Владимир Быстряков: Цою повезло, что он умер до всего этого и не попал на "Миротворец"

— Во-первых, для меня было приятным открытием, что я попал в страну, в которой культура развивается нормально. Хотя, конечно, есть здесь и ЛГБТ, и прочие новомодные течения. Но, в принципе, немцы — очень культурный народ. Они любят веселиться, праздновать, ходить на концерты и в театры.

Для меня это было внове, потому что у нас [на Украине] в последние годы, как вы знаете, вся культура была очень однобокой, политизированной, как говорится «к штыку приравняли перо». Поэтому ничего интересного у нас на Родине, к сожалению, не было.

А когда-то наша культура была совсем другой, богатой, и мы много ездили с концертами, устраивали декады украинской культуры, но кто сейчас об этом помнит? А украинские песни звучали по всей России, Прибалтике, Средней Азии, Кавказу. Последние годы этого не было.

В какой-то момент у нас начался режим «звукоизоляции» от всего внешнего мира. Я однажды попал в Карпатах на фестиваль, где участниками были исключительно представители украинской культуры. К сожалению, это сродни того, как с океанского корабля пересесть на плоскодонку.

К нам, по сути дела, приезжают теперь только грузины, вечные грузины, неумирающий ансамбль «Сухишвили»…

— Главное, чтобы артистов не привлекали слишком ко всяким политическим акциям. Потом, когда ситуация меняется, всегда выходит, как в поговорке «вилки нашлись, а осадок остался». Как с той же Софией Михайловной Ротару: у нее все упирается в то, что недвижимость есть и в России, и в Киеве, и в Крыму — как с этим разобраться?

Вывели бы всех артистов за скобки, пусть бы они себе пели и чирикали. Как говорил [Александр] Колчак, любой власти нужны.

— Он, конечно, констатировал этот факт с негативной стороны, но это медаль о двух концах. Есть и позитивные примеры: [Александр] Вертинский, [Пётр] Лещенко — когда люди любят Родину в любом ее виде и думают о народе, для которого поют, а не о правящем режиме.

Возвращаясь к вопросу о Германии: здесь наблюдается такой «десант» российских артистов, которых вы называете теперь отщепенцами. Тут и приснопамятная Лия Меджидовна [Ахеджакова] с каким-то антрепризным спектаклем, и вечно живущий [Виктор] Шендерович* в собственном томатном соку. Хотя, думаю, он уже отмыл кетчуп, который в него бросили.

— Конечно, здесь же много русскоязычных, в том числе и в моем районе, где я живу. В основном это люди, переехавшие в 90-х годах из Казахстана, с Урала, из Сибири.

А местные здесь смотрят на все с большой иронией, но в то же время и с большим напряжением: они же видят, как Германию пытаются экономически помножить на ноль «американские друзья». Что касается культуры, у немцев, хоть они и трудоголики, больше праздников, чем на Украине! Только у нас это не от хорошей жизни.

Они вечно что-то празднуют: вот только сегодня, с утра, в моем поселке разбрасывали розовые лепестки и играли на трубах. Недавно был такой праздник: из всех поселочков вокруг собрались трактора, их задрапировали по-разному — под тюремную камеру, под женский монастырь, под какую-то забегаловку. И едет такая колонна, разбрасывает конфеты, раздает пиво. Это очень здорово, и выясняется, что они пьют так же, как у нас, особенно после трудового дня.

— Здесь есть всякое: немного уже устали, конечно, от наших инсталляций с кровавыми трусами, от вечных проклятий. Я, например, на площади в Мюнхене видел такую картину: с одной стороны стоят проклинают все русское, начиная Пушкиным и заканчивая Путиным, а с другой стороны стоит мадам с радужным флагом и там воспевают свободный образ жизни. Публика разная.

Но, действительно, наблюдается усталость. В том числе от того, что приезжают люди на Porsche и Ferrari, называются беженцами и начинают качать права, чтобы получать тоже, что и люди, сбежавшие из-под обстрелов и из разрушенных домов.

Местные видят это, хотя пропаганда здесь и поработала, очень хорошо поработала. Поначалу все русское проклиналось, русским шины прокалывали, боялись ставить оперы русских классиков и крутить российские фильмы. Но сейчас это все улеглось, потому что многим было понятно, что эта наносная пропагандистская пена рано или поздно уляжется. С одной пропагандой постоянной жить ведь невозможно: нужно давать людям искусство, давать возможность самим подумать и расставить акценты.

Здесь много и украинских артистов. Непонятно, правда, как они выехали, когда это мужчины призывного возраста.

— Минкульт дает на месяц, а гастролируют потом полгода. И тут все очевидно: интересен ли человек, есть ли у него зритель, или это какая-нибудь Сердючка [Андрей Данилко], которая давно уже испортилась, и аромат от нее исключительно пропагандистский. Как тот [Владимир] Маяковский, который начинал вроде бы хорошо, а потом превратился в поэта революции. Я говорю именно о том, что крен в пропагандистскую сторону всегда мешает: и [Александру] Блоку это помешало, и тому же [Сергею] Есенину.

Жизнь тут пока еще достаточно насыщенная, хотя уже и чувствуются экономические проблемы.

В Берлине давно живет мой знакомый, киевлянин, Александр Левит, у него свой очень хороший детский театр: играют на двух языках — русском и немецком, и это очень хороший пример сближения двух культур. В Киеве он играл в театре «Гротеск», и он же снимался в мультфильме «Остров сокровищ». Помните, там есть песенка о пьянстве? Он тот, который с хохолком на голове и микрофоном.

Здесь живет один из лучших киевских режиссеров — Марк Нестантинер. Он успешно ставит спектакли по всей Европе, и ставит на языках стран, в которые приезжает, — голландском, французском.

Но все-таки концертная жизнь здесь сейчас такая активная, именно за счет российского «десанта». Здесь они «стриптизят», как говорится, в полный рост.

— Как же швейцарцы теперь будут жить без Скрипки?! Вы сказали, что это фолк-рок, а я называю это «жлоб-рок». Потому что это стеб, юморок и музыка родом из глухих хуторов каких-то. Для меня этот человек умер, когда однажды сказал, что всех русских на Украине надо запереть в концлагерь, чтобы они там занимались чем хотят. После этого я ему руки бы не подал. Я не буду никого против него агитировать, но это искусство обречено: оно шло вместе с основными правительственными нарративами и не имеет никакой художественной ценности. И это их проблемы.

— Нет, я не думаю, что много. В Европе это вообще воспринимается не так, что скандал, —что муху прихлопнули.

— Тут есть много всяких аспектов и торчащих иголок. Начнем с Цоя: ему повезло, что он не дожил до всех этих дел и не попал на сайт «Миротворец». А попал бы он обязательно.

Что касается мальчика, во Львове такое уже было: поломали уличному музыканту гитару за русские песни, драки в ресторанах. С одной стороны, это все понятно. А с другой стороны, я видел видео из Конча-Заспы, как в одной из вилл выступает Гарик Кричевский, и там под него веселится [Юлия] Тимошенко и вся эта наша братия, которая к этой всей трагедии привела страну. И как ни в чем не бывало под русские песни. Им можно — это та самая двойная мораль.

Касательно военных, которые на фронте, каково им, тем, для которых русский язык родной? Они и так гибнут, а в тылу у них к тому же выкорчёвывается язык вместе с памятниками [Александру] Пушкину.

Мне, как человеку, знакомому с драматургией, все это напоминает небольшой сценарий, особенно эта депутатша с хорошо подобранной фамилией Пипа. Представьте: засланный казачок с гитарой спел Цоя, в кустах удачно оказалась Пипа, которая обрушилась на него со своей негодующей речью. Рояль в кустах!

Вы знаете, у меня был такой случай интересный: одна из наших телекомпаний, «Магнолия», которая регулярно приглашает в эфир всяких разных уродов, но иногда зовет и адекватных людей, пригласила меня на встречу. Сидит там человек — скромный такой, тихий, с таким оселедцем на голове. Говорит тихо, спокойно, рассказал, что он тоже композитор.

Но после того как я в беседе сказал, что вот, у нас переименовали Днепропетровск, улицы переименовывают, но в Европе, на которую мы так равняемся, все не так: в Париже существует улица в честь Сталинграда, в Хельсинки — памятник [Владимиру] Ленину. И поставили его отнюдь не коммунисты.

И вдруг этот тихий человек превратился в Зевса, у него полетели молнии из глаз, он начал нести такое, что я покрутил пальцем у виска и ушел оттуда. А передача же продолжается, ведущий говорит ему: «Ведь Быстряков вам ничего такого не сказал». Тот отвечает:

А все дело в том, что он, как оказалось, баллотировался в тот момент в депутаты от какого-то маленького городка под Львовом. И ему нужен был хайп, вот он и вытворял такое, что [Иннокентий] Смоктуновский просто курит в стороне.

Так что и с Пипой это может быть такая же история, все это спектакли. Мы сейчас живем в такое время, что если тебя начинают убивать на улице, то вместо того, чтобы помочь, тебя начинают тут же снимать на видео. Так что, может, этот парень и настоящий, и действительно сидит в приюте, а мама не может приехать из Одессы и забрать его. Кто знает.

Но я расскажу вам другой случай, который точно не постановочный: в маленьком селе Одесской области жил мальчик, который завоевал первое место в Великобритании на вокальном конкурсе. Он там спел песню «Смуглянка», после чего на него началось такое давление!.. И угрозы были, и поэтому Одесская епархия взяла его на свое обеспечение и вытащила из того села, в котором ему просто не давали жизни.

Когда с высочайшего государева повеления бросается в землю зерно ненависти, всегда найдутся землепашцы, которые будут это зерно холить и лелеять. К сожалению. В каждом обществе живут негодяи и подонки, которые молчат, пока им в руки не дают микрофон.

Они выходят на сцену, понимают, что настал их час, что дома жинка будет гордиться. То, что раньше было скрыто, становится явным, как будто ему впрыснули сыворотку правды, и теперь он такой, как есть. Он скрывался, был членом КПСС, как [Ирина] Фарион, а потом ей дали возможность. Ну или эта бездарная детская писательница, Лариса Ницой, с ней я тоже встречался в одной из телепередач. У нее такой стишок есть:

(Вова песика убил, кто осудит Вову? Песик учить не хотел украинский язык. — Ред.)

Очень трудно в этой атмосфере жить. Мне очень жалко тех людей, которые сейчас на Украине, в Киеве. Жизнь заставляет манипулировать, мимикрировать, говорить не то, что думаешь. Вернулись как будто годы Большого террора, только не расстреливают.

Но есть и другие люди: есть такая правозащитница, Елена Бережная, ее судят сейчас за то, что она защищала русский язык, защищала памятник [Николаю] Ватутину. Но суд постоянно откладывается, наверное, тоже ее готовят на обмен. Я ее хорошо знаю, она чистейший человек.

Такой же чистейший человек — академик Пётр Толочко, он тоже восстал против того, что историю нашей земли фальсифицируют и как угодно трактуют.

Но всегда находятся все эти активисты, которые со всем воюют, всегда в первых рядах, и руководствуются принципом «я Пастернака не читал, но осуждаю».