Владимир Путин в интервью корреспонденту Павлу Зарубину заявил о том, что геополитические оппоненты стремятся расчленить "Историческую Россию", и заметил: "а наша-то цель в другом — в объединении русского народа". Ровно 100 лет назад, 29 – 30 декабря 1922 года, на территории исторической России было провозглашено государство с подчеркнуто космополитическим названием "Союз Советских Социалистических Республик". Подразумевалось, что в дальнейшем в его состав постепенно вольются все страны мира, республика Советов станет "Земшарной" (что отражено на гербе СССР).
Но на тот момент Союз был образован четырьмя субъектами — Российской СФСР, Украинской ССР, Белорусской ССР и Закавказской СФСР. Именно с ликвидации политического единства большого русского народа большевики начали преобразование исторической России в СССР: на западнорусской территории были образованы первые советские национальные государства — БССР и УССР (РСФСР и ЗСФСР были подчёркнуто многонациональны).
При этом в состав РСФСР на момент заключения Договора о создании Советского Союза входила вся Средняя Азия (обособление таджиков и узбеков большевики считали делом второстепенным по сравнению с отделением от советской России матери городов русских - Киева).
Раскол триединого русского народа посредством национального сепарирования белорусов и малорусов от великорусов был ключевым пунктом большевистской национальной программы. После Октябрьской революции главным врагом советской власти провозглашался "великодержавный шовинизм", который был признан "в 1000 раз опаснее буржуазного национализма" других народов страны. А потому Ленин и его соратники в первую очередь решили демонтировать ключевые элементы русского национального строительства, проистекавшего в XIX — начале XX веков.
Дореволюционная концепция большой русской нации, включающей великорусов, малорусов и белорусов, была отброшена, а белорусский и украинский национализмы — легитимированы.
Но была одна проблема — подавляющее большинство жителей созданных большевиками БССР и УССР обладали русским национальным самосознанием либо имели русскую идентичность, основанную на восприятии православия как "русской веры".
В Белоруссии интеллигенция в основном придерживалась западнорусской идеологии и определяла свою национальность по формуле "я белорус, а значит русский". В крестьянской среде доминировала конфессиональная идентификация. Белорусский этнограф Е.Ф. Карский в 1903 году писал: "На вопрос: кто ты? простолюдин отвечает — русский, а если он католик, то называет себя либо католиком, либо поляком".
Для реализации в БССР и УССР национальных проектов большевикам необходимо было сломать через колено русское население Белоруссии и Малороссии, которое не видело необходимости в национальном обособлении от великорусов. И они это сделали.
В 1920–1930-х годах, в рамках политики "коренизации", сепаратная белорусская и украинская идентичности были внедрены сверху методами административного нажима. В союзники советская власть призвала немногочисленных, но пассионарных белорусских и украинских националистов, которые стали видными советскими чиновниками и посредством официальной пропаганды и системы школьного образования осуществили широкомасштабную индоктринацию населения в национальном (т.е. антирусском) духе.
По меткому выражению украинского публициста начала 1990-ых, "Украина родилась от совокупления коммунистов с националистами". Самостийная Белоруссия родилась в результате такого же процесса.
Проводимая большевиками и белорусскими националистами политика "коренизации" предполагала внушение белорусам особого нерусского самосознания, создание и тиражирование национального мифа, основанного на идее этнической обособленности белорусов от великорусов.
Белорусы в трактовке национал-коммунистов представали в образе несчастного и обездоленного народа, угнетённого в период существования Российской империи великорусскими эксплуататорами, а потому нуждающегося в защите от "того истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника" (Ленин).
"Великорусским шовинистом", в частности, был объявлен упомянутый нами профессор Е.Ф. Карский, который не отступил от принципов дореволюционной этнографии в угоду большевистским национальным экспериментам. В советской прессе была развёрнута компания по шельмованию выдающегося белорусского учёного, в результате которой он был исключён из Академии наук и снят с должность директора Музея антропологии и этнографии.
Такая же судьба постигла всех сторонников общерусской идеи, оставшихся после революции в СССР.
Белорусский мыслитель И.Л. Солоневич, находясь в эмиграции, так определил сущность национальной политики большевиков в отношении русских:
"Я — белорус и, кроме того, крестьянского происхождения. Ко мне, белорусу, приходят милостивые государи, которые пытаются вбить клин ненависти между мной, "кривичем", и другим Иваном — "москалем". Другие сеятели ненависти приходят к другому Ивану — Галушке и пытаются вбить еще более острый клин ненависти между ним, Иваном Галушкой, и тем же Иваном Москалем. У этих милостивых государей нет за душой ничего, кроме бездарности и ненависти. Больше — ничего".
В Белоруссии насильственная "коренизация" получила крайне негативную оценку со стороны местного населения, которое даже в период большевистского террора пыталось сопротивляться советской "белорусизации". Особое возмущение белорусов вызывала практика принудительного введения белорусского литературного языка в сферу образования и другие области общественной жизни.
Дело в том, что создатели белорусской литературной нормы всячески стремились отдалить её от общерусского литературного стандарта (прежде всего, путём многочисленных заимствований из польского языка), в результате — "беларуская літаратурная мова" оказалась нежизнеспособной и не выдержала конкуренции с русским литературным языком, который был значительно ближе к живому белорусскому наречию и воспринимался белорусами в качестве родного.
В статье "Вражда из-за языка" (1926 г.) представители полоцкой интеллигенции писали:
"Когда впервые здесь насильно, т. е. без всякого плебисцита, стали вводить в школы, в учреждения белорусский язык, то население отнеслось к этой реформе настолько отрицательно, что в деревнях стали раздаваться такие голоса: “Сначала к нам пришли немцы, потом поляки, а теперь идут на нас… белорусы”… Т. е. население стало считать белорусизаторов своими врагами".
В этой же статье отмечалось:
"Нигде вы не услышите среди простого населения тот язык, который якобы "воспроизводится" правящими сферами, который они стараются сделать языком всех белорусов, т. е. тот язык, который даётся в Минске по особой терминологии. В основу этого языка положено минско-полесское наречие, и в него введена масса польских слов (до 45-50 %). Вот почему, когда вы говорите с белорусом, вы прекрасно его понимаете, и он вас понимает. А вот когда вы ему станете читать издаваемую в Минске на белорусском языке по новой терминологии газету “Советская Беларусь”, то ваш собеседник только глаза пучит. “На каком это языке газета написана?”— недоумевает он".
В редакции белорусскоязычных газет того времени приходила масса писем от читателей, в которых они требовали публиковать материалы на русском языке. В качестве примера приведём весьма характерный отрывок из письма рабочего С. Карпенко в редакцию газеты "Чырвоная Полаччына":
"Прошу Вас с нового года сделать Вашу газету другом нашим и другом нашего родного населения Полоцкого округа, т. е. перевести её на столько процентов на родной нашему населению язык, на сколько Вы в данный момент печатаете на чуждом нашему населению белорусском языке. Я прекрасно знаю, что все сотрудники Вашей газеты с лучшим успехом могут писать на русском языке, чем ломаться на белорусском".
Но, несмотря на протесты, жернова "коренизации" продолжали перемалывать население Белоруссии. Большевикам нужны были "свядомые" белорусы для оправдания политического и культурного размежевание большого русского народа.
На X съезде РКП(б) наркомнац Иосиф Сталин прямо заявил:
"Здесь я имею записку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского, ввиду чего поднять культуру белорусского народа можно лишь на родном его языке".
Таким образом, товарищ Джугашвили по праву может считаться одним из отцов-основателей нации "свядомых" белорусов. Сегодня белорусские националисты почему-то не вспоминают об этом замечательном факте, но вот их литературный кумир, Янка Купала, не стеснялся в выражении признательности "отцу народов". Приведем строчки из стихотворения белорусского классика:
Дзякую партыі Леніна — Сталіна,
Дзякую Сталіну мудраму, роднаму,
Што на Расіі жандармскай развалінах
Гору канец палажылі народнаму,
Што Беларусь маю цёмную, ўбогую
Вывелі ў людзі, і стала дзяржаўнаю,—
Выцерла слёзы, пайшла ў свет дарогаю
Побачкі з сонцам, дарогаю слаўнаю.
Несмотря на то, что в середине 1930-ых годов большевики вынуждены были отказаться от радикальных форм "белорусизации", на протяжении всего коммунистического эксперимента в Белоруссии последовательно реализовывалась ленинская национальная политика, неотъемлемой частью которой было постулирование национальной обособленности белорусов.
Понятие "русский", исконно бывшее общим для всех восточных славян, в советский период сузилось до обозначения только одной из этнических групп, в дореволюционной традиции известной как "великорусы"; называть белорусов и украинцев русскими стало считаться предосудительным и оскорбляющим их национальные чувства.
Даже послевоенная концепция "трёх братских славянских народов" предполагала существование отдельных советских наций — русских, украинцев и белорусов, которым предписывалось иметь самостоятельную национальную культуру на основе "своего" языка.
Деятельность советской фабрики наций оказалась весьма успешной, и в 1991-ом с её конвейера сошли два nation-state — Республика Беларусь и Украина, которые являются плот от плоти детищами советского эксперимента над русским народом. И если белорусская власть признаёт преемственность РБ по отношению к БССР, то оппозиция вовсе пытается формулировать антисоветский дискурс, тряся поэтическими сборниками поэтов-сталинистов.