Потому что мы, не задействуя половину нашей армии и весь арсенал средств поражения, все равно не даем противник добиться успеха. А что будет, если мы нарастим свои усилия? Вопрос состоит только в сроках: год, два или три, считает военно-политический обозреватель Михаил Онуфриенко.
Об этом он рассказал в интервью изданию Украина.ру.
— Михаил, ранее ВСУ предприняли разведки боем в районе Орехова и под Угледаром. Также активизировались бои в районе Белогоровки на Луганском направлении. Можно ли, судя по их результатам, сказать, какое из этих направлений лучше/хуже прикрыто российскими войсками?
— На самом деле за последние дни ничего не изменилось. Противник регулярно проводит разведку боем на всех направлениях малыми группами. Просто сейчас в ожидании большого наступления ВСУ любое подобное боестолкновение СМИ расценивают как начало этого самого наступления.
А так под Угледаром бои идут все время. Противник не прекращает попыток выдавить нас из Павловки и Никольского, но это ему не удается. В районе Орехова ситуация аналогичная. И точно такие же бои идут на всем протяжении фронта от Харьковской области до Лиманско-Серебрянского лесничества в излучине Северского Донца.
По другую его сторону южнее находится Белогоровка. Это мощный укрепрайон ВСУ. Бои за него продолжаются много месяцев, населенный пункт несколько раз переходил из рук в руки. Сейчас ВС РФ атакуют его, ведут в бои в промзоне поселка. Противник пока удерживает частную городскую застройку и меловой карьер.
Повторюсь, бои там идут тяжелые. Если в преддверии наступления Украина потеряет Белогоровку, то ей придется часть сил перебрасывать на Северское направление. А это существенно, учитывая, что 100 тысяч военнослужащих "гвардии наступу" противнику набрать и подготовить не удалось. Бои за Спорное по той же самой причине.
Всего у противника 12 бригад. 9 из них вооружены западными союзниками киевского режима, а 3 оснащены советским оружием. Всего это около 50 тысяч человек. Учитывая некомплект личного состава в бригадах, этого достаточно для одного главного удара, но недостаточно для нескольких отвлекающих. Это вдвое меньше от того количества, которое ВСУ планировали собрать в декабре.
В целом Запорожское направление оборудовано нами лучше всего. Была масса спутниковых снимков наших позиций. Даже в самом Крыму созданы оборонительные позиции на случай возможной высадки десанта с моря. Продавить эту глубоко эшелонированную оборону нереально. Ты увязнешь на второй линии и где-то там и закончишь.
Тем более запорожские степи не способствуют укрытию где-то в складках местности. А, учитывая наше превосходство в авиации, результат понятен.
Зато на направлении от границы с Белгородской областью до Серебрянского лесничества бои идут тяжелые. В последние 1,5 месяца идут позиционные бои под Ямполовкой, Терновым, Торским, на выходе из балки Журавка, в Макеевке и Синьковке в районе Купянска.
Эта линия обороны укреплена явно меньше. Количество войск противника там тоже меньше, чем на Запорожском направлении. Но нужно учесть, что там рядом Харьков и мощная база в Чугуеве. Переброска войск оттуда занимает сутки. Поэтому нельзя говорить, что это второстепенное направление, не заслуживающее внимания.
Учитывая нашу оборону на Запорожье, для противника было бы выгодно ударить из Харькова на восток. Да, ВСУ рискуют получить наш фланговый удар со стороны Белгородской области, но их Генштаб при наличии западных кураторов предусматривает несколько планов генеральных наступлений.
Вообще, давайте не спешить с оценками относительно того, начал ли противник наступление или нет. Когда ВСУ начнут атаковать силами десятков тысяч единиц личного состава и сотнями единиц бронетехники, это все увидят. Его точно ни с чем не перепутаешь.
— Если говорить о направлениях главного удара, есть мнение, что самым уязвимым для нас является район Орехова, потому что у нас там самое длинное логистическое плечо. Так ли это?
— Понятно, что оно длиннее, чем на севере и в Донбассе. Но линия фронта здесь неизменна уже длительное время. У нас было более чем достаточно времени насытить позиции оружием, боеприпасами и топливом. Для отражения первого удара и боевых действий в течение двух недель этих запасов наверняка хватит.
Да, противник наносит удары по нашим тылам, но они гораздо менее массированные, чем наши. Речь не идет об уничтожении наших крупных складов топлива и боеприпасов. Иначе бы Киев обязательно опубликовал соответствующие кадры.
Повторюсь, с логистикой никаких проблем нет. Максимальная длина плеча составляет 100—200 км. Я ездил по этим дорогам. Они не уничтожаются и не находятся под огнем.
У противника нет столько огневых средств, благодаря которым он мог бы нанести поражение этим дорогам и отрезать нас от снабжения. Даже западные эксперты признают, что их у нас в шесть-семь раз больше, чем у них. ВСУ вынуждены их экономить и наносить удары по наиболее уязвимым и стопроцентно подтвержденным целям.
Понятно, что перед началом наступления это кратно увеличится. Но у нас достаточно опыта, в том числе печального. Мы уже не создаем крупные склады, мы разбрасываем все необходимое по разным местам.
Да, Пригожин постоянно говорит о недостатке боеприпасов. Да, их запасы не бездонные. Но это связано с тем, что они накапливаются для отражения наступления. Их всегда будет не хватать, потому что в ходе СВО подтвердилась доктрина Великой Отечественной войны, когда нужно многократное превосходство противника по численности стволов на километр фронта.
Да, высокоточные боеприпасы и БПЛА никто не отменял. Но они не компенсируют огневой мощи. Мы же видим применение на фронте 57-мм зенитных автоматов, а также гаубиц Д-30 и Д-20. Мы видим то, над чем раньше смеялись, — применение 100-мм пушек «Рапира».
Посмотрите на фотографии любых мест упорных боев. Там колоссальное количество воронок. Потому что круговое отклонение любого гаубичного снаряда на дальности свыше 10 км может достигать 100 метров. И для уничтожения одного опорника необходимы десятки снарядов. Потому что высокоточных снарядов вроде «Краснополя» не хватает во всех странах мира. Они слишком дорогие. Поставлять их вместо обычных снарядов невозможно.
Понятно, что нам нужно больше снарядов. Но об этом вам скажет не только Пригожин, но и командир любого другого подразделения. Тут нет пределов совершенству.
— Если противник выберет основным направлением удара наступление на Волноваху через Угледар, насколько нам помешает тот факт, что Украина подтянет туда свежие силы, а наши морпехи устали в позиционных боях за дачи?
— Я не вижу здесь большой проблемы. Противник тоже устал. Если он захочет бросить в наступление свежие бригады, то он опять же будет вынужден перебрасывать их по запорожским степям. А тут открытое поле действия для нашей авиации.
Судя по сводкам Минобороны РФ, наша авиация за день осуществляла максимум 18 штурмовых вылетов. Это можно сделать силами неполной эскадрильи по два-три вылета в сутки. Это очень небольшие силы. А у нас действующей фронтовой авиации 64 эскадрильи — около 800 машин. Это открытые данные. Все они не применяются.
Тем более фронтовая авиация не нужна для защиты наших границ на Дальнем Востоке.
Бомбардировочной и стратегической авиации у нас около 150 единиц. Мы еще не наблюдали действий одного авиаполка на узком участке фронта.
Да, в основном мы работаем по площадям, но если тысячи тонн свалятся на голову неприкрытой наступающей колонне ВСУ в запорожской степи, то это будет существенно. Причем удары бомбардировочной авиации могут наноситься на высоте свыше 4,5 км. Вражеские ПЗРК там не работают. А на дальностях свыше 40 км не работают «Буки» и передвижные средства ПВО.
С-300 у противника крайне мало. Они могут их разворачивать на стационарных позициях и это несет угрозу для нас. Но со стопроцентной безопасностью работать на войне никто не сможет. Мы можем потерять самолеты, но полностью остановить наступление ВСУ можно только ударами авиации.
Я общался с некоторыми высокопоставленными военными. Они говорят, что мы можем применить весь спектр вооружений в полном объеме. Характер боевых действий требует нанесения массированных ударов.
Взять ту же железнодорожную логистику. Мы по ней почти не бьем. А если мы перебьем 12 мостов через Днепр, мы полностью остановим снабжение ВСУ. Они будут на плотах и паромах перебрасывать свою бронетехнику и топливо. Тянуть трубопроводы по дну реки. Это значительно осложнит существование донбасской группировки.
Мы же пока наносим точечные удары, например, по железнодорожному эшелону в Херсоне и по двум станциям в Павлограде. Были удары по железнодорожному полотну в Славянске — Краматорске. Мы можем их нарастить. Скорее всего, масштабное наступление противника приведет к тому, что мы начнем наносить удары по логистике. Хоть и с запозданием.
— А у нас есть средства, способные нести минимум 3 тонны взрывчатки, чтобы взорвать мосты через Днепр?
— Давайте вспомним удары противника по Антоновскому мосту в Херсоне. Они били «Хаймарсами». ВСУ делали то, чего не делаем мы. Они каждый день выпускали два-три пакета. Часть мы сбили, часть промахнулась, но остальные попали и набили дырки.
Я ездил по этим мостам. Там дырки по метру в диаметре. Да, это не разрушило мост. Но через месяц таких ударов этих дырок стало столько, что движение прекратилось.
А у нас есть планирующие полуторатонные авиабомбы. Я уже не говорю про ракеты и другое высокоточное оружие. Нам ничего не мешает наносить по пять таких ударов в день. Если бы тысячи ракет и БПЛА, которые применялись при налетах на энергетическую системы Украины за эти полгода, были брошены на уничтожение транспортной инфраструктуры, железные дороги и мосты восстанавливать никто бы не смог.
Представьте, что мы уничтожили полотно на несколько сотнях метров. На сутки приехал бы ремонтный поезд. Мы его тоже уничтожили вместе с полотном. Он бы опять приехал, но через несколько таких вылетов у них бы закончились и поездка, и желание что-то ремонтировать.
Тем более на Левобережье эти дороги в основном прямые. Мы можем хорошо прицелиться и с большой дальности нанести удар серией авиабомб. Одна из них точно попадет в цель и все встанет. За пару недель таких ударов железнодорожное сообщение прекратится вообще.
— Вам могут возразить, что для этого надо окончательно подавить украинскую ПВО.
— ПВО прикрывает железнодорожные станции, города и критические объекты. Но невозможно перекрыть сотни километров железной дороги. А «Стингеры» точно не достанут до бомбардировочной авиации. Ничего не мешает нам этим заниматься. Это вопрос политических ограничений, о которых нам неведомо. Посмотрим, что будет дальше. Пока же мы делаем, что можем.
— Вы сказали, что нам нельзя недооценивать угрозу прорыва на Луганском направлении. Нужно ли нам в связи с этим спешить по Артемовску, чтобы срезать северский выступ и выйти в тыл Лиману?
— Это важная задача. Ее решение позволит нам вести успешные оборонительные бои.
Дело в том, что западная окраина Артемовска — это фактически оборудованный и защищенный плацдарм ВСУ. Хоть и под огнем, но они могут туда перебрасывать технику. Это лучше, чем штурмовать позиции, на которых закрепились мы, учитывая, что впереди чистое поле. Им действительно пришлось бы под огнем прорываться несколько километров до эшелонированной обороны.
Та же проблема у ВСУ с Белогоровкой и Спорным. Потеря этих населенных пунктов означает непосредственную угрозу Северску. Туда невозможно будет не перебросить подкрепления. А если падет Белогоровка, у противника возникнут проблемы с позициями в Серебрянском лесничестве на другом берегу. Он просто попадет в клещи.
Удары будут наноситься не только с севера и востока, но с юга. Поэтому они за него держатся руками, ногами и зубами.
Повторюсь, если Белогоровка падет до наступления ВСУ, то им придется перебрасывать подкрепления. А людей мало. Вместо 100 тысяч их всего 50. Да, они могут усилить их отрядами территориальной обороны. Но они хуже мотивированы, хуже вооружены и хуже подготовлены.
Их бросят в наступление первыми в надежде, что они что-то проломят. А эти 12 бригад «гвардии наступа» разовьют наступление. Да, бои будут тяжелыми. Но на том же Запорожском направлении шансов на успех у них нет.
— Наступление на Приднестровье в медийных целях тоже невозможно?
— Я еще с февраля говорю, что этого не будет. Поймите, что даже с международной точки зрения киевскому режиму это невыгодно. Де-юре это будет означать нападение на вполне прозападную Молдавию. Украине это ни к чему.
Представьте, что они зайдут в Приднестровье. Они его будут оккупировать? Нет. Они передадут его Молдавии? А Кишиневу это надо? Вести боевые действия в Приднестровье для них — тоже не комильфо. В этом нет никакого смысла.
Более того, Россия тоже не может использовать Приднестровье как полноценный плацдарм на западных окраинах Одесской области. Мы могли этим озаботиться в начале СВО. Это можно было сделать силами флота или воздушного десанта, но этого сделано не было. Приднестровье отрезано. Переброска туда личного состава и боеприпасов — сложнейшая задача, которая тоже вызовет международный резонанс. Нам это не нужно. С нами и так все воюют.
Поэтому Приднестровье останется зоной на будущее. Но регион должен иметь открытую границу с территориями, которые мы контролируем. Если этого не будет, Приднестровье задавят экономически и финансово.
Да, сейчас Украина там что-то держит для отвлечения внимания. А в наших телеграм-каналах натягивают сову на глобус, публикуя фотографии, как там роются окопы и противотанковые рвы. На самом деле это просто земляные работы, никак с этим не связанные.
Зачем нужны противотанковые рвы на крутом берегу реки? Вы собираетесь отражать атаку плавающих танков, взбирающихся по горным склонам?
Понятно, что никто не отменял хайп. А это потому, что у нас либерально-демократическое пространство для СМИ. У нас нет такого контроля, как по ту сторону мушки.
— Если говорить о глобальном уровне этого конфликта, в какой степени его исход будет зависеть от того, победит ли на выборах 2024 года в Тайване прокитайский или проамериканский президент?
— Никак не зависит. Американцы допустили большую ошибку, когда они в медийном плане полностью ввязались в СВО на стороне Украины.
До этого они действовали грамотнее. Напомню, что подписи под документом, что Майдан разойдется мирно, ставили главы МИД Польши, Франции и Германии. Они соврали, на следующий день произошел вооруженный переворот, но США были ни при чем.
Когда началась помощь киевскому режиму, американцы тоже стояли в стороне. В основном работала Европа. Более того, конгресс США принимал закон, где называл «Азов» (террористическая организация, запрещенная в РФ) нацистской организацией, которой запрещено оказывать помощь. В Минских соглашениях они тоже не присутствовали. Там была Европа, Европа, Европа. То есть США стояли за «большой лужей» и говорили, что они, в принципе, за, но слегка дистанцируются.
А сейчас США влезли в Украину руками и ногами. Но они в ней погрязли. Это часть их предвыборной кампании, от которой зависит второй срок Байдена (а он уже все поставил на эту карту). Тайвань/не Тайвань, а проиграть на остатках Украины они не могут. Потому что единственным оправданием, почему в Америке стало хуже жить и дорожает бензин, является лозунг «Мы должны поставлять оружие Киеву».
Американцы это понимают плохо. По последним опросам, только 37% американцев поддерживают помощь Украине. Если эта битва будет проиграна, потом администрации Байдена будет сложно объяснить, зачем они дальше помогают Киеву.
Поэтому что бы не было с Китаем и Тайванем, военная помощь Украине не прекратится. Уже поздно. На Западе уже создан медийный образ, что США должны победить Россию. А это нереально. Потому что мы, не задействуя половину нашей армии и весь арсенал средств поражения, все равно не даем противнику добиться успеха.
А что будет, если мы нарастим свои усилия? Вопрос состоит только в сроках: год, два или три.