В статье леволиберальной британской The Guardian говорится, что белорусы в России сталкиваются с «бытовым расизмом»…
Можно было бы предположить, что это написал человек, который никогда не был в России и ничего не знает о русских и белорусах, но публикация вышла за подписью известного в узких кругах писателя Саши Филипенко — уроженца Минска, который ещё в студенческие годы переехал в Россию.
Как будто желая придать своему утверждению о «бытовом расизме» ещё более абсурдный характер, Филипенко в статье уточнил (дословно): «Моя мама русская; мой отец украинец. У меня русские, белорусские и татарские корни, а фамилия украинская». В общем, это первый в России случай проявления расизма в отношении русского, белоруса или татарина с украинской фамилией и украинским папой.
Тему мифических национальных притеснений Филипенко поднимает и в своём литературном творчестве. Так, в его романе «Красный крест» мы читаем:
«Однажды я познакомился с Ядвигой. Её мужа, белорусского театрального режиссёра, расстреляли в 37-м, сына арестовали в 39-м. Этих людей советская власть уничтожила только за то, что, живя здесь, в Беларуси, они разговаривали на родном языке. Национальный вопрос. Здесь есть только один великий народ».
Хоть Филипенко и называет себя Сашей, он давно не мальчик, ему 37 лет. Он получил хорошее образование в Санкт-Петербургском государственном университете. Неужели он не знает, что советская власть не то что не расстреливала за белорусский язык, она страстно его внедряла во все сферы общественной жизни БССР в ходе специальной политики белорусизации?
Об этом писал, например, профессора Гарвардского университета Терри Мартин:
«Белорусское руководство было просто одержимо идеей национального строительства и посвящало ему даже больше внимания, чем руководство Украины. В 1926 г. Бюро ЦК Компартии Белоруссии обсуждало национальную политику 41 раз. Для сравнения: в том же 1926 г. Бюро ЦК Компартии Грузии обсуждало этот вопрос всего шесть раз.
Численность центральных ответственных работников, которые владели белорусским языком и вели на нём работу, резко возросла — с 21,9% в 1925 г. до 80% к концу 1927 г. и примерно до 90% в 1929 г. (что значительно выше достигнутого к этому времени на Украине). Как и на Украине, почти всё делопроизводство было переведено с русского языка на местный, то есть в данном случае на белорусский, в то время как разговаривали в учреждениях и организациях на русском.
Пресса стала почти исключительно белорусской. В 1929 г. существовала всего лишь одна русскоязычная газета, и не выходило ни одного русскоязычного журнала» (Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. М., 2011. С. 359-360).
Мы не считаем Филипенко невеждой, поэтому рискнём утверждать, что он сознательно искажает историю, действуя по принципу «если факты противоречат моей идеологической концепции, тем хуже для фактов». Идеология же у Филипенко стандартная для БЧБ-змагара: Белоруссия не Россия, белорусы и русские — чуждые друг другу народы.
В том же «Красном кресте» приехавший в Минск россиянин рассуждает:
«Зачем я вообще приехал сюда? Пускай и братская, но всё же чужая страна. Красный костёл и широкий проспект, какой-то лысеющий поэт и гроб Дворца Республики. Десятки построек и ни одного воспоминания. Незнакомые окна, чужие лица. Что это вообще за страна такая?»
Как же сложилась у Филипенко жизнь в «чужой» для него России? Лучше, чем у многих россиян, так же занимающихся писательством на русском языке. Белорус получил «Русскую премию», премии «Сделано в России» и «Ясная поляна». По книге «Красный крест» был поставлен спектакль в самом модном московском театре — «Гоголь-центре».
Филипенко, несмотря на выдуманный им «бытовой расизм», реализовал в России свой творческий потенциал, как и огромное число других белорусов. Причём не только в настоящем, но и в прошлом.
Мы советуем Саше Филипенко, находясь в Москве, поинтересоваться, кто занимался украшением Крутицкого теремка, Коломенского дворца царя Алексея Михайловича, храма Григория Неокесарийского на Большой Полянке, в котором венчался Алексей Михайлович.
Этим занимались православные уроженцы Белой Руси XVII века, которые массово переселялись из Речи Посполитой в Москву. И они уж точно не хотели, чтобы их малая родина, находящаяся под польским игом, была отделена от единоплеменной и единоверной России «морями и океанами».
Может быть, «царизм» насильно загоняли белорусских мастеров в «московское рабство»? Как бы не так.
В фундаментальном труде белорусского историка Л.С. Абецедарского «Белорусы в Москве XVII в.» на основе анализа многочисленных документов показано, что большинство переселенцев были добровольцами, а те, кого уводили в качестве «полоняников» (до «полона» они зачастую были крепостными польско-литовских панов), впоследствии либо отказывались возвращаться домой, найдя себе работу в Москве, либо, вернувшись в Речь Посполитую, через несколько лет «сызново на государево имя к Москве» возвращались.
Благодаря выходцам из Белоруссии в Москве появился первый русский театр. Он был организован в 1672 году при дворе царя Алексея Михайловича. Театр возглавлял лютеранский пастор немец Иоганн Готфрид Грегори, а актёры для постановок были набраны из населённой белорусами Мещанской слободы (сегодня это район станции метро «Проспект Мира»).
Известны имена некоторых актёров: Родька Иванов, Ивашка Иванов, а также места их происхождения: Горки, Дубровно и другие города Белой Руси. Как отмечают исследователи, их челобитные на имя царя сохранили характерные особенности белорусского диалекта русского языка.
Само собой, никто из уроженцев Белой Руси никогда не подвергался в Великороссии притеснениям.
Для белорусов, как для «своих людей», были открыты все социальные лифты, которыми они успешно пользовались. Симеон Полоцкий был воспитателем детей царя Алексея Михайловича от Марии Милославской (Фёдора, Алексея и Софью) и наблюдал за воспитанием царевича Петра.
Уроженец Минской губернии А.Ф. Кошко в начале XX века занимал пост начальника Московской сыскной полиции, после чего был назначен заведующим всем уголовным розыском Российской Империи. Последним московским градоначальником до революции был гродненский дворянин, выпускник Полоцкой военной гимназии — Иосиф Иванович Мрозовский.
Список успешных карьер белорусов в Российском государстве можно продолжать еще очень долго.
Когда Филипенко пишет, что Россия якобы всегда отрицала белорусскую субъектность, он забывает (а может быть, всё-таки и не знает), что Москва сделала всё, чтобы Белоруссия (как и Украина) стала самостоятельным членом ООН ещё в 1945 году.
В реальной действительности — а не в фантастическом мире писателя Филипенко — Россия, Белоруссия и Украина связаны прочными этническими, культурными, историческими узами. Мы одна семья. Как в любой семье, у нас случаются ссоры. И подстрекателями раздоров всегда выступают наши недоброжелатели извне.
Статья в газете The Guardian — лишнее свидетельство того, что цель Запада состоит в том, чтобы рассорить нас, разжечь ещё больше братоубийственное противостояние. Распространить пылающий на Украине пожар вооружённого конфликта и на Белоруссию.
Филипенко пишет: «Украинцы решительно вырвались из крепких семейных объятий, захлопнув за собой дверь». То же самое он предлагает сделать белорусам. Но стоит ли оно того, Саша? Положа руку на сердце, хотел бы ты, чтобы, вырвавшись из семьи, Белоруссия оказалась в той точке, где сейчас Украина?
Или всё-таки лучше жить по-семейному в большом государстве от Бреста до Владивостока — свободно ездить друг к другу делать карьеры, а не воевать, снимать границы, а не мечтать о морях и океанах между нами, пользоваться нашим общим русским языком, а не пытаться запретить его, как на Украине?