— Владимир, 2022 был годом напряженного политического противостояния в мире. Тут и СВО на Украине, и противостояние на корейском полуострове, и проблема Косово, и Иран, и «заговор» рейхсбюргеров в Германии… Почему все это произошло именно в 2022 году?
— Если исходить из объективной статистики по проблемам планеты и человечества, то два фактора я бы выделил. Экономический, само собой, и политический, которые всегда взаимосвязаны. Ну еще третий можно взять — экологический фактор.
С одной стороны, возьмем политику в целом, потому что политика не всегда следует законам экономики, иногда тут присутствуют какие-то внеэкономические амбиции.
Мы наблюдаем раскол между политическими элитами. Допустим, во времена Холодной войны элиты были относительно консолидированы, были «наши-ваши», капиталисты-коммунисты. Между этими элитами, теми и другими, был некий консенсус.
Все-таки были какие-то международные правила и договоренности, это все относительно соблюдалось. Более мелкие деятели на политической сцене понимали, что большие дяди договорились, и пока они договорились, мы делаем наши мелкие делишки, а красную черту никто особенно не переходил.
Потом, когда пошел весь этот раскол, раздрай, когда между большими дядями начались сильные противоречия, то и более мелкие их союзники поняли, что центральный контроль ослаб, что можно теперь попробовать в этой мутной воде своих рыбок половить. И начали ловить.
Блоковая дисциплина стала исчезать в старом ее смысле, и в то же время возникли тенденции к образованию новых силовых блоков. В данном случае уже Китай стал самостоятельно действовать, Индия пытается самостоятельно работать, арабские страны поднимают голову. И противоречия Москвы и Вашингтона никуда не ушли, само собой.
Все это вместе начало расшатывать политическую ситуацию в мире. Мы видим, что происходит то, чего раньше не было: например, один и тот же политик взял и поменял свою ориентацию в течение 20 лет своей политической карьеры. Мы видим, как одни политики начинали как левые, а закончили как правые, и наоборот, были правыми — стали левыми. Переходят из партии в партию.
То есть нет уже тех принципов, которые раньше держали реальность. Все идет в сторону волюнтаризма, политики поступают так, как это выгодно прямо здесь и теперь.
Эта логика «здесь и теперь» делает политическую ситуацию нестабильной, потому что никто не знает, чей партнер может на следующий день перебежать в противоположный лагерь или какую-то свою новую инициативу организовать. Тем более третьесортные партнеры тоже могут объединиться как муравьи в огромную кучу и съедят медведя.
Политический режим начал расшатываться, и, соответственно, даже в ООН возникли проблемы. Сама ООН ставится под вопрос: насколько это авторитетный международный орган? А другого нет.
Есть попытки создать какие-то новые форумы, новые площадки, но они тоже не пользуются всеобщей легитимностью.
— Расшатывается ведь и экономика?
— Еще бы.
С одной стороны, это обусловлено тем, что современный капитализм перестал приносить прибыль. В том плане, что современные традиционные формы развития бизнеса теряют свою доходность.
Мы помним ситуацию с ковидом, когда практически все было закрыто — предприятия, туризм и т. д., в итоге началась рецессия. Соответственно, бизнес везде потерял, экономика начала приносить проблемы.
Ковид отменился в этом году, и все рванули сразу, но стратегия рывка тоже поменялась. Если раньше стратегия все-таки была долгосрочная, многие старались играть вдолгую, все эти фьючерсы, делали ставки вперед на десять, на двадцать лет, были планы, понимание, что крупные инфраструктурные объекты не принесут сразу отдачу, что нужно будет долго ждать...
А сейчас, после ковида, все поняли, что возможны несистемные обрушения и форс-мажоры.
Поэтому логика владельцев денег состоит в том, чтобы как можно быстрее их отбить, любыми путями, но главное, чтобы здесь и теперь, а что будет дальше — нас не волнует.
Даже угрозы экологических катастроф тоже отходят на задний план с точки зрения логики современного рынка.
В Америке произошел обвал всех акций, активов и т. д. Это форс-мажорная ситуация, что все вниз пошло. Но акции, которые отвечают за стоимость, упали меньше, чем акции, которые отвечают за рост. То есть до последнего времени все в основном ставили на спекулятивный рост, и, соответственно, ставка федерального резерва тоже была очень высокой.
Она была очень высокой, но это ведет, по мнению специалистов, к рецессии. С другой стороны, и то же самое: ставка Центрального Банка тоже высокая.
Я думаю, что здесь происходит некая, может быть, не прямая, но некая идеологическая коррекция, потому что наши в России, в Центральном Банке, тоже следуют этим схемам федерального резерва: раз в Америке держат высокую ставку, то и в России тоже высокая.
Конечно, в Америке ниже все-таки, чем в России, но по логике вещей, та же самая политика. Потому что в современной инфраструктуре, в глобальной экономике все связано.
Возвращаемся к глобальной капиталистической модели, которая старается контролировать отдельные участки в лице своих администраторов и топ-менеджеров. А с другой стороны, эти тенденции новой политики, роста населения и дефицита ресурсов, соответственно, экологические проблемы — это тоже продолжает давить.
В результате эта спекулятивная форма наживы в масштабах реальной экономики теряет прибыльность. Мы видим, что каждый пытается, с одной стороны, сохраниться в общем направлении, чтобы совсем так не отпадать уже на периферию, с другой стороны, выбирает новые средства развития.
Мы видим: та же проблема в Европе с газом, с нефтегазовой добычей и прочим. Сейчас они отказываются чисто из политических соображений от российских источников. Они подсели на арабскую иглу, на нефтегазовые источники из арабских стран — Саудовская Аравия, Катар.
Арабский мир благодаря этому поднимается. Мы видим, что Катар в Европе заключил контракты, при этом он хочет и с Китаем торговать. Тут же возникает коррупционный скандал в Евросоюзе: арабские шейхи продавили это решение.
Все эти неувязки способствуют напряженности — политической и социальной. Кроме того, это все происходит в условиях продолжающегося демографического роста, но население воспитано на ценностях современной массовой культуры, которая продвигает именно потребительство и все, что с ним связано.
Все хотят заработать, и заработать не так, как раньше: одно поколение работает, а уже следующее идет получать высшее образование. Сейчас хотят заработать прямо здесь и теперь. Соответственно, растет напряженность в обществе, доходность низших слоев населения падает повсеместно.
Высокопоставленные представители олигархата богатеют, и даже сейчас в условиях кризиса есть те, кто разбогател. Если мы посмотрим по ситуации на американском рынке, то в основном прибыль извлекают компании, связанные с сырьем. Сырье и доллары — они относительно растут.
А золото, криптовалюты, денежные инструменты, акции, американские облигации падают. Получается, именно спекулятивный сектор или сырьевой, где речь идет о реальных запасах, растет.
Но это же не может продолжаться вечно, потому что, как я уже сказал ранее, люди хотят больше товаров, хотят больше потреблять, а это невозможно.
По современной статистике средний житель Соединенных Штатов потребляет энергоресурсов до сорока раз больше, чем житель какой-нибудь периферии из Третьего мира, раз в десять больше, чем средний европеец. Невозможно будет удовлетворить интересы всего мира, всех восьми миллиардов людей, если уровень потребления везде вырастет как в США.
Мы видим разделение на богатых и бедных, на энергоемкие общества и, наоборот, с низкой энергетикой. Это тоже ведет к конфликтам.
— Видите ли вы раскол в США и в англосаксонском мире в целом?
— Конечно. Мне одна знакомая, которая буквально пару дней назад вернулась из Америки, рассказывала, что там настолько все поменялось, что сейчас американец для нее как китаец: совершенно непонятный. Видно, что все крутится вокруг совершенно дикой и жесткой конкуренции за ресурсы, за деньги.
Все в Америке пытаются заработать здесь и теперь любыми средствами. От нищего, который хочет как можно больше выбить бабла из прохожих, и до каких-то высокопоставленных товарищей.
Знакомая говорит, что с людьми общаешься, смотришь им в глаза, а они как будто тебя не слышат, как будто они сидят в своем дискурсе. Они друг друга понимают, а ты со стороны вообще не понимаешь, о чем речь идет, что происходит в Америке. И все потому, что нет человеческого контакта с точки зрения общего понимания реальности.
В Америке какая-то совершенно другая история начинается. Для человека со стороны, для европейца, который вдруг после долгого промежутка попал в Америку, это становится очевидным.
Я ее тоже хорошо понимаю, хотя я в Штатах не был двадцать лет, наверное, я помню еще старую Америку. Какие-то тенденции можно все равно понять, что там происходит. При этом свой собственный ментальный кокон, непонятный всем остальным, возникает не только в Америке, но и в Китае, и в России.