Невидимки, которых увидели. Кого и зачем на Украине ежедневно арестовывают и судят за лайки в соцсетях

«В марте прошлого года, после начала полномасштабной войны, украинский Уголовный кодекс был дополнен рядом статей. Среди них — об отрицании российской агрессии. Максимальное наказание — восемь лет лишения свободы. С тех пор по всей Украине каждый день рассматривают дела по этой статье. В государственном судебном реестре — более полутысячи приговоров».

Нашим словам можно не верить, можно считать их пропагандой, но что делать с абсолютно мейнстримным для Запада в плане отношения к Украине немецким государственным СМИ? Это оно утверждает, что каждый день судят за лайки и комментарии.

Такое заявление само по себе рушит благостную картину.

Во-первых, оказывается, что на Украине очень много людей, не поддерживающих праворадикальную дискриминационную политику постмайданного периода. Иначе кого судят ежедневно?

Во-вторых, этих людей в медиа не видно и не слышно, они безголосые и бесправные, лишенные даже подобия своего представительства в политике и в СМИ. Политические невидимки, которых, как писала Ханна Арендт, невозможно даже дискриминировать, поскольку для правящего класса их просто нет. А вот они — либо в глубоком подполье, либо в судах и тюрьмах.

И да, судят за лайки — это не преувеличение и даже не метафора: «Больше всего дел касается "распространения путем предпочтения" — то есть отметок "класс" под пророссийскими сообщениями в "Одноклассниках", российской соцсети, заблокированной в Украине с 2017 года».

Пророссийские сообщения или нет — это решают специально обученные эксперты-лингвисты. Впрочем, здесь есть элемент манипуляции. Заключается он, прежде всего, в том, что в УК Украины не существует понятия «пророссийский», а эксперт-лингвист должен отвечать только на конкретно поставленный вопрос строго в рамках своих компетенций, которые юриспруденции не касаются.

Иначе говоря, он не может ответить на вопрос, отрицал ли человек в сообщении российскую агрессию, поскольку такой ответ является юридическим, а не лингвистическим. Он может сказать только, есть ли в указанном тексте лексемы, например, выражающие одобрение действиям российской армии. А принимать решение касательно адекватности квалификации преступления и вообще наличия его состава (что имел в виду обвиняемый и какие цели преследовал) имеет право исключительно судья, причем по совокупности всех доказательств, а не только лингвистической экспертизы.

Именно поэтому формулировка немецких журналистов про «пророссийские сообщения» является манипуляцией. Но зато они зафиксировали сам факт уголовного преследования с перспективой получить до 8 лет лишения свободы за «класс» в «Одноклассниках».

Является ли такая, прости господи, правоприменительная практика эксцессом периода СВО? Нет. После победы Майдана мы следили за частью многочисленных процессов над людьми, которые репостили или лайкали картинки с георгиевскими лентами, знаменами Победы, настоящими или фейковыми цитатами Сталина, изображениями Брежнева и т. д. С конца февраля 2022 года ничего принципиально нового в этом вопросе происходить не стало — изменилось лишь количество статей УК, под которые подогнали лайки в соцсетях, и количество задержанных пенсионеров.

Закономерный вопрос: а как отметку «класс» можно квалифицировать в качестве распространения материалов, отрицающих российскую агрессию? Нам объясняют: «В "Одноклассниках" понравившиеся сообщения отображаются в новостной ленте. СБУ считает, что обвиняемые знали об этом — ведь пользовались соцсетью не первый год. Чтобы доказать, что их сообщения кто-то видел, следствие указывает количество друзей и подписчиков этих страниц».

Если не ерничать касательно полного дна в методах работы СБУ (офицер Департамента контрразведки сидит и в рабочее время подсчитывает, сколько друзей на страничке пенсионерки Марьи Ивановны из Житомира), то следует отметить, что СБУ может сколько угодно считать, что обвиняемый знал об отображении понравившихся сообщений в новостной ленте — в суде предположения не годятся, все надо доказывать. А как это доказать, если обвиняемый упрется и скажет, что он пожилой человек и понятия не имел, как это все работает? Но, как правило, доказывать ничего не приходится, поскольку государственные адвокаты подводят несчастных и перепуганных людей к самооговору и получению условного срока. Да, чаще всего не реального тюремного заключения, но судимость есть судимость.

Можно, конечно, считать аресты пенсионеров безумием, но заведением подобных дел и широкой их оглаской (правда, чаще всего, без конкретных фамилий) СБУ решает важнейший социально-политический вопрос создания общественной атмосферы тотальной ненависти, недоверия и страха. С одной стороны, людям показывают, что вокруг кишат российские агенты, а потому нужно быть в постоянном напряжении и не терять бдительность. С другой — показывают, что будет с теми, кто хоть малейшим образом усомнится в верности текущей государственной политики. Ненависть и страх в одном флаконе сводят с ума, приводят к перманентному состоянию истерики/апатии, шпиономании и поиску врага. В краткосрочной перспективе это сильное основание для устойчивости власти.

Кроме лайков, судят за «склонение к пророссийской позиции». Звучит не менее дико, но факт остается фактом. Состав преступления — пересылка своим друзьям сообщений, которые СБУ посчитает «пророссийскими».

«Гражданка, достоверно зная, что ее собеседники не разделяют ее антиукраинские мнения и утверждения, уверяла, что вооруженная агрессия Российской Федерации вполне правомерна, и выражала негативное отношение к стране, где она проживает, прославляя РФ, оправдывала преступления, совершенные российскими военными на территории Украины», — указано в приговоре Шосткинского районного суда Сумской области, приговорившего местную жительницу Татьяну к условному сроку.

К чему бы ее приговорили, если бы ее собеседники разделяли «антиукраинские мнения» (формулировка в приговоре тоже вне всякой критики, поскольку украинское законодательство не знает термина «антиукраинские мнения», а Конституция позволяет иметь и даже публично выражать вообще любые мнения), можно только представить. Также из приговора непонятно, какие именно преступления российских военных оправдывала Татьяна и были ли эти действия в законном порядке признаны преступлениями. В Латвии вот тоже есть подобный случай — публициста Владимира Линдермана судят за оправдание российских военных преступлений, хотя ни один суд в Латвии никакие действия России преступными не определил, соответственно,у обвинения нет предмета для доказывания.

А вот во Львове «склонением к пророссийской позиции» посчитали частный телефонный разговор 57-летнего Евгения Железко, который говорил соседу, что РФ проводит в Украине демилитаризацию и денацификацию и что Украина сама обстреливает свою гражданскую инфраструктуру. Сосед, оказавшийся теробороновцем, записал разговор и написал донос. Евгений — один из немногих, кто не признал вину, пояснив в суде, что, по его мнению, «Россию на полномасштабную войну против Украины спровоцировали, а Запад воюет украинцами за свои же интересы, которые направлены против России».

Решение суда, как для нынешней Украины и особенно для Львова, оказалось удивительным — всего полгода ареста, поскольку телефонный разговор был частным. Из этого процесса вытекают два немейнстримных для большинства российских медиа вывода: даже во Львове все еще есть противники ультраправой дискриминационной политики украинских властей и адекватные судьи, способные выносить относительно вменяемые приговоры в условиях совершенно дикого законодательства.

Мониторинг, разбор и систематизация всех этих приговоров (не говоря уже о тысячах дел, которые не дошли и, возможно, никогда не дойдут до финала) — отдельный большой труд, справиться с которым может только специально организованная под такую задачу группа исследователей. И это не абстрактная статистика, а переломанные судьбы реальных живых людей, которые по разным причинам не захотели маршировать в строю. Важны ли нам эти люди — не политики, не общественные деятели, не известные журналисты? Можно ли спасти хоть кого-то из них?