Над Мариуполем — одном из самых больших в регионе городов после Донецка — развевается российский флаг. О том, как выглядит сейчас Мариуполь, и о том, что такое война в головах — в репортаже издания Украина.ру.
Прямого сообщения с Мариуполем нет, из Донецка не получится уехать на автобусе. Кто-то говорит, что автобусы не ходят по коммерческим причинам, кто-то видит в этом военную предусмотрительность. Парадокс такой: на трассе на Мариуполь стоят установочные павильоны, раскрашенные в триколор, но общественного транспорта нет. Самое простое — проехать сто километров до Азовского моря на личном автомобиле или прыгнув кому-нибудь на хвост. Вырваться из обстреливаемого украинскими войсками Донецка в Мариуполь хотя бы на денек — уже отличный «антистресс».
За окном — донбасская степь, гуляет сильный ветер. Уже в двадцати километрах от Донецка, в Еленовке, рабочие укладывают асфальт на тротуарах вдоль трассы, расчищают обочины, спиливают ветхие деревья. Эта картина завораживает, так как Донецк уже давно не видел строителей в таком количестве. Где-то в степи протягивают новый водопровод.
В Мариуполе многолюдно. На остановках — десятки человек в ожидании транспорта, а он здесь бесплатный. Город сильно пострадал от боевых действий: многие жилые многоэтажки разбиты, из них будто вырваны куски подъездов, целые этажи. В некоторых домах зияют обугленные глазницы кухонь. Разрушения восстанавливают на глазах: и там, и там рабочие в оранжевых робах кладут кирпич, восстанавливая кусок многоэтажки там, где до весны были чьи-то квартиры. Город грохочет, и грохот этот — сила созидательная — издают ковши экскаваторов, самосвалы, груженые бетонным мусором и бесконечные потоки фур со строительными материалами.
В окно припаркованной машины стучит пацан лет восьми. Он протягивает руку, просит дать хоть что-нибудь. Через пять минут — еще два пацана. Через десять — женщина средних лет в защитной маске. Через полчаса дети войны довольные шныряют вдоль забора с мандаринами.
— Дети, — задумчиво говорит бывший донецкий военнослужащий Василий, принимавший участие в боевых действиях в Мариуполе, и начинает рассказывать. — Детей украинские боевики использовали, чтобы выезжать из города. Вот стоим на блокпосте, едет автомобиль. Останавливаем для проверки документов, спрашиваем у детей: как маму и папу зовут? А они говорят, что это не мама и папа, и мы этих «родителей», естественно, забираем.
Василий рассказывает о том, как город был буквально завален трупами. Погибшие лежали на дорогах, и их старались объезжать военные. Украинские боевики после себя минировали все, что можно: квартиры, магазины, школы и так далее. Кто-то бежал из города вместе с ними.
Военнослужащие разминировали город, переписывали население, проверяли местных жителей, патрулировали улицы. В одной квартире жил высокопоставленный сотрудник прокуратуры Украины. Он оставил дома все, что могло его идентифицировать: и китель, и документы, и награды. В другой квартире находился подпольный бордель. Военные нашли здесь тело проститутки прямо на кровати — вероятно, погибла от осколочного ранения. Труп вздулся. В третьей квартире жильцы отмечали чей-то день рождения. В шкафу у хозяина висела украинская форма. С днем рождения поздравили и пригласили на выход.
«Ну, а кто его знает? Вдруг он боевик и прятался? Таких здесь много», — пояснил Василий.
Мужчину забрали на фильтрацию — проверочные мероприятия по выяснению, скажем так, деталей прошлой жизни, а после отпустили.
А один дедушка, например, встретил военных с флагом ДНР. Старик достал из-под матраса, на котором спал, черно-сине-красный триколор и со слезами на глазах сказал: «Ребята, я вас ждал».
Боевые действия всегда неразрывно связаны с мародерством. Украинские боевики поступали следующим образом: они грабили ювелирные магазины, что-то оставляли, а затем выстреливали в здание из гранатомета, чтобы скрыть следы и списать воровство на боевые действия. Потом, рассказывает Василий, военнослужащие часто встречали украинских пленных, которые приматывали награбленное к телу скотчем.
«Такие случаи встречались, когда проверяли пленных на предмет нацистских татуировок. Вот снимает он майку, а под ней скотчем к груди примотаны кольца, серьги и цепочки. Нет, я не говорю, что у нас все такие белые и пушистые, но в армии быстро навели порядок. Если по уставу что-то положено тебе иметь, то не дай бог у тебя увидят что-то лишнее. Сразу уголовное дело. Мы ничего не брали», — продолжил он уверенно.
Мирные жители тоже пытались хитрить, когда началось восстановление Мариуполя. Можно услышать множество рассказов о том, как кто-то юридически владел несколькими домами и пытался переписать какой-нибудь один разрушенный дом на близкого родственника — сесть, как говорится, в последний вагон, — чтобы получить компенсацию или новую квартиру.
В украинские годы к дончанам здесь нормально относились, с пониманием. И это несмотря на то, что Киев пытался превратить город в витрину образцовой «бандеровщины».
Ведущие местных телеканалов перед эфирами заучивали тексты на украинском, так как для них это в основном был не родной язык. И выдыхали, когда оттарабанивали эти тексты на камеру. Настоящей пыткой для студентов журфака было обязательное обучение на украинском. Однако некоторые преподаватели относились с пониманием и переспрашивали: на каком языке лучше читать лекцию? А некоторые, наоборот, снижали оценки тем, кто думает на русском и для кого мова никогда не станет родной, рассказывает шеф-редактор телеканала «Мариуполь 24», дончанка Ксения Мисюревич, которая пережила месяц боевых действий в Мариуполе.
«Однажды к нам в общежитие пришли представители [украинской] территориальной обороны, которые зазывали студентов в какое-то якобы убежище возле драмтеатра. Они забрали четверых наших ребят. Мы не знали, куда они ушли и зачем, но после этого произошли события в драмтеатре. Были моменты, когда украинские военнослужащие подъезжали к общежитию с техникой, отстреливались и уезжали», — вспоминает она.
Никогда, по ее словам, она не встречала непонимание или агрессию со стороны жителей Мариуполя по отношению к себе из-за того, что она приехала из Донецка. А драмтеатр… От здания остался только фасад со скульптурами. Руины обмотали строительным текстилем с изображением того, каким театр будет после реконструкции. За лесами работает экскаватор — разгребает завал.
Жителей Мариуполя будто «опоили» чем-то, говорит Василий о состоянии горожан. Впрочем, мне кажется, что от Донецка они отличаются лишь тем, что боевые действия уничтожили почти половину города буквально за месяц, и после этого пришла Россия — восстанавливать разрушенное. Донецк же стоически держит украинские удары с 2014 года. Как говорит один мой хороший друг, если бы для того, чтобы Донецк начали ускоренно и масштабно отстраивать нужно было повторить такой же путь, как и Мариуполю, то он бы этого не пожелал.
Жирную черту пытались провести киевские власти между дончанами и жителями несостоявшегося «бандерштадта». И вот еще один пример того, насколько сильным был раскол:
Мариуполь, март 2022 года. Жителям окраин еще непонятно, какие войска какой населенный пункт контролируют. Молодые люди из Донецка приезжают в село на машине с большой буквой Z из скотча на борту — после девяти лет разлуки они впервые навестили мать, передали продукты. В селе нет газа и электричества. В доме у тех, у кого есть обычные дровяные печи, собираются соседи, чтобы приготовить еду — это как в советские годы телевизор посмотреть. На следующий день, как обычно, по бытовым делам приходит соседка, завязывается короткий разговор.
— Наташ, що будеш робити, коли наші прийдуть? У тебе син сепаратист.
— А наші вже прийшли, — отвечает ей женщина на том же языке.