Безусловно, политические партии — уходящая натура. То есть инструмент власти, который потихоньку ветшает, устаревает, обесценивается. Но жив пока, курилка.
Старое барахлишко может попасть и в разряд секонд-хенда, и в категорию «винтажной одежды». Так и партии: могут стать бессмысленной архаикой, а могут и сохранить роль смыслового хаба, как задумывалось когда-то отцами-основателями.
Но сейчас не об этом.
Уже в роли лидера партии Додон перед надвигающимися местными выборами сделал резонансное заявление в Гагаузии о необходимости партнерства с Россией. Говорил примерно следующее: мол, Россия — это дешевый газ, дешевая соляра. Ну и по мелочи: про дешевую электроэнергию, удобрения. Про космические корабли, которые бороздят...
Хотя нет, это уже из другой оперы. Короче, дружить надо...
Я по странностям ассоциативной памяти вдруг вспомнил свои давние лагерные военные сборы. Последний вечер «на гражданке» совпал с днем рождения камрада Андрея. Мы ему, как молодожёну, подарили компанией полную обувную коробку известных изделий номер два. А он, постеснявшись оставить их дома, взял громоздкую упаковку с собой.
И вот первая ночь в казарме. Начальник сборов майор Рогатюк решил перед отбоем проверить порядок в прикроватных тумбочках. К его изумлению, у курсанта Андрея вместо зубной щетки, мыла и подворотничков — на это не осталось места — лежала груда деликатных изделий.
Задыхаясь от гнева, могучий майор построил нас под дождем на плацу. Речь его была краткой, но внушительной: «Курсанты, когда я предупреждал, что вы у меня на...сь на сборах, кое-кто понял это слишком буквально. Поэтому для непонятливых объявляю ночной кросс в противогазах на пять километров».
Мне посчастливилось некогда консультировать Игоря Николаевича. Именно посчастливилось, поскольку он человек, приятный во всех отношениях. Но, блин, упертый. Как все молдаване.
Мне так и не удалось его убедить перед вторыми президентскими выборами, что геополитическая многополярность совсем не тождественна геополитической многовекторности. Даже наоборот: первая предполагает отказ от второй. По крайней мере, на уровне базового партнера, соратника, друга.
Даже силиконовая «Барби» — Майя Санду — это уже понимала (ей доходчиво объяснили) и сделала свой однозначный выбор, а тертый мужик Игорь Додон — нет. И проиграл вчистую. В политике нельзя садиться в шпагат, если ты одет в обычные, а не «пифагоровы» штаны.
Сейчас вот экс-президент Молдовы пытается исправиться. Горячо и искренне выступает за восстановление отношений с РФ. Но беда в том, что эти отношения он понимает так буквально, слишком буквально.
Через неделю это, скорее всего, подтвердится на гагаузских выборах. Но винить хорошего человека у меня рука не поднимается. Поэтому переключусь-ка на другое. А именно на причины столь жгучей и искренней ненависти, которую многие европейские политики откровенно демонстрируют по отношению к нашей стране.
Когда лидеры ЕС, особенно из Восточной Европы, вспоминают о российской державе, у многих дух перехватывает. Ну как у майора Рогатюка. Но только не от изумления, а от ненависти.
Особенно выразительны здесь поляки. Когда мне надо прокачать адреналин, специально смотрю выступления Моравецкого, Дуды, Качинского или подзабытого Валенсы. Даже порой оторопь берет. Откуда столько зашкаливающей пенноротой злобы? А ведь некоторых из них я знавал лично...
Да, считают нас врагами. Но так буквально. Слишком буквально!
Но почему же так, почему? У меня своя версия. Просто они считают нас страной. Точнее, страной-конкурентом. И за ресурсы, и за логистику, и за влияние. А мы вовсе не конкуренты. Потому что мы не только страна. Скорее не столько страна, сколько цивилизация!
Об этом недавно сенсационно заявил наш президент в новой доктрине внешней политики. Все эксперты это отметили, но никто не расшифровал. А зря! Такой подход в корне меняет отношение и с друзьями, и с врагами.
Не буду пока вдаваться в детали, но отмечу главное. «Страна» — это про границы, материальные ресурсы, сделки и выгоды. «Цивилизация» — это про миссию, базовые устои, главные смыслы и ценности. К примеру, «зерновая сделка» со страной возможна. А с цивилизацией — уже нет...
По иронии судьбы Запад — это практически одна страна (организационно, идеологически, мифологически), которая притворяется цивилизацией. А Россия — это цивилизация (пространственно, аксиологически, исторически), которую по недоразумению считают одной страной.
Если сжать со страшной силой все их пресловутые «цивилизационные ценности» и отбросить все бла-бла про либерализм, то в сухой остаток выпадут два слова: «индивидуализм» и «потребление». А это можно обеспечить и в границах какой-нибудь Андорры.
Если сжать со страшной силой все наши духовные метания, нравственные терзания, русскую тоску и славянскую широту и отбросить все бла-бла про консерватизм, то тоже остаются два слова: «коллективизм» и «творчество». А это едва ли можно обеспечить и в ойкумене двухматерикового пространства.
Если бы наши потенциальные друзья типа того же Додона относились бы к нам как к цивилизации, то речь бы не шла, по крайней мере с самого начала, о газе или соляре. Говорили бы о духовной синергии, общей судьбе, совместной исторической миссии. Это у страны газ — батюшка, а нефть — матушка. У цивилизации, при всем почтении к названным, совсем другие родители...
Если бы наши актуальные враги относились к нам как цивилизации, то речь бы не шла об «агрессии России против Украины». Говорили бы о том, что это РФ подверглась агрессии со стороны Запада, но сумела выстоять и отстоять право на свои цивилизационные нарративы. И будет этого быкующего соседа еще спасать от его собственного умопомрачения...
М-да, всего лишь два слова, а как меняется видение всего мира! Какие старые слова, а как кружится голова...
Короче, мы сами во многом виноваты: и в комплементарном буквализме друзей, и в ядовитом буквализме врагов.
В подзабытые годы былой бурной интеллектуальной жизни перед каждой из многочисленных научных конференций ведущий обычно говорил: «Давайте вначале договоримся о понятиях». Мы живем в глобальном мире, где обвально рушится международное право, падают с грохотом базовые законы. Если мы остаемся страной — это страшно. Если мы становимся цивилизацией — это их проблемы.
Пусть с нами договариваются о понятиях.