Насколько можно верить украинской социологии военного времени, изданию Украина.ру объяснил эксперт КС НКО, социолог Евгений Копатько.
— Евгений Эдуардович, как вы оцениваете последние социальные исследования по Украине?
— Я наблюдаю много социологических исследований, которые проводятся не только на Украине, а касаются конфликта в целом. Опросы проводятся Польшей, Германией, Италией, США.
Что касается социологической группы «Рейтинг», я знаю ее как уважаемую на Украине компанию. Она существовала до украинского военного конфликта, и сейчас — одна из немногих групп, которые делают исследования регулярно.
Если говорить про сам опрос, могу отметить, что огромная аудитория граждан не попала в выборку исследования. Как правило сейчас при таких исследованиях опрашивается достижимая аудитория населения — люди, которые находятся на территории Украины. Я обратил внимание на то, что в исследовании участвовали в основном украинцы, которые не меняли место жительства, хотя процент людей, которые изменили место проживания, существенно больше.
Я полагаю, что та определённая аудитория, которая попала под опрос, высказала понятную и естественную для нее позицию.
— Чем вызваны высокие рейтинги Владимира Зеленского, показанные февральским опросом? В октября 2021 года, как пишет автор Украина.ру, 77% украинцев считали, что Зеленский должен уйти по истечении полномочий, а лучше — раньше. Сейчас 65% хотят увидеть его президентом на второй срок.
— Я считаю, что относительно Зеленского сравнивать февральские исследования группы «Рейтинг» с данными опроса 2021 года некорректно от слова совсем.
В конце 2021-го на Украине была возможность ведения политической деятельности в стране, несмотря на то, что оппозиция была загнана [в угол], а борьба с оппонентами шла не совсем демократическим путём. У Зеленского, кстати, на тот момент был достаточно приличный рейтинг — если учитывать в каком состоянии находилась страна.
На мой взгляд, политического процесса в нынешних условиях на Украине, особенно в выборах, быть не может. Тут есть масса составляющих, начиная с технических: нарезка округов, списки избирателей и так далее. Но это не самое важное.
Во-первых, запрещены практически все политические партии, которые имеют хотя бы номинально отличную точку зрения от ныне действующей власти. Зеленский сейчас абсолютно номинальный лидер страны — других рядом нет. Во внешнеполитической повестке Зеленский — номер один: лидеры стран, начиная от президента США и заканчивая главами сопредельных государств, демонстрируют ему солидарность и поддержку.
Во-вторых, у Зеленского есть абсолютная прерогатива в медийном, политическом, информационном пространстве. Он задает направление деятельности украинской власти, включая то, как действовать вооружённым силам.
В-третьих, люди могут кого угодно обсуждать, но по большому счёту в информационном пространстве сейчас присутствуют, пожалуй, только нынешний президент Украины и пара фигурантов, которые были советниками или министрами. Но это опять-таки очень короткий трек, потому что выпадение из информационного пространства снимает их с политической повестки.
Эти люди, министр обороны, какие-то силовики, могут быть относительной альтернативой Зеленскому, потому что, скорее всего, это фигуры влияния и отражение внутренних процессов, которые заставляют людей присутствовать при власти и управлении силовыми или государственными структурами. Это немного другое — не политический процесс, который предусматривает конкурентную борьбу.
Поэтому я полагаю, что на сегодняшний день говорить о выборах на Украине вообще не стоит.
— Насколько можно верить украинской социологии военного времени?
— Слово «верить» — это в церковь. Вопрос доверия в условиях войны — это нечто другое.
Повторюсь, что социологи работают с той аудиторией, которая у них есть сейчас; обозначают, каким методом и какую часть населения они опрашивали. Это довольно большой пласт людей, но, подчёркиваю, это далеко не всё население Украины. Извините, около 10 миллионов человек выехали из страны, часть — поменяли место жительства внутри государства.
Но вы задали очень правильный вопрос. Сразу хочу сказать, что очень многие люди на Украине совсем не думают так, как власть. Мнение этих людей находится за семью печатями, как принято говорить. Потому что любая альтернативная [киевскому режиму] точка зрения (допустим, разговоры о мире, беседы о том, что нужны изменения во власти) рассматриваются как государственная измена или как оказание давления на власть в условиях войны.
Альтернативных точек зрения не может быть в условиях войны, поэтому социология тоже носит определённый специфический характер.
— О чем говорит безоговорочная вера граждан Украины, что ВСУ победят?
— Здесь причин много. Во-первых, нужно отдать должное, на Украине довольно мощно и весьма креативно работает информационная машина. При этом украинская повестка практически полностью солидарна с западной. Когда человек живёт в таком информационном поле, какие у него могут быть другие аргументы?
Во-вторых, обстановка в Киеве, Житомире или во Львове существенно отличается от жизни людей, например, в Херсоне, Запорожье или в Харькове. Там существует проблема достижимости аудитории, ее отношения, проблема закрытости людей — тут больше вопросов, чем ответов.
— Среди украинцев 80% относятся к русским холодно. В 2018 году таких было 23%. Чем вызвана все более агрессивная русофобия?
— Я расскажу, откуда идут такие цифры. Русофобия появилась еще перед самым распадом Советского Союза. Просто в России делали вид, что русофобии нет и закрывали на нее глаза. Процесс шёл годами, десятилетиями. Окончательный ментальный слом произошёл после февраля 2014 года, и дальше процесс дерусификации стремительно развивался.
Поэтому, когда спрашивают, откуда взялась агрессивная русофобия, это у меня вызывает только удивление. Русофобия формировалась годами, а боевые действия и информационное освещение украинского конфликта ее усилили.
Здесь есть один ключевой момент. Огромное число людей не понимало каких-то действий внутри Украины после кризиса на юго-востоке в 2014 году. Потому что не было политической силы, которая на самом деле отражала бы интересы жителей юго-востока. Всё остальное — была имитация.
Возможно, все прорусские (выразимся так) партии, которые пытались каким-то образом действовать, не имели равных возможностей с политическими силами, которые пришли к власти. На прорусских политических лидеров и избирателей оказывалось давление и так далее. Плюс непонятной была картинка будущего, которая обычно людей объединяет.
Поэтому русофобия не сегодня, не вчера взялась. С февраля 2022 года этот процесс имеет необратимый характер, на мой взгляд.