22 июня — день, когда немцы проиграли Вторую мировую войну

Многие семьи понесли куда большие потери. Тысячи, десятки тысяч семей исчезли полностью, не осталось никого.

«Савичевы умерли все. Осталась одна Таня», которая через два с половиной года тоже умерла — лишь один, наиболее известный пример семейной трагедии. А сколько всего семей вымерло в Ленинграде во время блокады! Сколько семей сгорело в уничтоженных бандеровскими и прибалтийскими карателями белорусских деревнях? Сколько семей погибло в оккупации от голода, сколько было расстреляно? Мы отпраздновали 78-ю годовщину Великой Победы, но счёт погибших в войне не закончен. 20, 25, 27 миллионов — сколько их будет в конечном итоге?

Причины поражений в кампании 1941-го года давно и подробно разобраны. Уже даже дети не верят в тезис о внезапности нападения и подавляющем превосходстве врага как в главную причину. Внезапного нападения не было хотя бы потому, что войска Прибалтийского военного округа уже 18 июня 1941 года получили приказ начать действия по плану прикрытия границы. Одновременно до командования округом была доведена информация о том, что немцы собираются напасть 22 июня. Даже если предположить, что остальные узнали о готовящемся нападении только из жуковско-тимошенковской директивы в ночь на 22 июня, то и она даже в Белорусском военном округе (где связь уже была прервана диверсантами) успела дойти до уровня всех штабов корпусов, большинства дивизий и многих полков.

Ещё до проведения мобилизации численность РККА составляла 5,5 миллиона человек (у вермахта, который воевал ещё и с Великобританией и держал во Франции свыше двадцати дивизий) — 7,5 миллиона. В приграничных округах советская группировка насчитывала 3,2 миллиона человек, вермахт — на миллион больше. По танкам СССР превосходил немцев в 3,6 раза (имея в составе своих танковых и механизированных корпусов 1900 танков Т-34 и КВ, которым немцы ничего аналогичного противопоставить не могли), по самолётам — в 2,2 раза (немецкие истребители Bf-109 превосходили все советские модели, но не настолько, чтобы с ними вообще нельзя было бороться, абсолютного господства в воздухе над всем фронтом немецкая авиация так и не достигла, хоть на главных направлениях смогла его обеспечивать до 1943 года), по артиллерии — в 1,4 раза (качественно советская артиллерия была сильнее немецкой всю войну).

Переброска войск с Дальнего Востока и из Средней Азии на Запад продолжалась всё лето. Кроме того, к концу 1941 года было мобилизовано 14 миллионов человек (не считая ещё миллиона народных ополченцев и бойцов истребительных батальонов). Из них около семи миллионов были мобилизованы уже к средине июля (ещё до катастрофических поражений РККА под Киевом, а также Брянском и Вязьмой). К этому времени (средина июля) потери РККА составили свыше четырёхсот тысяч безвозвратных и свыше двухсот тысяч санитарных (в основном это потери Западного фронта в котлах под Белостоком и Минском).

Таким образом, уже к средине лета, вермахт с союзниками не обладал даже обычным численным преимуществом. Напомню, что Германия уже провела мобилизацию и могла пополнять армию только призывниками очередного года (тотальная мобилизация началась только в 1944 году).

Главное же, опровержение теории «внезапного нападения» — кампания 1942 года. СССР добился внушительных (хотя и неоднозначных) побед в зимней кампании 1941/42 годов. РККА добилась численного превосходства, а выбитая в 1941 году техника была восполнена за счёт внутренних округов, лендлиза и тех заводов (Сталинградский тракторный, Кировский в Ленинграде), производство на которых не останавливалось в связи с эвакуацией.

Советское командование само выбрало время и места для весенне-летней наступательной кампании. Все наступательные операции кончились поражениями, а немцы перешли в стратегическое наступление на южном фланге (на Сталинград и Кавказ). В конечном итоге борьба за инициативу продолжилась до средины 1943 года и только в ходе Курской битвы РККА достигла коренного перелома. Больше немцы ни разу не пытались на Восточном фронте перейти в стратегическое наступление, ограничиваясь стратегической обороной изредка нанося болезненные, но не фатальные контрудары.

Два года понадобились РККА, чтобы научиться воевать. Это не стыдно признать. Французская армия в 1940 году считалась лучшей в мире. Ей помогали бельгийская, голландская армия и британский экспедиционный корпус (совокупно в полтора раза увеличивая союзные силы). Войска союзников (британские и французские) были уже полгода как отмобилизованы и развёрнуты на линии фронта. Тем не менее немцам хватило месяца, чтобы в ходе всего одной операции уничтожить всю стратегическую мощь Запада (только в 1944 году и только с американской помощью британцы вновь смогли высадиться на континенте, притом что основные силы вермахта были в это время связаны на Восточном фронте).

Так что нам, за наши поражения первого года войны должно быть больно, но не должно быть стыдно. Мы столкнулись с реально сильнейшей военной машиной, которую создавало человечество за всю свою историю. И смогли эту машину уничтожить. У Германии никогда уж не будет такой армии, как была в 1941 году.

Что же касается теории «внезапного нападения», то «внезапность» имела значение только в первые трое-четверо суток войны. Затем в дело вступили иные факторы: неподготовленность командного состава к руководству имевшимися соединениями, некомплект многих механизированных и танковых корпусов, их несбалансированная структура, постоянные проблемы со связью, неумение координировать работу и организовывать взаимодействие на поле боя различных родов войск и разных соединений и объединений, слишком далеко вперёд вынесенные фронтовые склады, на западном направлении практически сразу попавшие в руки немцев, фатальная утрата штабами управления войсками. Каждый из этих факторов в отдельности не был критическим, но в сумме они составили базу советских поражений 1941–1942 годов.

Надо отдать должное советской исторической науке: абсолютно все цифры и факты, относящиеся к периоду подготовки к войне, её началу и неудачам первых двух лет всегда находились в открытом доступе и давно были проанализированы военными историками. Теория же «внезапного нападения», вступавшая в резкое противоречие с этими цифрами и фактами, использовалась в качестве пропагандистского (для общественного, а не научного потребления) штампа, поскольку СССР не мог признать, что передовая армия первого в мире государства рабочих и крестьян оказалась хуже подготовлена к современной войне, чем армия империалистического хищника. Это не укладывалось в идеологические рамки.

На деле СССР к войне готовился и подготовился лучше, чем Германия. Была проведена скрытая мобилизация. Армия за пять предвоенных лет численно выросла в три раза, за десять — в десять раз. Армия была технически наиболее оснащённой в мире. Гитлер не хотел верить своей разведке, докладывавшей ему о численности советских танковых войск. При этом Абвер плохо считал и дал цифру вдвое заниженную (12 тысяч против более чем 25 тысяч в реальности). Но даже в 12 тысяч Гитлер не поверил. Он не мог себе представить, что советская промышленность способна их произвести.

В конечном итоге именно подготовленный до войны промышленный потенциал и сыграл решающую роль в достижении победы. Немцы были сильным противником. Наши танки и самолёты горели не хуже немецких, а до 1943 года они уничтожали нашей техники больше, чем теряли сами. Однако эвакуированная и развёрнутая к средине 1942 года в Сибири и на Урале советская промышленность банально выпускала больше единиц техники, чем рейх со всей подчинённой Европой.

Пока мы теряли больше, мы восполняли потери за счёт производства. Когда больше стали терять немцы, оказалось, что их производство с восполнением возросших потерь не справляется.

Ещё раз подчеркну, ибо это важно. Всё, что работало во время войны, было создано в довоенное время. Если бы этих заводов с их оборудованием, обученными, квалифицированными рабочими, инженерным корпусом, всех этих конструкторских бюро не было, нечего было бы эвакуировать.

Таким образом, желание советского руководства максимально оттянуть начало войны было вполне разумным. Каждый лишний месяц, каждый год укреплял не только армию, но и тыл, а войны без тыла не выигрываются.

В 1941 году сложилась интересная геополитическая ситуация.

Во-первых, Гитлер не закончил Битву за Англию. Атаковать в этих условиях СССР – самоубийственная авантюра. Немецких генералов с 1914 года постоянно преследовал призрак войны на два фронта. Многие из них достаточно адекватно оценивали возможности РККА. По воспоминаниям большинства немецких военачальников, настроения в штабах высшего уровня перед нападением на СССР были далеки от праздничных. Солдаты, может быть, и рассчитывали на очередную лёгкую прогулку, но генералы ждали тяжёлой кампании и в победе были далеко не уверены.

Во-вторых, в связи с государственным переворотом в Югославии, приведшем к власти антинацистские силы, и поражениями итальянских войск в войне с греками Гитлеру (для разрешения балканского кризиса) пришлось перенести дату нападения на СССР с 10–15 мая на 15–20 июня. Даже к 22 июня целая Вторая армия группы армий «Центр» не прибыла в район развёртывания, находясь в пути с балканского театра. Потеря полутора месяцев сухого сезона означала, что «Барбаросса» будет реализовываться впритык, резерва времени не будет, любая случайность поставит блицкриг под угрозу. А на войне случайности всегда бывают. Немцы же, если не побеждали СССР в ходе блицкрига, не могли победить вообще, им просто не хватало ресурса.

В-третьих, огромная протяжённость и глубина театра военных действий означала, что вермахт не сможет обеспечить должную плотность войск и техники по всему фронту. Пока идут манёвренные боевые действия, это не так страшно (кризис преодолевается манёвром), как только линия фронта стабилизируется, нехватка войск становится неустранимым фактором поражения. В ноябре 1941 года Клейст не мог удержать занятый 1-й танковой группой Ростов-на-Дону, потому что у него не хватило войск для прикрытия глубокого левого фланга. В 1942 году между группой армий «А», рвавшейся на Кавказ и группой армий «Б», наступавшей на Сталинград и Воронеж зияла дыра в триста километров, прикрытая одной 16-й моторизованной дивизией Четвёртой танковой армии. Та же нехватка войск вынудила Вейхса (командующего группой армий «Б») прикрыть фланги 6-й армии Паулюса неустойчивыми в обороне румынскими армиями.

Немцы делали ставку на авантюрный план, любой срыв которого обрекал операцию «Барбаросса» на провал, а вермахт на поражение. Поскольку же срывы (по срокам развёртывания) начались ещё до начала боевых действий, выиграть эту войну Германия могла лишь чудом.

Надо отдать должное немецким генералам и солдатам. Они сражались умело и самоотверженно и сделали всё, чтобы этого чуда добиться. Они были очень сильным и опасным противником. Но, как писал Сунь Цзы, «тот, кто не имеет шансов, не побеждает». Учитывая всю совокупность политических, географических, демографических, экономических и прочих факторов, шанса у немцев не было. Поэтому и настроение высших штабов 22 июня 1941 года было отнюдь не радостным. В войну против нас вступала плеяда неординарных военачальников, вполне способных осознать нерешаемость стоящей перед ними задачи.

До 22 июня 1941 года у Германии была теоретическая возможность победить англичан, оккупировать Британские острова, занять Северную Африку и двинуться в Индию через Иран, навстречу японцам. Очевидно, что СССР и США восприняли бы такие успехи держав Оси, как угрозу и заключили бы оборонительный союз, к которому бы присоединились уцелевшие британские доминионы (Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южноафриканский Союз). Но вряд ли в этих условиях Вашингтон и Москва вступили бы в войну с Германией по собственной инициативе. Могла надолго создаться взаимно блокированная геополитическая позиция и в этом биполярном мире, в отличие от того, что возник после 1945 года, СССР и США были бы на одной стороне, а нынешний ЕС и Япония на другой. При этом оба блока были бы фактически недосягаемы друг для друга.

Но Гитлер принял простое, на поверхности лежащее решение — разгромить СССР в одной короткой кампании и тем самым решить судьбу всей мировой войны. Не имея, в отличие от своих генералов, соответствующего образования, полагаясь на свою интуицию, не будучи способным оценить весь объём риска, подталкиваемый уже достигнутыми успехами, он не смог осознать грандиозность и нерешаемость задачи, поставленной им перед германской военной машиной. Рискнул и ожидаемо проиграл.

Военная машина вермахта долго упиралась, буксовала, но всё же стремилась выполнить задачу, пока не сломалась от натуги.

Но 22 июня 1941 года, в день летнего солнцестояния, гибнущие под немецкими бомбами и снарядами бойцы и командиры РККА, наспех занимавшие оборону и пытавшиеся наладить связь со штабами и с соседями, не знали и не могли знать, что стратегические расчёты советского руководства были правильны, что Гитлер ошибся и поражение Германии неизбежно. Они просто выполняли свой долг, задерживая врага где на час, где на день, окончательно ломая график операции «Барбаросса».

А пока солдаты своей кровью ломали германскую военную авантюру, их жёны и дети, их отцы и матери в оставленных ими цехах производили снаряды и танки, выходили в поля, чтобы фронт ни в чём не испытывал недостатка — ни в продовольствии, ни в технике.

Это была главная ошибка Гитлера, который рассчитывал на быструю деморализацию советского общества перед лицом неизбежных первоначальных поражений РККА, раскол в стране и падение правительства раньше, чем будут полностью исчерпаны средства к сопротивлению. Так произошло в Чехии, так произошло в Польше, так произошло во Франции.

Но так не произошло в СССР. Так вообще никогда не происходило в России. От Батыя до Тохтамыша и от Стефана Батория до Наполеона, чем страшнее враг, тем сильнее консолидация русских. Немцы в 1941 году были самым сильным и самым страшным врагом в истории. Врагом, уверенным в своих силах, вдохновлённым многими предшествовавшими победами, врагом, которому некуда отступать — поражение в кампании 1941 года означало для Германии гарантированное поражение не только в Великой Отечественной войне, но и во всей Второй мировой, гарантированный крах нацистского режима. Немцы пытались въехать в победу на кураже, на психологическом сломе народа, внезапно столкнувшегося с жестокой войной. И столкнулись с неожиданной для них спокойной консолидированной уверенностью русских, которые даже в июне 1941 года не сомневались, что победа будет за нами и готовы были умирать за эту победу.

Когда-то создатель германской военной мощи, король Пруссии Фридрих II сказал, что русского солдата мало убить, его и убитого ещё надо толкнуть, чтобы он упал. В июне 1941 года наследники Фридриха получили возможность на собственном опыте убедиться в его правоте. Убедились и ужаснулись. Уже в августе из писем немецких солдат пропадают бравурные нотки, начинаются жалобы на трудности и ужас войны, впервые всей своей яростью обрушившейся на эту завоевавшую всю Европу армию.

Теперь уже не только генералы, но и солдаты поняли всю грандиозность поставленной перед ними задачи. Уже даже Гитлер сказал, что не начал бы эту войну, если бы знал сколько у СССР танков. На самом деле всё равно бы начал (он к этой войне шёл целенаправленно), но сам факт такого заявления показателен.

Но осознание всей масштабности проблемы пришло слишком поздно. Началась операция «Барбаросса». Началась Великая Отечественная война советского народа. Нацистская Германия на этом закончилась. Понадобилось четыре года и десятки миллионов погибших, чтобы Гитлер признал поражение и застрелился. Но уже 22 июня 1941 года выстрел, прозвучавший в бункере под имперской канцелярией 30 апреля 1945 года, стал вопросом времени, а не принципа.

Авантюра может одерживать тактические победы. Но стратегически, на больших временных отрезках и с задействованием всего доступного ресурса, всегда побеждает точный расчёт. Проблема расчёта в том, что, просчитывая авантюрность авантюры, он часто не верит, что на столь очевидную авантюру кто-то может решиться. Это приводит к лишним жертвам, но на общий результат не влияет, ибо «не побеждает тот, у кого вообще нет шансов».

Шансов у Гитлера не было. Он мог многих убить, и он многих убил. Но чтобы победить, ему надо было убить всех, как минимум в СССР. А эта задача даже ему оказалась не по плечу.

Никто не хочет учиться на чужих ошибках. И вот уже новые авантюристы, бывшие в 1941 нашими союзниками, пытаются переиграть историю и очень удивляются, когда закономерно приходят к тому же результату, что и несостоявшийся австрийский художник, 82 года назад развязавший самую страшную войну в истории, войну, в итоге поглотившую и его, и рейх, и вермахт.