомых по действующей армии. Это, собственно и нужно было Екатерине, которая получила прямой выход на генералитет и офицерство.

В одном из своих писем императрица просила фаворита дать указание, чтобы возвращающиеся с Дуная генералы, "коим повелено быть при дивизии Казанской, Нижегородской, Московской и прочих бунтом зараженных мест… чтоб каждый из них взял с собой невеликий эскорт и везде бы объявляли, что войска идут за ними…" Тем самым правительство стремилось придать уверенность своим сторонникам на местах.

Докладные записки Потёмкина на имя Екатерины II свидетельствуют о его большой вовлеченности в борьбу с пугачёвским восстанием. Именно он осуществлял функции, которые в современных условиях выполняют спецслужбы.

Так, перед поимкой Пугачёва по непосредственному распоряжению соратника императрицы в Оренбург со значительной суммой денег были посланы два агента. Вскоре после поражения от войск Ивана Михельсона Пугачёв был выдан казачьей старшиной.

Когда Пленный пугачевец Мамаев заявил на допросе, что яицкие казаки послали в Петербург доверенных людей с ядом для царицы и наследника престола, заняться этим делом было поручено Потёмкину.

После завершения восстания и замирения Поволжья Пётр Панин был снова отставлен. Однако перед этим он ещё успел получить кличку "неистовый" за кровавые расправы с бунтовщиками.

Конституционист и проводник английского влияния в Петербурге Никита Панин покинул государственную службу в 1781 году. Произошло это с подачи Потёмкина, поскольку он смог добиться сближения России с Австрией и активизации Петербурга на причерноморском направлении (в противовес панинской концепции Северного аккорда).

Летом 1774 года Потёмкин возглавил недавно образованную Новороссийскую губернию. Стоит ли удивляться, что одной из первых мер в сфере его ответственности стало упразднение Запорожской Сечи, грозившей стать новой угрозой для стабильности Российской империи. Ведь распылять ресурсы на борьбу с новыми бунтами Россия не могла: впереди у неё было присоединение Крыма, Кубани, выход к Днестру и освоение Новороссии.