Боец полка имени Ахмата-Хаджи Кадыров с позывным «Сильвер», с ухоженной хипстерской бородой и тихим мягким голосом больше похож рекламу барбершопа или еще какого-нибудь модного места в столице. «Сильвер» из Москвы и сослуживцы иногда его так и окликают: «Москва-а-а-а». Он не обижается, во взводе, который ходит в «промку», только те, кто считает товарищей друзьями, остальные отсеялись, уверяют «ахматовцы» самых разных этносов.
«Сильвер» рассуждает о том, когда наступит перелом в боях за оставшуюся часть города — когда противник начнет нести неприемлемо большие потери. «Они не дураки, наемники работают за деньги и не горят желанием лезть просто так. А когда они видят, что гибнут…», — обрывает он фразу, давая понять, что после этого иностранные солдаты утеряют значительную часть мотивации.
«В чем особенность — они почти не штурмуют нас. У них нет задачи отнять у нас дома. У них же задача — своих терять меньше. Когда они будут атаковать, они будут терять больше», — объясняет «Сильвер» тактику украинских военных.
Киев или тот, кто ведет его военную кампанию, не очень-то надеется на победу, полагает «Сильвер», поэтому наносит ущерб тем, кому может — населению, которое еще вчера номинально было украинским.
…
Командир роты шестого батальона второй бригады Луганской народной республики с позывным «Монгол» показывает разрушения зданий, прилегающих к «промке»: сгоревшие этажи, отверстия в стенах. «Вот тут, тут и тут все было целое, когда мы вошли в город. Это они артиллерией сделали», — машет он рукой в сторону, где добивают остатки украинского гарнизона.
…
Командир роты шестого батальона второй бригады Луганской народной республики с позывным «Монгол» показывает разрушения зданий, прилегающих к «промке»: сгоревшие этажи, отверстия в стенах. «Вот тут, тут и тут все было целое, когда мы вошли в город. Это они артиллерией сделали», — машет он рукой в сторону, где добивают остатки украинского гарнизона.
Северодонецк был назначен официальным Киевом «столицей» остатков Луганской области Украины, здесь работала так называемая военно-гражданская администрация. А «Монгол» предлагает показать и редакции каналов, которые вещали отсюда, чтобы укаинизировать Донбасс. «Рассказывали, как Черное море копали», — повторяет он проверенную временем шутку.
В студии для эфиров над камином, который незамысловато должен был обозначать уют домашнего очага, лежат книги. В основном, всякое украиноязычное, формирующее «правильное» мировоззрение. В соседней аппаратной на доске надпись «Ведущих целовать обязательно». Не державной мовою, как полагается бойцам, а «москальскою». На полочке забытая книга Маркеса «Вспоминая моих грустных шлюх». Как и в мариупольской «безпеке» (управлении Службы безопасности Украины) сквозь всевозможные «повчання» и «напучування» проступал, как живая жизнь, русский язык, родной для тех, кто занимался украинизацией.
«Монгол» ведет туда, где есть то, что показалось ему примечательным — в одной из комнат он показывает обрывки на столе в помещениях редакции местного радио и телевидения. «Монгол» уверяет, что тут ведущие на камеру проводили что-то вроде обряда — разрывали на части журнал о российской армии. На клочках бумаги и правда двуглавый орел с распростертыми крылами — такой, какой и сейчас служит эмблемой вооруженных сил и раньше во времена наполеоновских войн украшал форму русских солдат. Орла тронуть побоялись.
— Это у них магия такая?
«Монгол» пожимает плечами — он не вникал настолько глубоко в славаукраинские суеверия.
— Они нас боятся, мы же им ничего плохого… — удивленно говорит он, кажется, не ощущая того, что в устах человека в камуфляже, воюющего профессионального военного, такая фраза звучит забавно.
— Вы им наносите чувствительный ущерб. Потери высокие у них.
— А мы не просили на нас наступать. Я с 14 года воюю, — как будто собирается с мыслями «Монгол» после напоминания о том, что он не только пряники раздает.
Пряники он, впрочем, раздает. Традиционно до прихода спасателей и социальных служб кормит, лечит и выручает армия. Рота «Монгола» делится едой с местными жителями, ящик пряников, как-то доставшийся солдатам, был немедленно выдан мужу и жене, по виду бодрым пенсионерам, для маленьких детей. Вчера военные дали клубники, у детей лето как лето, улыбается пара.
«Монгол» довольно жмурится. Если бы не камуфляж на командире роты и его бойце, не глухие удары вдалеке, где артиллерия методично долбит «промку», то это бы больше походило на встречу соседей, давно ставших друг другу почти родней. «Восемь лет воюю, устал. Так домой хочется», — почти грустно произносит он. Дома — внук и внучка. А здесь — личный состав, рубежи, которые надо будет удерживать, если украинские силы попытаются контратаковать, затихший город под теплым июньским солнцем, по улицам которого «Монгол» передвигается короткими перебежками, прихрамывая.
Так, хромая, ходит через дворы, где живут те, на кого вещало «телебачення». С задачей оно, очевидно, не справилось, потому что жители одного из домов просят у «Монгола» георгиевские ленточки с панамы. Для разговора с военным они отвлекаются от распутывания каната, канат нужен, чтобы как-то сдернуть плиту с верхнего этажа, куда прилетел снаряд. Часть конструкции грозит упасть, поэтому жильцы своими руками проводят спасательные работы. Обстрелы со стороны украинских позиций не прекращаются, кто-то, как уже повелось (люди под огнем с какой-то странной гордостью демонстрируют коллекции осколков), приносит кассету от «Града» — сделанный в Польше снаряд.
Следуют злые комментарии по поводу помогающих Киеву «союзников». Иностранных наемников, засевших в промзоне, во дворе хотят посадить на высокую башню, наверное, чтобы они смотрели на город. А с теми, кто наводит снаряды на жилые кварталы, предлагают расправляться сразу.
«Корректировщики? Вон там четыре могилы есть, слава богу, своей смертью умерли. Если я поймаю корректировщика, будет пятая», — веско говорит один из жильцов Константин, чем-то похожий на Коломойского — то ли очками и бородкой, то ли таким же обаятельным напором, то ли нежеланием сглаживать углы. «Зеленский — *****», — сразу же выдает он характеристику украинскому президенту.
А «Монгола» же так сильно тянет к мирной жизни, что он умиляется огороду, насаженному жильцами под окнами, не влезая в политические разговоры. «Покажите всем, помидорчики, кабачочки», — с мечтательной интонацией давно воюющего человека предлагает он. А потом просит, чтобы передали привет отцу — тоже офицеру.
…
…
Отец «Монгола» на известия о сыне отреагировал как человек военный со сдержанной радостью, лаконично, без сантиментов по поводу воюющего с 2014-го сына: «Рад слышать. Всем боевой удачи. Давите их, сынки».