Например, почему не наносятся удары по центрам принятия решений? Почему после двух месяцев атак на энергообъекты Украины, они сравнительно быстро восстанавливаются, а по железнодорожным путям продолжается доставка к линии фронта боекомплекта и живой силы противника? А мы их, железнодорожные пути и подстанции, не уничтожаем. Почему не разрушены все логистические пути поставки вооружений Запада на Украину? И так далее и тому подобное
Вопросов много, ответить на них сложно, а иногда просто и понятно — невозможно, потому что сама природа специальной военной операции не предусматривала с самого начала характера и объема таких действий — направленных на уничтожение Украины как независимого государства. В общем, понятно, что на Украине мы воюем не с украинским народом, а с коллективным Западом. Это, конечно, многое объясняет, но не всё.
Цели и задачи специальной военной операции были с самого начала сформулированы достаточно своеобразно — денацификация и демилитаризация Украины. То есть конечной целью были заявлены не разгром врага в его логове и даже не капитуляция нацистского государства и низвержение нацистского правительства, а политический процесс, то есть определенные действия России (не обязательно только военные), которые и определялись как конечная цель.
То есть процесс денацификации и демилитаризации Украины и есть конечная цель российской спецоперации. Еще раз, не капитуляция нынешней власти, а политический процесс очищения Украины от нацистов и недопущение присоединения Украины к НАТО. Обе задачи носят отчетливый не военный, а сугубо политический характер.
Политические цели лишь отчасти могут быть достигнуты военными действиями. Особенно если эти военные действия не предполагают разгрома противника. Для того чтобы разгромить фашистскую Германию, советским войскам пришлось взять (а по сути почти полностью разрушить) Берлин. При активном участии, конечно, союзников. Чего стоил, например, разгром англо-американской авиацией Дрездена, предшествующий взятию Берлина.
Может ли Россия разгромить и уничтожить Киев, Харьков, Одессу, являющихся частью ее истории и ее же культурного кода? В современных условиях такой разгром невозможен, слишком тесным является переплетение исторических (несмотря на все украинские фейки) и культурные пути двух стран, слишком пристально и трепетно к движению российских войск в этом направлении относится Запад. Есть понимание и того, что при уничтожении этих городов на самом деле пострадают сотни тысяч, если не миллионы жителей Украины. Мы заявляем при этом, что мы не воюем с мирным населением. И, действительно, не воюем. Но украинские Вооруженные Силы, прекрасно понимая этот российский нарратив, используют именно гражданское население, гражданские объекты и города Украины для размещения своих войск и тяжелых вооружений.
В последнее время акцент военных действий сместился к малым селениям и городам Донбасса. Но сути это не меняет. Разрушать большие города с миллионами проживающих в них жителей Россия не хочет. А украинская власть и командование ВСУ этим пользуются и поэтому на военном фронте возникает закономерный тупик.
Но при этом есть и другой фронт, почти невидимый, но который является для России главным. Если мы не можем добиться капитуляции врага на театре военных действий, остается политическая составляющая, то есть дипломатический фронт. Отсюда постоянные попытки разменять военные успехи на политические ништяки.
Поэтому мы не называем врага врагом, войну войной, а только спецоперацией. И при этом продолжаем сотрудничать с международными структурами, такими, например, как МАГАТЭ.
И дело не только в нас. Представители Западного мира, продолжая насыщать нацистский режим Зеленского оружием и деньгами одновременно, кто явно, кто тайно ведут переговоры о мире с Россией. Звучит это, конечно, странно. Но является фактом.
Например, мы ведем во время военных действий переговоры о зерновой сделке, предоставляя враждебному нам режиму Зеленского возможность поставлять и продавать зерно на запад (на эти деньги он тоже покупает вооружения). И активным участником этих переговоров является президент Турции Эрдоган.
Мы, несмотря на военные действия фактически в Черноморском бассейне, договариваемся с ним о создании газового хаба, в котором газ из России будет смешиваться с газом других стран и таким образом вроде бы перестает быть «враждебным» Европе.
Кстати, Турция. Она нам враг или как?
С одной стороны, Турция поставляла (возможно, и сейчас поставляет) беспилотники на Украину, построила и спустила на воду прямо посреди военных действий корвет для нашего противника. При этом Турция является членом НАТО, то есть того самого альянса из-за враждебных действий которого мы и начали спецоперацию на Украине.
С другой — президент Турции Эрдоган участвует в посреднических переговорах по обмену пленными, гарантирует зерновую сделку, активно поддерживает переговоры с российской стороной, то есть лично не проявляет никакой враждебности, а даже, наоборот, во многом не афишируя того, поддерживает международный статус России, как государства с которым нужно и должно вести политические переговоры. То есть действует дипломатическим путем, участвуя активной стороной на этом условном втором фронте.
Можно, конечно, обрисовать ситуацию банальной фразой, что здесь у Эрдогана нет ничего личного, только бизнес… Ну, зарабатывает таким образом президент очки и деньги для своего государства. Но все-таки ситуация представляется более сложной и многослойной. В том-то и дело, что Эрдоган такой не один.
Канцлер Германии Олаф Шольц все время или почти все время находится в колеблющемся положении. Так же, кстати, как и Макрон. То они безоговорочно вооружают Украины и мечтают о ее победе, то вдруг говорят о необходимости возобновления (продолжения?) переговоров о мирном решении конфликта.
Еще на прошлой неделе Макрон говорил, что в новом договоре о мире необходимо обязательно учесть интересы обеспечения безопасности России.То есть сделать то, что и предлагала Россия в декабре 2021 года до начала СВО. То вдруг, забывая об этом, снова требует окончательного разгрома России, в чем готов идти с Украиной до конца.
Так учет интересов обеспечения безопасности России или все же полный разгром? Чего хочет президент Франции?
Можно, конечно, и в этом случае сослаться на банальное: «сам не знает, чего хочет» и то, что он — «марионетка в руках США». Но и здесь, если вдуматься, ситуация более многослойная. Скорее всего, ситуация меняется в зависимости от того, как проходят невидимые бои на дипломатическом фронте. Этим-то и объясняется легкая и быстрая смена риторики европейских лидеров и «двурушничество» Эрдогана.
Те же США, обеспечивая по максимуму Украину деньгами и оружием, и готовые воевать с Россией до последнего украинца, в тоже время продолжают вести переговоры с РФ по другим вопросам, например, об освобождении Виктора Бута, которого поменяли на баскетболистку Бриттни Грайнер. Параллельно с реальной войной идут между Россией и США переговоры об участии России в следующем году в ряде международных форумов. А еще — о дальнейшем совместном использовании МКС. Это тоже кажется странным, но это — факт. Война идет: одна — непосредственно на Украине на ее просторах со смертоубийством и с применением дальнобойных систем залпового огня, а другой фронт этой войны пролегает через кабинеты политиков.
Безусловно, освобождение Бута — это победа российской дипломатии, которая особенно впечатляюще выглядит на почти полном забвении международных норм и правил.
Но главное тут другое — переговоры, о которых молчат или которые отрицают американцы, идут, и дипломатия, — второй фронт войны России с Западом, — работает. Пусть и скрыто и пока не столь впечатляюще результативно, но идут. И в принципе, для России, судя по всему, именно этот второй фронт и является в этой войне главным.
И многие странности этой войны, оставления завоеванных городов, обмен нацистских преступников на обычных российских военнопленных, отсутствие бомбардировок «центров принятия решений» (то есть Киева) и многое другое объясняются именно этим. Тем, что это и есть второй фронт войны, который может быть и является на самом деле главным. Раз мы не можем уничтожить «врага в его логове», то почему бы не сделать это в кабинетах политиков? Особенно когда в кабинетах будет холодно, а на улицах европейских столиц многолюдно от митингов протестов?
Резюме
Так чего ждать от войны на два фронта? Для меня ответ совершенно очевиден. Вялотекущих боев на театре военных действий и постепенной мучительной, тяжелой и настоящей победы на политическом, дипломатическом фронте.
Единственная ремарка: при очевидных успехах в боевых действиях (а они очень нужны) на политическом фронте появятся реальные шансы договориться о мире на наших, российских условиях.
И иного нам в этой странной войне, видимо, уже не дано.