Понятно, что прямого и полного ответа на этот вопрос нет и быть не может. Свои мотивы мог бы объяснить только сам Иосиф Сталин, но мы в спиритизм не верим (равно как не верил в него и сам Булгаков).
Версию о том, что Булгаков написал хорошую пьесу про плохого Сталина, которые делает ужасные вещи, мы отметаем – Сталин расстреливал за саму возможность написать такую пьесу.
Из всех версий запрета пьесы наиболее жизненными нам кажутся две.
Во-первых, Булгаков случайным, нечувственным образом мог зацепить какие-то моменты, которые сам Сталин не считал нужным выпячивать.
Например, мраком неизвестной тайны покрыта причина, по которой Сталина выставили из семинарии. Называется невозможность оплатить обучение или неявка на экзамен. То и другое не влекло за собой немедленного исключения.
Или, например, убийство рабочего, который считался полицейским провокатором, во время забастовки в Батуми. Сталин, разумеется, его не осуществлял и даже не обязательно о нем знал. Но момент в любом случае не слишком приятный.
Отметим, однако, что ничего такого, что шло бы вразрез официальной партийной линии в освещении этих событий, Булгаков не пишет.
Исключение Сталина из семинарии представлено точно так, как представлял его сам Сталин. Более того – сцена эта представлена ярко и красиво – Сталин (ему в то время было 19 лет) вступает в противоборство с ректором, ведёт себя независимо, говорит остроумно и выходит из неё моральным победителем. Сталин, разумеется, знал, как оно было, но действительно ли он мог увидеть здесь какой-то криминал?
Об убийстве же рабочего просто ничего не сказано: нет человека – нет проблемы. Но кто сказал, что эта сцена обязательно должна была быть?
В пьесе, правда, присутствует масса деталей, которые могли иметь значение. Например, Сталина в тюрьме избивают полицейские. Бог знает, что мог по этому поводу подумать Сталин в 1939 году, когда особые методы допросов активно применялись НКВД. Хотя напрашивалось объяснение – это оправдание жестокости современных автору следователей ссылкой на жестокость их предшественников. И тут крамола действительно есть – ведь по официальной-то точке зрения имело место торжество социалистической законности…
В конце концов, другим-то писать разрешалось. Мы имеем в виду фундаментальную книгу Лаврения Берия "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье", изданную в 1935 году (Булгаков ею конечно же пользовался).
Во-вторых, булгаковский план пьесы о Сталине вступал в противоречие с тем, что современные политтехнологи называют "ядром положительного образа".
В 1939 году Сталин уже полностью вжился в образ создателя государства. Причём, на фоне оппозиционной революционной риторики всё более чётко проявлялась усвоенная вождём имперская эстетика и имперская логика – вплоть до "естественных границ" СССР, которые во многих случаях совпадали с границами Российской империи, и целей внешней политики – вплоть до контроля над черноморскими проливами (в 1945 году Сталин озвучил Черчиллю заинтересованность в получении военной базы в Турции).
2 июля 2023, 06:55"Вокруг Булгакова"
"Вокруг Булгакова": "Батум" и ловушка мнимого понимания Мы уже писали, что мнение Виктора Петелина о том, что никто так и не понял замысла булгаковской пьесы "Батум" неверно. Но вопрос на самом деле шире, чем мнение о том, что Булгаков не стал бы писать на себя литературный донос. Речь идёт о более глубоких вопросах понимания художественного замысла автораИ вот на этом фоне появляется пьеса про юного Сталина, который предстаёт не строителем, а разрушителем государства. Понятно, что вины Сталин тут нет – речь идет и о разных требованиях исторического момента, и о чисто возрастных моментах (почти все, кто в 20 лет был радикалом, к 50-ти стают консерваторами – Сталин Немировичу-Данченко об этом и сказал). И, тем не менее, конфликт присутствует. Да, он не бросается в глаза, но…
Отметим, кстати, что пьесы о молодом Ленине в обязательном порядке включали известную фразу – "мы пойдём другим путём". Образ Ленина изначально конструировался как центристский между слишком радикальными и слишком умеренными революционерами.
Произведение, заставляющее задуматься над тем, как Джугашвили превратился в Сталина и в чем их различия, явно было не к месту.