"В киевском городском театре, во втором антракте оперы „Царь Салтан", Председатель Совета Министров стоял у рампы, повернувшись лицом к публике, и беседовал с подходящими к нему лицами. Вдруг из рядов поднялся и быстро направился к П.А. Столыпину неизвестный во фраке, лет 28, и, приблизившись на расстояние двух шагов, выхватил браунинг. Раздались два коротких сухих выстрела.
Статс-секретарь П.А. Столыпин схватился рукой за правую сторону груди, затем опустился в кресло. Левая рука окровавлена. Силы покидают раненого, лицо бледнеет. Окружающие подхватывают его и несут на руках к выходу. Бледное лицо Столыпина сохраняет спокойствие. Несутся негодующие крики по адресу стрелявшего…
Под наблюдением врача раненый в полном сознании перенесен в карету скорой помощи, перевезен в лечебницу Маковского на Мало-Владимирской улице. Пуля попала ниже правого соска, засела в позвоночнике. К раненому вызваны: лейб-медик Боткин, профессора — Оболонский, Волкович, Афанасьев и другие врачи. От операции решено пока воздержаться. Столыпина посетили Министры, лица Государевой Свиты, начальствующие.
После выстрелов неизвестный, согнувшись, бросился бежать в боковой проход, но был схвачен офицером и другими лицами. При нём найдены документы на имя помощника присяжного поверенного Багрова…", — писала на следующий день газета "Правительственный вестник".
Дмитрий Богров появился не из ниоткуда, а вырос в уважаемой киевской еврейской семье, в силу своего состояния защищённой от унижений "черты оседлости".
Григорий Богров зарегистрировал своих сыновей в синагоге и дал им вполне русские имена. Так что измышления о том, что настоящее имя Дмитрия — Мордка, разбиваются выдержкой из метрической книги киевской синагоги.
Будущий убийца родился 10 февраля 1887 года и учился в той же 1-й киевской мужской гимназии, что и впоследствии Михаил Булгаков и Константин Паустовский.
Его брат Владимир вспоминал: "Образование Дм. Богров получил наилучшее, какое было возможно: наряду с посещением гимназии обучался иностранным языкам и занимался самообразованием, составив себе обширную и ценную библиотеку по социальным наукам. В гимназический период он ежегодно уезжал на летние месяцы за границу с матерью".
Что касается политических взглядов, то в полной восторгов характеристике террориста, опубликованной газетой "Будущее" сообщалось, что "осенью 1905 г. Дм. Богров поступил в Киевский университет вполне сформировавшимся эсером". Однако вместо баррикад первой русской революции он отбыл на учебу в Мюнхен. Впрочем, ненадолго и без особого успеха.
По информации брата меньше чем через год примкнувший к революционной деятельности Дмитрий Богров попадает в поле зрения полиции. Осенью 1907 у него был проведен обыск, причем согласно ордеру по его итогам был возможен и арест. Ничего запрещённого обнаружено не было, однако киевские жандармы установили за Богровым слежку. Тяготясь столь пристальным вниманием правоохранителей в декабре 1907 году Богров на несколько месяцев уезжает к дяде в Баку.
Вернувшись в Киев Богров возобновляет учёбу в университете, а по его окончанию в феврале 1910 года вновь покидает Киев. И вновь ненадолго. В феврале 1910 году Богров получает место помощника присяжного поверенного (т.е. адвоката — прим. ред.) в Петербурге. Но видимо юридическая рутина мало увлекала молодого человека и уже в ноябре он возвращается в Киев, а в декабре родители отправляют его на несколько месяцев поправить здоровье в Ниццу.
За полгода до роковых выстрелов убийца Столыпина последний раз возвращается в Киев, чтобы уже навсегда в нём остаться. Здесь он вновь пытается начать профессиональную карьеру юриста. По словам брата Богров "в Киеве пытается усердно заниматься адвокатурой, посещая ежедневно кабинет присяжного поверенного А.С. Гольденвейзера, однако адвокатская работа его явно не удовлетворяет".
Самоощущение Богрова, высказанное им в письме от 1 декабря 1910 года: "Я стал отчаянным неврастеником… В общем же всё мне порядочно надоело и хочется выкинуть что-нибудь экстравагантное, хотя и не цыганское это дело".
Подозрения относительно связей убийцы Столыпина с охранным отделением появились практически сразу после приведения приговора в исполнение.
В № 9 за 1923 г. и №1 за 1924 г. журнала "Красная новь" была опубликована статья "Материалы о Дм. Богрове" историка революции Бориса Струмило. Из опубликованных в ней документов следует, что "сомнения к Богрову окончательно рассеяны, он — провокатор, сотрудник киевского охранного отделения".
Свои услуги киевской охранке Богров предложил добровольно. Работал он под псевдонимом Аленский/Капустянский, получая ежемесячной до 150 рублей. Результатом его деятельности стал арест в конце 1907 — начале 1908 нескольких эсеров и анархистов.
Перед приездом в Киев императора Николая II со свитой на торжества, посвящённые открытию памятника Александру II, Богров явился в Киевское охранное отделение с сообщением о якобы готовящемся эсерами покушении на одного из сановников. Он сообщил, что террористы остановились у его отца и он может их показать перед возможным нападением.
14 сентября 1911 года Богров написал прощальное письмо родителям со словами: "я всё равно бы кончил тем, чем сейчас кончаю".
В тот же день по пропуску, выданному начальником Киевского охранного отделения Н.Н. Кулябко с согласия командира отдельного корпуса жандармов П.Г. Курлова, начальника императорской охраны А.И. Спиридовича и вице-директора Департамента полиции М.Н. Веригина Богров прошёл в городской оперный театр. Во время антракта он смертельно ранил Столыпина и был схвачен на месте.
Богров заявил, что пошел на убийство осознанно, считая Столыпина главным виновником наступившей в России реакции, роспуска Государственной Думы и ряда мер, наносивших вред "интересам народа".
"Никакого определённого плана у меня выработано не было, я только решил использовать всякий случай, который может меня привести на близкое от министра расстояние, именно сегодня, ибо это был последний момент, в который я мог рассчитывать на содействие Кулябко, так как мой обман немедленно должен был обнаружиться".
22 сентября в камере косого капонира госпитального укрепления Киевской крепости, началось заседание военного суда по делу Богрова. Председательствовал на нём военный судья генерал Рейнгартен, обвинял военный прокурор Костенко. Богров не просил снисхождения. Был объявлен приговор: смертная казнь через повешение.
© khazin.ru
Пётр Столыпин
Накануне казни к осужденному пригласили общественного раввина Киева Якова Алешковского, который продолжительное время беседовал с Богровым, упрекая его в том, что своим преступлением он мог вызвать еврейские погромы и человеческие жертвы. Богров ответил: "передайте евреям, что я не хотел причинить им зла, наоборот, я боролся за благо и счастье еврейского народа, а великий народ не должен, как раб, пресмыкаться перед угнетателями его".
Во втором часу ночи 25 сентября 1911 года приговорённый был доставлен к месту казни на Лысой горе (карета сохранилась и находится в музее "Косой капонир"). Тело опустили в вырытую поблизости яму и, засыпав, сровняли с землёй киевской Лысой горы.
Тело его жертвы упокоилось в самом святом месте города, в Киево-Печерской лавре, рядом с могилами казацких полковников Искры и Кочубея, сообщивших царю Петру о предательстве Мазепы и убитых за это гетманом.
В 1913 году в Киеве был открыт памятник Столыпину, а год спустя — Искре и Кочубею. Но простояли они недолго. Монумент премьер-министру был снесён киевской толпой вскоре после февральской революции, а скульптуры "верных малороссов" сняты с пьедестала год спустя по распоряжению властей УНР, вернувшихся в Киев на немецких штыках.
А вот до надгробия Столыпина в Лавре руки у советской власти дошли только в 1960-х годах, когда оно было демонтировано, а место расположения могилы закатано в асфальт. Однако в 1990-м году могила премьер-министра России была восстановлена.
От редактора: то, что Богров был агентом охранного отделения, а также удивительная скорость осуждения и казни привели к появлению конспирологической гипотезы относительно того, что Столыпин пал жертвой заговора в окружении императора. Зачем? Или затем, чтобы ослабить власть императора, у которого на глазах премьера убили, или затем, чтобы напротив её усилить, поскольку популярный премьер представлял опасность для самодержавия.
Такого рода гипотезы относятся к числу принципиально непроверяемых, а главный аргумент в их пользу – а почему бы и нет? Ответить на это нечего, кроме того, что при наличии невменяемого террориста, желающего покончить с жизнью максимально замысловатым образом, бритва Оккама все конспирологические версии отметает.
(Василий Стоякин)