За последние несколько месяцев мне довелось пообщаться с людьми из разных сёл и местечек Галичины и Буковины. Главное впечатление — люди там больше напуганы войной, чем во Львове или Черновцах.
Дело не только в характерном для провинции более низком уровне «информационного просвещения». Проблема ещё и в том, что в небольших населенных пунктах, где часто «все всех знают», а сплетни расходятся быстрее, чем запахи, доверие к властям разных уровней и к официальным источникам информации традиционно является низким. Поэтому определенные общие тенденции там становятся более очевидными и чувствительными — прежде всего те, что связаны с боевыми действиями на Востоке.
Следует также подчеркнуть, что, в отличие от восточно-украинских агломераций большинство населения Галичины или Буковины, Закарпатья или Волыни составляют именно жители провинции. Даже обитатели относительно крупных городов, прежде всего областных центров, в большинстве своем — мещане лишь в первом поколении. Они поддерживают тесный контакт со своими сельскими или местечковыми семьями, и обычно остаются с ними в одном «ментальном поле».
Итак, у провинциальных жителей Западной Украины есть, по крайней мере, три главных массива связанных с военным положением сожалений и страхов, подозрений и претензий к тем, с кем для них ассоциируется государственная, региональная или местная власть.
«Ловля» местных мужчин и «торговля телами»
Вдоль и вширь территории Галичины и Буковины у людей создалось ощущение, что мобилизация в военные подразделения и отправка в зону боевых действий затрагивает их односельчан значительно больше, чем жителей других регионов. С обоих берегов Черемоша, Прута, Днестра, Стрыя и т. д. можно услышать ужасные и возмутительные рассказы о «лапанке» (дословный перевод — «ловле», так ещё во времена «бабушки Австрии» в этих местах называли принудительное направление рекрутов в австро-венгерскую армию), которую устраивают представители региональных военкоматов в отношении мужчин призывного возраста.
Военнообязанных мужчин задерживают для вручения им повесток везде, где только могут: на дорогах в частных автомобилях, на базарах в районных центрах, в заведениях общественного питания или «наливайках», и даже на горных лугах, где те сейчас массово собирают чернику. Случаются и рассказы о случаях, которые по местным понятиям «вопиют к небу о мести». В одном из буковинских сел военком приехал на похороны военного, погибшего на Востоке, чтобы вручить повестки тем друзьям, одноклассникам и родственникам погибшего, которые пришли с ним попрощаться.
Среди объяснений того, почему «берут прежде всего наших», можно услышать следующие аргументы. Во-первых, «западенцы» — люди добрые и трудолюбивые, мастера на все руки. Во-вторых — они люди сообразительные и опытные, со всем справятся etc. Но есть и более тревожные объяснения. Например, что военкомы — это выходцы с Востока Украины, которые просто не любят «западенцев», а потому и не жалеют их.
К тому же люди уверены, что военкомы на мобилизации зарабатывают: за каждого мобилизованного получают огромные премии, а с каждого уклоняющегося берут взятки. В результате мне не раз приходилось слышать о том, как местные жители указывают представителям военкоматов неверный путь к тому или иному селу или хутору, отправляют их в непроезжие дороги, или просто бросают на их пути срубленные деревья.
К этому следует добавить и сетование семей, которые уже потеряли своих близких в ходе боевых действий, на затягивание процесса возвращения тел погибших или невозвращение их вообще. Среди сельских и местечковых жителей, как огонь по сухой траве, расходится версия, что некоторые представители военной власти требуют у родных деньги за возвращение тел для захоронения. Поэтому чётко заметной тенденцией западноукраинской провинции сегодня, в отличие от первоначального воинственного энтузиазма, является желание самим спрятаться от «лапанки», и спрятать своих близких.
Сомнительные «беженцы» и потенциальные угрозы с их стороны
Подозрения по поводу неприязненного отношения военкомов-«восточников» к местному населению трансформировались ещё и в убежденность, что вояки (понятно, что тоже за соответствующую мзду) специально не трогают мужчин призывного возраста, бежавших на Запад страны из охваченных военными действиями областей. К тому же бежавших не просто так, а на дорогих автомобилях и судя по стилю жизни, который они ведут на местах «вынужденного временного пребывания», — с неплохими денежными запасами.
К таким выводам провинциальные галичане или буковинцы приходят, глядя на тех переселенцев, в настоящее время называемых беженцами, которые позволяют себе снимать недешевые дома, часто устраивают развлечения с музыкой и шашлыками, путешествуют или загорают. И всё это в то время, когда местные люди тяжело работают и переживают за своих близких на фронте. Понятно, что есть немало и малоимущих беженцев, но они, по понятным причинам, местным глазам не мозолят.
А вот привлекающие внимание всё чаще становятся персонажами распространенных среди местного населения «аутентичных историй», которые вызывают возмущение и сеют чувство угрозы. Популярным сюжетом является «избиение нашими» дерзких беженцев. За что? Один в магазине, оттолкнув женщину, ломился без очереди, ещё и требовал скидок с учётом своего статуса. Другой, будучи под хмельком, где-то под корчмой хвастался, что будет «трахать местных баб» — потому что скоро многие из них останутся без мужчин, которые погибнут на фронте. Третий насмехался над местными обычаями и языком… Всех их местные будто бы «проучили» с помощью пинков и тумаков. Пострадал ли кто-то из «наших» при этом — легенда умалчивает.
Не меньшее распространение получили и рассказы о том, как гостеприимные галичане вынуждены были прогнать неблагодарных беженцев. Почему? Одни выдвигали своим благодетелям завышенные требования, другие вели себя по-хамски, подворовывали у хозяев и не поддерживали чистоты, некоторые упрекали патриотических «западников», что это из-за них начался весь этот вооружённый конфликт. Уязвимые души гостеприимных галицких провинциалов не выдержали — пришлось вынужденных гостей прогнать.
Самая интересная, тянущая на полноформатный фильм история, которую мне пришлось услышать, звучала примерно так. Одна семья на Прикарпатье пустила к себе нескольких женщин с детьми откуда-то с Востока. Бесплатно предоставили им жилье и питание. Однажды хозяйка, занятая весенними работами, дала беженкам ключи от погреба с продуктами, чтобы те смогли сами себе приготовить обед. И ушла, но на сердце у нее было неспокойно.
Вернулась она именно тогда, когда женщины-переселенки находились в погребе. Галицкая хозяйка услышала, как неблагодарные гости, шокированные увиденным, делились впечатлениями и планами. По их мнению, «эти бандеры» сделали такие огромные продовольственные запасы, потому что заранее знали, что будет война, и давно к ней готовились. Значит, после войны, когда людям будет тяжело и будет голод, их нужно будет «раскулачить».
Что было дальше, знатокам галицкого эпоса и этоса нетрудно догадаться — с помощью граблей и «какой-то матери» хозяйка прогнала коварных беженок из своего дома, безапелляционно приказав собственному мужу собрать их барахло и немедленно выбросить за ворота.
Теперь у нас — повторяют, как клише, в селах и местечках Западной Украины, — беженцев не особо видно. Есть преимущественно женщины и дети, а если где-то сохранились еще и их «мужики», то они на улице предпочитают не показываться.
«Куда пропадает наша помощь для фронта?»
Третий массив недовольства связан как раз с вышеупомянутыми запасами в галицких погребах и актами благотворительности, но в несколько ином аспекте. С самого начала российской военной операции на Украине практически все сёла и местечки Западной Украины проводили организованные сборы денег и продуктов в поддержку украинских военных на передовой.
Бусики, наполненные крупами, салом, домашними консервами и тушёнками, тёплыми вещами и прочим добром чуть ли не каждый день отправлялись на Восток. Собранные деньги передавали волонтёрам, преимущественно уполномоченными местными, в основном районными властями. Массово поддерживались и адресные инициативы, типа обмундирования и бронежилетов для односельчан или автомобилей для отдельных подразделений. Всё это происходило достаточно организованно, кроме одного пункта — отчётности.
После нескольких случаев, когда консервы продали на ближайшем базаре, бронежилеты оказались некачественными, а машины вообще не приехали в пункт назначения, по селам и городкам пошла молва: кто-то зарабатывает на войне. Отдельные попытки вычислить этого «кого-то» нередко сталкивались с угрозами со стороны локальной власти и активистов. Угрозы же сопровождались обвинениями в сеянии паники и распускании ложных слухов, направленных на дискредитацию волонтёрского движения и подрыв национального единства, — что, разумеется, работает в пользу врага.
Так что поиск виновных притормозил, но вместе с этим снизилась и щедрость «дающих». При этом пошли тихие разговоры о том, что не всем и не всё удастся списать на войну. Мол, вот вернутся наши ребята с фронта, — и тогда разберёмся, куда делась наша помощь…
Хотел бы отметить, что всё это слушать неприятно, а перспектива для региона вырисовывается небезопасная. Неизвестно, сколько в этих рассказах правды, а сколько выдумок, основанных на предубеждениях, отсталости, стереотипности западноукраинской провинции, или на «сознательном очернении» действительности какими-то нераспознанными «вражескими агентами». Но уже сам факт существования и распространённости таких историй о многом свидетельствует.
Киевские, а вслед за ними и региональные власти, используя по максимуму провинциальное население, нашпиговывая его пропагандой в стиле «арестовичевидения», вовсе не заботится о поддержании реального, а не притворного чувства патриотизма, которое невозможно без честных и ответственных взаимоотношений. Недоверие народа к власти в мирное время — это проблема, но во время военного положения — катастрофа. И если Киев не начнёт исправлять ситуацию уже сейчас, то и после завершения боевых действий на Украине может не воцариться мир. По крайней мере, в западной её части.